Ольга Хорошилова: «Джентльмен Джек в России. Невероятное путешествие Анны Листер». Расшифрованные дневники истинного сноба

Отрывок из главы «Баку. 13 мая – 2 июня 1840»

Подарки от Чекмаревой

Комендантом города был полковник Чекмарев, до мозга костей военный, но знавший толк в красотах женских и красотах застольных. Каждую неделю он проводил по петербургской традиции журфиксы и по московской традиции — пиры. Голодным никто не уходил. Супруга полковника, Екатерина Глебовна, по традиции провинциальной лично составляла меню, командовала на кухне и кое-что приготовляла сама. Узнав, что в город пожаловали англичанки, тут же лично пришла к ним в гостиницу засвидетельствовать свое почтение. Плюхнулась в кресло, наболтала дюжину глупостей, отхлебнула из вежливости пустого чаю и отметила про себя, что обе они ужасно измучены, бледны, худы и похожи на заблудших в горах белых коз. Ей стало так их жаль, что в тот же день она прислала иностранкам «сливок, масла, маринада из птицы, нечто, похожее на колбасу из рыбы, кусок пирога из мяса птицы и две порции заварного крема».

Ежедневно утром, в обед и вечером добросердечная полковница Чекмарева отправляла подругам пышные корзины яств — хлеб, колбасы, головы сыра, пироги с жирной начинкой, жареных рябчиков, ватрушки с сыром. И каждый день, принимая их у себя, кормила бесконечными историями и пичкала едой. И какая это была еда! Супы говяжьи и супы куриные, заливное из свежевыловленной рыбы, каши из булгура, плов с шафраном, нутом и сухофруктами, картофель с жирными колбасами, горошком и зеленым салатом, телячьи головы, бычьи хвосты, ножки ягнят в остром бакинском маринаде, десятки пирогов с яйцом и шпинатом, мясом и куриной требухой, капустой и молодым картофелем, яблоками и творогом. Все это гости заливали белым вином и породистым шампанским Ruinart. На десерт подавали ватрушки, миндальные пряники, кофе, мадеру и любимый заварной крем, коронный десерт царицы застолий, полковницы Чекмаревой. 

Между прочим она поделилась с заблудшими козами кое-какими кулинарными секретами. Листер их записала: «Соус от Чекмаревой на 4 или 5 персон. Взять 8 яичных желтков, хорошо взбить, добавить 2 чайные ложки сахарной пудры (расчет: по 2 ложки пудры на каждый желток), взбить до однородной массы. Затем включить спиртовку, поставить маленькую сковороду, влить туда массу, добавить 1 стакан вина или два стакана малаги, мадеры или другого похожего напитка — все это немного потушить, потом остудить и подавать. Этот соус очень понравился Энн — Чекмарева его подавала вместе с куриным мясом, но его можно подавать и с дичью, пудингом, спаржей, салатом и прочим. Рецепт паштета от Чекмаревой. 4 фунта муки, 2 фунта топленого масла — делаем тесто. Выкладываем часть теста вниз и на него слоями — начинку. Сначала — слой тушеного мяса, затем рыбу, затем мясо птицы с требухой, поверх — слой из креветок, кусочков яиц и сверху — мелко нарезанный фенхель. Потом еще один слой тушеного мяса, закрываем начинку тестом и запекаем в печи 45 минут. Этот питательный пирог называют здесь pastet. Он хранится две недели. Тушеное мясо для начинки она, кажется, делает так же, как его делаем мы в Англии, в горшочках. Для начинки можно использовать говядину, баранину или любое другое мясо». 

За столом у Чекмаревой англичанки не только ели, но и вкусно беседовали — о многом, но чаще о дамском: базарах, журналах, тканях, погодах, модах и, конечно, кулинарии. Полковница говорила с той же поспешной жадностью, с которой ела. Анна едва поспевала за резвым бегом ее хаотичной (очень женской) мысли — факты срывались с уст неутомимой полковницы, словно шелуха жареных семечек. Анне хотелось запомнить и записать все — цены на шелка и абрикосы, названия украшений и замысловатые имена купцов, когда у них начинается сезон балов и когда сезон ветров, как ехать на арбе, не повредив костюма, торговаться с армянином, не повредив ума, и слезать с верблюда, не повредив дамской репутации. 

