Стурла Брандт Гровлен: Мир адаптировался к нашему фильму
Когда Йохан Йоханссон ушел из жизни, в каком виде был фильм? Какие материалы были у вас на руках?
Материалов у нас накопилось много, но мы снимали как раз в то время, когда карьера Йохана резко пошла вверх. Почти сразу после того, как мы закончили съемки, он стал номинантом на премию «Оскар» и получил «Золотой глобус» за музыку к фильму «Вселенная Стивена Хокинга». У него сразу появилось так много предложений и столько интересной работы, что монтаж и постпродакшн фильма продвигались очень медленно. Мы начали работать над фильмом в декабре 2014 года, а Йохан скончался в феврале 2018-го. Все это время он занимался монтажом, музыкой, постпродакшеном, но в итоге Йохан успел смонтировать картину процентов на семьдесят, а больше всего работы оставалось с музыкой. Ничто не было записано профессионально, и вообще это были больше идеи, концепции. Поэтому для Яира Элазара Глотмана, который в титрах фильма тоже значится как автор музыки, это был серьезный вызов. Еще нам пришлось перезаписать Тильду Суинтон, которая читает закадровый текст. Йохан был доволен ее работой, но он хотел, чтобы в ее голосе ближе к финалу появилось больше страсти и тепла. Поэтому мы сделали еще одну запись и соединили ее с первой — в фильме можно услышать обе.
«Последние и первые люди» — это обращение людей будущего (или даже постлюдей) к своим предкам. С тех пор как вы начали снимать фильм, произошло много событий, связанных и с изменениями климата, и с покорением космоса (в фильме упоминаются и микробы, которые могут сыграть свою роль в эволюции человечества, но вы, кажется, завершили работу до начала пандемии). Когда вы готовили картину к премьере, не было ли у вас искушения внести изменения в первоначальный замысел с учетом новых знаний?
Роман Олафа Стэплдона, который лег в основу картины, касается страхов, связанных с концом света, и это вневременное чувство. Но мир постоянно развивается, и мы осознали, что к концу 2018 года, когда Грета Тунберг вывела проблему изменения климата на глобальную повестку дня, фильм стал актуальнее. На восприятие картины повлияла и кончина Йохана: даже после смерти человека музыка и искусство остаются в веках, и в какой-то степени наш фильм тоже об этом. В итоге картина стала более злободневной, чем мы задумывали, но мы ничего не делали для того, чтобы это подчеркнуть. Все уже изначально было в романе Стэплдона. Скорее, это мир адаптировался к нашему фильму.
Вы читали этот роман до того, как приступили к работе над фильмом?
Йохан прислал мне экземпляр, и, перед тем как начались съемки, я его прочитал. Точнее, попытался прочитать: не знаю, читали ли вы эту книгу, но это непростой текст, через который иногда приходится продираться. И вместе с тем очень интересный. Потом, когда мы занимались постпродакшеном, я еще раз перечитал роман.
Книга была написана в 1930 году, но там есть удивительно точные предсказания и про войну между Германией и Россией, и про роль Китая, и про бактериологическое оружие.
Да, просто пугающие предсказания. Йохан был большим поклонником творчества Стэплдона, и он прочитал его роман еще до того, как узнал о «спомениках» — монументах эпохи Тито на территории бывшей Югославии. А, увидев их, придумал, как можно создать диалог между этими памятниками и книгой «Последние и первые люди».
А откуда он узнал про эти монументы?
Насколько я знаю, Йохан увидел их на выставке бельгийского фотографа Яна Кемпенаэрса. Потом он начал изучать этот вопрос и даже поехал на несколько недель в бывшую Югославию. Там Йохан снимал «споменики», и постепенно у него начала выкристаллизовываться идея фильма. Когда он обратился ко мне, у него уже была вполне ясная концепция будущей картины. Йохан еще не знал, как это будет смонтировано, как памятники будут взаимодействовать друг с другом, но он еще тогда придумал, что зрителю должно казаться, будто эти монументы движутся. Мы пытались оживить «споменики» и снимать их так, как если бы это были космические корабли, летящие среди звезд.
Вы долго снимали?
День или два мы готовились, а потом отправились в небольшое путешествие на три недели. Я, Йохан, ассистент оператора, продюсер-координатор и водитель. В общем, пять парней в автобусе и камера. Это было похоже на тур какой-нибудь рок-группы.
