«Для мира моя коллекция имеет ценность, а для городских чиновников — нет». Как нумизмат из Феодосии борется за свой Музей денег
Когда мне было пять лет, я нашел медную копейку времен Николая II. С тех пор стал коллекционировать деньги, и довольно успешно. После школы я отучился на механика, работал на судостроительном заводе «Море» в Феодосии, неплохо зарабатывал. Тогда часто ездил в Москву и Ленинград, всегда выгадывая час-другой, чтобы приобрести или обменять у коллекционеров интересующие меня деньги. Покупал даже золотые монеты, хотя это было запрещено по закону и любой милиционер мог их у меня отобрать.
Тем временем приближался развал Советского Союза. В одном из журналов мне на глаза попалась статья о Музее Парижского монетного двора. Я прочитал ее на одном дыхании и поставил перед собой цель: когда появится возможность, я создам похожий. Представьте, как меня увлекла эта идея, учитывая ситуацию в стране и то, что даже золотую монету легально купить запрещалось. При этом мой интерес был нематериальным. Мне хотелось поделиться с людьми тем же, что захватывало меня, — историями о деньгах: рассказать, как ради них убивали и любили, как с их помощью покупали рабов и делали великие открытия.
Потом случилась перестройка. Многие редкие монеты тогда вывозили для перепродажи за рубеж, я же покупал их для будущего музея. Моя коллекция выросла. Я получил историческое образование, стал заниматься краеведением, публиковать статьи о нумизматике. В 2003 году открыл свой музей — город выделил под него помещение в безвозмездное пользование. Подобных музеев не было ни в России, ни на Украине, они стали появляться позже. Мои посетители могли увидеть редкие монеты, которых нет даже в большой коллекции Эрмитажа. Всего в экспозицию вошли более 30 тысяч экспонатов, в том числе монеты античной Феодосии и монеты, которые нам передали из Ватикана по поручению папы римского, деньги несуществующих государств, фарфоровые деньги, деньги-колеса, самые маленькие и самые большие деньги, даже феодосийский клад, самый крупный из всех, что были найдены на территории независимой Украины. Со временем музей стал популярным среди туристов. Его даже включили в маршрут известного проекта «Золотое кольцо Боспорского царства», объединяющего достопримечательности, связанные с античным наследием.
Проблемы начались в мае 2012 года, когда из-за онкологии умерла моя жена. Тогда же был организован рейдерский захват части помещения, которое я занимал. Пространство, которое нам выделили в 2003 году под Музей денег, было передано с условием, что я буду попечительствовать над Музеем дельтапланеризма, который находился в том же здании. Пришлось заплатить три тысячи долларов бывшему директору за экспонаты. Тем временем моя коллекция монет пополнялась, и закрепленных за ней 78 квадратных метров явно не хватало. Я подал в городскую администрацию заявление на расширение музея денег, а Музей дельтапланеризма перевез в другое помещение, которое тоже выделил город, и сделал там ремонт за свой счет. Тут вмешался бывший директор музея. Он добился от местных чиновников, чтобы ему вернули музей, а затем продал его другим людям. Те переименовали его в Музей свободного полета и стали брать деньги за дополнительные услуги — например, 150 рублей стоит провести 10 минут на тренажере-симуляторе дельтаплана.
В итоге из 180 квадратных метров мне остались прежние 78. Я понимал, что все договоренности с администрацией держатся на честном слове, и пытался приватизировать оставшееся помещение, но ничего не выходило. Начал обсуждать это с мэром Владимиром Шайдеровым, но мы не успели договориться, потому что он умер от сердечного приступа на тренировке по футболу в 2008 году. Потом был Александр Бартенев — тот пообещал дать мне миллион долларов на развитие музея, но был убит выстрелом из ружья в 2013-м. Затем мы обсуждали вопрос с Дмитрием Щепетковым в 2015-м. После встречи с ним, когда я пришел домой и включил компьютер, то понял, что почти сразу после моего ухода его задержали по обвинению в коррупции.
