Стурла Брандт Гровлен: Мир адаптировался к нашему фильму
Когда Йохан Йоханссон ушел из жизни, в каком виде был фильм? Какие материалы были у вас на руках?
Материалов у нас накопилось много, но мы снимали как раз в то время, когда карьера Йохана резко пошла вверх. Почти сразу после того, как мы закончили съемки, он стал номинантом на премию «Оскар» и получил «Золотой глобус» за музыку к фильму «Вселенная Стивена Хокинга». У него сразу появилось так много предложений и столько интересной работы, что монтаж и постпродакшн фильма продвигались очень медленно. Мы начали работать над фильмом в декабре 2014 года, а Йохан скончался в феврале 2018-го. Все это время он занимался монтажом, музыкой, постпродакшеном, но в итоге Йохан успел смонтировать картину процентов на семьдесят, а больше всего работы оставалось с музыкой. Ничто не было записано профессионально, и вообще это были больше идеи, концепции. Поэтому для Яира Элазара Глотмана, который в титрах фильма тоже значится как автор музыки, это был серьезный вызов. Еще нам пришлось перезаписать Тильду Суинтон, которая читает закадровый текст. Йохан был доволен ее работой, но он хотел, чтобы в ее голосе ближе к финалу появилось больше страсти и тепла. Поэтому мы сделали еще одну запись и соединили ее с первой — в фильме можно услышать обе.
«Последние и первые люди» — это обращение людей будущего (или даже постлюдей) к своим предкам. С тех пор как вы начали снимать фильм, произошло много событий, связанных и с изменениями климата, и с покорением космоса (в фильме упоминаются и микробы, которые могут сыграть свою роль в эволюции человечества, но вы, кажется, завершили работу до начала пандемии). Когда вы готовили картину к премьере, не было ли у вас искушения внести изменения в первоначальный замысел с учетом новых знаний?
Роман Олафа Стэплдона, который лег в основу картины, касается страхов, связанных с концом света, и это вневременное чувство. Но мир постоянно развивается, и мы осознали, что к концу 2018 года, когда Грета Тунберг вывела проблему изменения климата на глобальную повестку дня, фильм стал актуальнее. На восприятие картины повлияла и кончина Йохана: даже после смерти человека музыка и искусство остаются в веках, и в какой-то степени наш фильм тоже об этом. В итоге картина стала более злободневной, чем мы задумывали, но мы ничего не делали для того, чтобы это подчеркнуть. Все уже изначально было в романе Стэплдона. Скорее, это мир адаптировался к нашему фильму.
Вы читали этот роман до того, как приступили к работе над фильмом?
Йохан прислал мне экземпляр, и, перед тем как начались съемки, я его прочитал. Точнее, попытался прочитать: не знаю, читали ли вы эту книгу, но это непростой текст, через который иногда приходится продираться. И вместе с тем очень интересный. Потом, когда мы занимались постпродакшеном, я еще раз перечитал роман.
Книга была написана в 1930 году, но там есть удивительно точные предсказания и про войну между Германией и Россией, и про роль Китая, и про бактериологическое оружие.
Да, просто пугающие предсказания. Йохан был большим поклонником творчества Стэплдона, и он прочитал его роман еще до того, как узнал о «спомениках» — монументах эпохи Тито на территории бывшей Югославии. А, увидев их, придумал, как можно создать диалог между этими памятниками и книгой «Последние и первые люди».
А откуда он узнал про эти монументы?
Насколько я знаю, Йохан увидел их на выставке бельгийского фотографа Яна Кемпенаэрса. Потом он начал изучать этот вопрос и даже поехал на несколько недель в бывшую Югославию. Там Йохан снимал «споменики», и постепенно у него начала выкристаллизовываться идея фильма. Когда он обратился ко мне, у него уже была вполне ясная концепция будущей картины. Йохан еще не знал, как это будет смонтировано, как памятники будут взаимодействовать друг с другом, но он еще тогда придумал, что зрителю должно казаться, будто эти монументы движутся. Мы пытались оживить «споменики» и снимать их так, как если бы это были космические корабли, летящие среди звезд.
Вы долго снимали?
День или два мы готовились, а потом отправились в небольшое путешествие на три недели. Я, Йохан, ассистент оператора, продюсер-координатор и водитель. В общем, пять парней в автобусе и камера. Это было похоже на тур какой-нибудь рок-группы.
Йохан Йоханссон — музыкант и привык работать со звуками. Вы имеете дело с образами. Легко ли вам было доносить друг до друга свои мысли и представления о том, как должен выглядеть фильм?
Насколько я помню, это было не очень сложно. Йохан к тому времени уже сделал в качестве режиссера короткометражку «Конец лета» об Антарктике и хорошо представлял себе процесс съемки. Да, он музыкант и композитор, но в то же время — рассказчик и режиссер. Я был знаком с его музыкальным творчеством, но, встретившись и начав работу, мы общались уже как режиссер и оператор. Правда, этот проект изначально очень абстрактный: такая у него ДНК. Поэтому у нас не было обычных для кинопроизводства обсуждений того, какие кадры лучше всего передадут нарратив. Нарратив нашего фильма складывался из закадрового текста, музыки и изображения, поэтому мы говорили главным образом о том, как вдохнуть жизнь в эти памятники и как лучше показать эти абстрактные и прекрасные объекты.
К тому времени у него уже была написана какая-то музыка, чтобы вы примерно представляли себе звуковое сопровождение?
Да, и он давал мне ее послушать во время съемок. Это очень помогало ощутить атмосферу фильма, понять его темп.
Вы сами как-то связаны с музыкой? Играете на каком-нибудь инструменте?
Я в конце 90-х играл на бас-гитаре в одной панк-группе.
А в Норвегии (Гровлен родился в Тронхейме. —Прим. ред.) вообще есть люди, которые никогда не занимались музыкой? А то какого известного норвежца ни возьми — все певцы и музыканты. У Ю Несбё своя группа, принцесса Марта Луиза поет, вы вот играли на басу...
Никогда об этом не задумывался, но, кажется, вы правы. Наверное, это часть нашей культуры. Вообще Норвегия — отличное место, чтобы заниматься музыкой: правительство поддерживает музыкантов, выделяет им гранты. Так что это очень привлекательная профессия.