Йохан Йоханссон — музыкант и привык работать со звуками. Вы имеете дело с образами. Легко ли вам было доносить друг до друга свои мысли и представления о том, как должен выглядеть фильм?
Насколько я помню, это было не очень сложно. Йохан к тому времени уже сделал в качестве режиссера короткометражку «Конец лета» об Антарктике и хорошо представлял себе процесс съемки. Да, он музыкант и композитор, но в то же время — рассказчик и режиссер. Я был знаком с его музыкальным творчеством, но, встретившись и начав работу, мы общались уже как режиссер и оператор. Правда, этот проект изначально очень абстрактный: такая у него ДНК. Поэтому у нас не было обычных для кинопроизводства обсуждений того, какие кадры лучше всего передадут нарратив. Нарратив нашего фильма складывался из закадрового текста, музыки и изображения, поэтому мы говорили главным образом о том, как вдохнуть жизнь в эти памятники и как лучше показать эти абстрактные и прекрасные объекты.
К тому времени у него уже была написана какая-то музыка, чтобы вы примерно представляли себе звуковое сопровождение?
Да, и он давал мне ее послушать во время съемок. Это очень помогало ощутить атмосферу фильма, понять его темп.
Вы сами как-то связаны с музыкой? Играете на каком-нибудь инструменте?
Я в конце 90-х играл на бас-гитаре в одной панк-группе.
А в Норвегии (Гровлен родился в Тронхейме. —Прим. ред.) вообще есть люди, которые никогда не занимались музыкой? А то какого известного норвежца ни возьми — все певцы и музыканты. У Ю Несбё своя группа, принцесса Марта Луиза поет, вы вот играли на басу...
Никогда об этом не задумывался, но, кажется, вы правы. Наверное, это часть нашей культуры. Вообще Норвегия — отличное место, чтобы заниматься музыкой: правительство поддерживает музыкантов, выделяет им гранты. Так что это очень привлекательная профессия.
Югославские «споменики», которые мы видим в фильме, — напоминание о попытках построить утопию. Причем речь тогда шла о создании не только нового общества, но и нового человека, который будет там жить. Для людей в России и Восточной Европе это важная часть истории и до сих пор не изжитая травма. Были ли в Норвегии попытки построения таких утопий?
Я не могу говорить за своих родителей или за дедушек и бабушек: их поколения росли в совершенно другой Норвегии. Это была страна, где почти не было промышленности. Все изменилось в 60-е, когда в Северном море нашли нефть и начался экономический рост. И тогда в Норвегии и других скандинавских странах начали строить государство всеобщего благоденствия. Поэтому у нашего поколения нет желания построить какую-нибудь утопию: для этого мы слишком избалованы.
Да, похоже, вы пропустили этот этап утопических мечтаний и просто начали жить в утопии. При этом фильмы, которые вы снимаете, немного мрачноваты. Обычно это никак не характеризует мировоззрение человека: множество смешных и светлых произведений искусства создано мизантропами. Но все-таки: вы скорее склонны ждать от будущего катастроф или надеетесь на то, что человечество движется в сторону царства добра и справедливости?
Я не могу сказать, что люблю смотреть мрачные фильмы: мне самому скорее ближе что-то более легкое. Но, чтобы найти человеческую душу, нужно погрузиться во мрак и вернуться обратно. Если меня и привлекают какие-то мрачные проекты, то часто из-за того, что во многих из них есть надежда. Я не считаю себя пессимистом. Думаю, мир становится лучше. По крайней мере, если сравнивать с тем, что было сто лет назад, он стал значительно более привлекательным местом для жизни. Да, в развитии человечества есть подъемы и спады, мы отступаем назад и снова идем вперед, но я верю, что еще через сто лет мир станет лучше, чем сейчас. Несмотря на все мрачные прогнозы в связи с изменением климата, несмотря на вечное ожидание конца света, несмотря на пандемию. Мы, люди, все-таки очень хорошо адаптируемся. Это, конечно, парадокс — искать технологические решения для преодоления техногенных катастроф, но я верю, что в долгосрочной перспективе все это сделает мир лучше.
То есть вы не считаете, что грядет апокалипсис?
Он грядет начиная еще со Средних веков. Всегда есть такое ощущение, будто наступает конец света, но я не думаю, что это случится в ближайшее время.
После премьеры на фестивале Beat Film Festival компания A-ONE выпустит фильм в ограниченный прокат.
Подготовил Саша Щипин