Ситуацию осложняло еще и то, что с 2014 года мы стали жить по российскому законодательству. Помимо музея у меня был свой бизнес — ломбард и антикварный магазин, благодаря им я платил по счетам и пополнял коллекцию. В Крыму начался общий хаос, заниматься предпринимательством стало сложно из-за нового законодательства и бюрократии, все это отнимало время, а мне хотелось сконцентрироваться на исследовательской работе. Я закрыл все, кроме музея, и стал жить на накопления.
И вот прошло шесть лет после присоединения Крыма. Хоть я и перерегистрировал все документы на музей, но так и не получил от властей разрешение занимать помещение, в котором он находится. Более того, в прошлом году меня уже хотели выгнать из здания и даже попытались завести на меня уголовное дело за неправомерное завладение недвижимым имуществом. Тогда за меня заступилась местная ассоциация заповедников и музеев, власти Крыма, журналисты. Городские чиновники пошли на попятную, пообещав решить проблему. Этого не произошло. Недавно я снова получил от них письмо с требованием покинуть помещение.
Можно было бы предположить, что музей хотят закрыть из-за моих оппозиционных взглядов. Я критиковал чиновников и публично заявлял, что не пойду на референдум, но музея это никак не касается. Там у меня все показано правильно: присоединение Крыма, все скрепы духовные, георгиевские ленточки — это есть. И я никогда не считал, что могу высказывать свое мнение, отличное от официального, когда провожу экскурсию. Насколько я понял, все дело в том, что на помещение музея, которое находится в самом центре города, положили глаз местные бизнесмены.
Мне очень сложно понять, почему так происходит — все же я занимаюсь не коммерческой деятельностью, а культурой и наукой. Билеты недорогие: школьники — 100 рублей, взрослые — 200, детям до шести лет — бесплатно. В Москве есть Музей нумизматического клуба президента «Лукойла» Вагита Алекперова, у них такой же статус, как у нас: частное учреждение культуры. Им выделили исторические палаты на Арбате в безвозмездное пользование. Такие примеры есть и в Феодосии: например, помещения получили Музей рыбы, а также тот самый Музей свободного полета, который до сих пор работает через стенку от меня.
Конечно, понятие частного музея сейчас размытое, и ясно, что не всегда поддержка властей оправдана. Иногда доходит до смешного, когда «музеем шоколада» называют магазин, а «музеем эмоций» — фотозону или парк аттракционов. Но я же занимаюсь научной деятельностью, у меня серьезные фонды, меня приглашают на международные конференции. В последнее время я слышу много заявлений о том, что государство такие начинания хочет поддерживать, но на примере моего музея видно, что пока желания расходятся с делом.
Вариант с оплатой аренды не рассматривается, потому что помещение хотят выставить на торги. Но, даже если бы мне предложили платить, я бы это не потянул: один квадратный метр в центре Феодосии стоит три тысячи рублей. Даже разговоры об этом кажутся абсурдными: если я начну платить, то как бы признаю, что у меня не музей, а аттракцион или шоу. Получится, что многие другие частные музеи, которые к науке имеют опосредованное отношение, пользуются помещением бесплатно, потому что занимаются важным делом, а я будто коммерсант.
Все мои сотрудники уволились, я остался один. Мне дали три дня на выселение. Я прихожу в музей каждый день и собираю монеты в коробки — боюсь, что не уложусь в этот срок. Да и не представляю, куда это все вывозить. Речь идет об огромной коллекции, которую я собирал всю свою жизнь. Среди экспонатов есть два полуторатонных сейфа, не знаю, как их дотащу до своей квартиры. Знакомый из Одессы предложил перевезти все к нему, но я не хочу — все же основная ценность коллекции в том, что она рассказывает историю Феодосии через историю денежного обращения.
Самое обидное, что люди ежедневно ломятся в музей. Звонят, спрашивают, когда он откроется. Мне нужно что-то им отвечать. Моим музеем интересуются нумизматы из других стран. Получается, что для мира моя коллекция имеет ценность, а для городских чиновников — нет.
Юриста я пока не нанимал. Судов у нас никаких не было, и я все еще надеюсь, что и не будет. Я верю, что смогу выбраться. Несмотря на все проблемы, я надеюсь, что в будущем музей возродится и станет всемирно известным собранием денег, а на его базе будут проводиться конференции и симпозиумы.
Подготовила Дарья Миколайчук