Фото: Jemal Countess / Getty Images
Фото: Jemal Countess / Getty Images

Какую грустную книгу написал Андре Леон Телли! Впрочем, какой она еще могла быть? Пожилой, очень больной человек, смертельно обиженный на издательский дом Conde Nast и свою работодательницу, главного редактора американского Vogue Анну Винтур, сочиняет прощальный опус. Через полгода после выхода книги он умер. Кажется, даже роялти от продажи «Моих шифоновых окопов» не успел потратить. Кроме того, его личные обстоятельства в последний год были осложнены еще и тяжбой с домовладельцами, которые собирались выставить на продажу дом, где он прожил последние 20 лет. 

Финальные главы в его жизни похожи на четвертый акт «Вишневого сада» или «Дяди Вани». Крушение всего, что было дорого и мило, что составляло смысл и содержание жизни. «О, мой милый, мой нежный, прекрасный сад! Моя жизнь, моя молодость, счастье мое, прощай!» — «Эх ты… недотепа!» — «Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах…» 

«Окопы» Андре об этом. О прощании с миражом, которому он честно служил почти 50 лет. Последний взмах руки уже с другого берега, где царит вечная мерзлота старости, одиночества, запустения. Пытаясь понять и разобраться, в чем причина, почему под конец он оказался там, где оказался, он несколько раз повторит одну и ту же фразу: «Я стал слишком старым и толстым». Якобы на это ему намекали давно. Он пытался худеть, садился на бессмысленные диеты, даже лег на операционный стол. Ничего не помогло. С годами он все больше набирал вес, становясь при своем почти двухметровом росте похожим на какой-то огромный массивный памятник, величественно возвышающийся над всей гламурной массовкой. Андре был слишком большим и для своей колонки в Vogue, и для первого ряда модных дефиле, где он едва мог разместиться на двух стульях, и для нынешней модной журналистики инстаграма или тиктока. Его знания о моде тянули на многотомное собрание сочинений, а его записная книжка хранила больше информации и адресов, чем все серверы глянца какой-нибудь восточноевропейской страны.

И тем не менее с ним простились, похоже, без особого трепета и колебаний. По одному и тому же сценарию, который давно принят у главных мировых законодателей моды. С вещами на выход! Так в один день без объяснений были когда-то уволены и Грейс Мирабелла, и Джоан Джульет Бак, и Карин Ройтфельд, и Алена Долецкая. 

Фото: Chelsea Lauren / Getty Images
Фото: Chelsea Lauren / Getty Images

Книга Андре заставляет задуматься, почему именно в глянце все увольнения главных и неглавных редакторов обставляются с такой лютой и ошеломительной жестокостью. Неужели нельзя как-то иначе, по-человечески? Почему спустя даже много лет жертвы этих увольнений вспоминают о своих уходах с содроганием как о душевных травмах и незаживающих ранах? И думаю, дело не только в потере зарплаты, престижной должности, статуса. Тут другое: у тебя отняли ключи от рая. Тебя исключили из самой прекрасной игры в мире. Ты снова оказываешься как все. Человек из толпы, человек из подземки. И вот с этим невозможно смириться. 

История Андре Леона Телли, по сути, фантастический сюжет возвышения провинциального юноши с американского Юга на Олимп мировой моды и стиля. Как он туда взобрался — это отдельный увлекательный сюжет. Можно сказать, его вела любовь. И только любовь! Он любил моду. Видел в ней реальное воплощение Красоты. Именно так, с заглавной буквы. Он ей служил. Не мыслил без нее своей жизни. Жаждал быть в первых рядах самых стильных, модных и красивых. 

К тому же в молодости он был, что называется, smart guy. В этих своих трогательных шортах и гольфах. Восторженный, словоохотливый, обожающий французский люкс, знавший наизусть все модные коллекции. Ходячая энциклопедия моды. Со всеми знаком, в лучших модных домах Европы и Америки был принят. Старательно избегал конфликтов и ссор. А когда его явно хотели обидеть, без лишних слов разворачивался и уходил с гордо поднятой головой. 

Щитом от мелочных интриг и мерзостей жизни Андре служили его знания, вкус, врожденное чувство прекрасного, его доброта. И конечно, его искреннее восхищение гениями моды, среди которых были и Карл Лагерфельд, и Ив Сен-Лоран, и Джон Гальяно, и Марк Джейкобс, и Том Форд. Это они — главные герои его книги. Это с ними Андре вел свой прямой или заочный диалог. Его собеседники и оппоненты. С годами круг великих дизайнеров редел, а новые дарования их место занять не спешили. Да и были ли они так уж интересны Андре? Не знаю. Как и все эти инфлюэнсеры со своими миллионами подписчиков. Как и вся суета с трафиком в интернете. Для него это была бессмысленная черная дыра, которая неумолимо поглощала все, что он любил. 

И даже те, с кем его связывали долгие и, как ему казалось, дружеские отношения, в конце концов покинули, отвернулись от него. Бедный Андре, он так до конца дней и не смог понять, в чем была его вина перед тем же Карлом Лагерфельдом, который перестал приглашать его к себе на показы Chanel, или Анной Винтур, бестрепетно исключившей его из рядов своих соратников. «Я стал старый и толстый», — жалобно повторял он, пытаясь свести свои проблемы лишь к возрасту и весу. 

Фото: Jamie McCarthy / WireImage
Фото: Jamie McCarthy / WireImage

Сейчас могу предположить, что не только. Главный механизм модной индустрии работает по одной и той же схеме: или ты in, или out. Или ты в топе, или безнадежно устарел. Это в кино можно перейти на возрастные или эпизодические роли. В моде так не бывает: если ты раньше сидел в первом ряду на показах, в третий после твоего увольнения никто уже тебя не посадит даже по дружбе. Скорее, вообще откажут в пригласительном билете. На самом деле нет ничего более безрадостного, чем вид потерявших нюх и рыночную цену, стареющих тружеников глянца, тоскующих по былым временам величия и успеха. 

Мода, как и балет, искусство молодых. Конечно, для некоторых заслуженных старцев время от времени делается исключение. Но эти жесты продиктованы скорее нежеланием быть заподозренными в пресловутом эйджизме, чем реальной потребностью. По мере падения рекламных бюджетов когорта неприкасаемых неумолимо сокращается. И вот уже великая Грейс Коддингтон, многолетний и лучший стилист Vogue, стоит одиноко со своими баулами в длинной очереди на такси в аэропорту Шарль де Голль. Никаких больше лимузинов и личных водителей! И уже никого из редакторов моды не размещают в парижском Ritz, а списки прессы на показы в Париже и Милане сокращаются до критического минимума. Из своих «шифоновых окопов» Андре обозревает скудеющий ландшафт и понимает, что его собственная битва безнадежно проиграна. Не семьи, ни серьезных привязанностей, ни больших денег. «Золотой парашют», о котором грезят все работники глянца, так над ним и не раскрылся. И главное признание в итоге: «Я боялся жизни». 

…Большой человек в бархатной фиолетовой хламиде идет со мной по коридору гостиницы «Украина». Он тяжело дышит. Иногда останавливается, чтобы передохнуть. Тогда мы задерживаемся, чтобы для вида обменяться дежурными репликами. «Вы дружите с Ли Радзивилл?» — спрашиваю я его. «О, я ее обожаю!» — говорит он. «А как вам Мишель Обама?» — «Она потрясающая…» И так мы медленно доходим до его номера. Безликий стандартный люкс, в центре которого высится кофр Louis Vuitton. Андре сразу идет к нему, распахивает крышку, долго роется, чтобы достать оттуда изящный черно-белый альбом, который называется Little black dress («Маленькое черное платье»). Это его подарок мне. Альбом к выставке, которую он сам придумал и собрал для Savanna College of Art and Design Museum of Art (SCAD). Множество маленьких черных платьев от темнокожего гиганта Андре Леона Телли. 

В памяти всех, кто его знал, он так и останется последним Гулливером мировой моды. Великим памятником прекрасной эпохи. И то, что под конец он сумел заговорить как живой человек, не боясь показаться уязвимым, обиженным и несчастным, делает его «Мои шифоновые окопы» настоящей книгой жизни.