«Она показывала нам свои шали и между прочим одну, которую назвала engelsheil — турецкая мануфактура, из верблюжьей шерсти, такие носят дамы в Турции, сказала, что ей нет сноса». Чекмарева хвасталась своими полувосточными вещами и великодушно оставляла их, чтобы мисс Уокер сняла для себя мерку:«Все утро Энн и Чекмарева были ужасно заняты — до и после завтрака они раскраивали и шили kaksiveika, кацавейку, тип короткой широкой турецкой шубки, по образцу и меркам кацавейки мадам Чекмаревой». 

Они говорили и о поездке в Персию. Полковнице их планы показались смелыми, но реальными.Среди ее знакомых, между прочим, было немало столь же храбрых дам, путешественниц и военных: «Чекмарева рассказала, что в Петербурге сейчас живет примечательная особа, писатель и улан, служившая под началом полковника Брусилова. Император Александр I лично наградил ее орденом Cвятого Георгия (если я правильно услышала). Ее женскую фамилию Дурова он повелел заменить на мужскую — Александров, в свою честь». Анна покачала головой — увы, они не встречались с ней в столице и даже ничего не слыхали. И про себя пожалела, что упустила пикантную возможность посмотреть на даму-офицера. Впрочем, они еще доберутся до Петербурга — там их приятели, там ее Софья. В следующий раз она непременно пожмет мужественную руку госпоже Александрову.

Чекмарева, щеголиха и модница, держала гарем ушлых, змееподобных торговцев, сребролюбивых, угодливых и послушных, словно ханские наложницы. По хлопку ладоней они сказочным образом возникали в покоях полковницы вместе с бездонными коробами, откуда вытягивали парчу, меха, извлекали ковры, золото, витражи, опахала, серебро, зеркала, волшебные восточные драгоценные камни всех оттенков, названий и форм: «Ювелир показал мне кольца, перстни, наперстки, украшенные эмалью, — по 9 рублей серебром за штуку, прелестную эмалевую кружечку — за 30 дукатов или 90 рублей серебром. Мадам Чекмарева лично помогала нам выбирать драгоценные камни (изумруды и рубины) и упорно торговаться. В конце концов мы остановились на 13 дукатах и 1 рубле серебром за брошь, которую он обещался сделать за 10 дней… Потом пришел человек с тканями „тармалама“ — я купила один отрез (14 аршин), он просил 30 рублей серебром, я сопротивлялась, возражала и в итоге купила отрез за 28 рублей серебром… Потом пришел какой-то индиец с кольцами из черепахового панциря. Я взяла одно — на время, попробовать его в носке. Потом вновь пришел ювелир — принес сделанную брошь — не такая красивая, как я ожидала: две персидские буквы со знаками (гласные буквы) и точками. Синие буквы на белой эмали, а должны были быть золотыми, но я выразила мое удовольствие и заплатила 40 рублей серебром». 

Чекмарева знала все базары и всех на базарах. Она вечно что-то придумывала, устраивала званые обеды, экскурсии и увеселительные поездки — развлекала себя и гостей как могла. 20 мая отвезла англичанок в Общественный сад на обряд благословения святой водой. На следующий день пригласила на церковную службу в честь святого Николая, оказавшуюся длинной, монотонной и ужасно неинтересной. 

Двадцать третьего мая подруги вместе с неутомимой Чекмаревой поехали смотреть на бриг «Аракс», стоявший в бакинской бухте. Их сопровождал командир корабля, капитан-лейтенант Владимир Фофанов, — крупный, рыжий, грубый, дравший с команды три шкуры. Меж собой матросы называли его Фофан, кляли последними словами и пугали молодых, еще не покалеченных «крючков» рассказами о том, как он педантично, одним богатырским ударом вышибал десяток зубов, как сек за любую оплошность и какие увеселения устраивал — скручивал провинившихся в веревочные мешки и подвешивал на реях, и так они висели час, два, иногда сутки. Эту капитанскую умору матросы прозвали «райскими садами Фофана». 

Рыжий капитан-лейтенант помог гостьям взобраться по трапу и провел по бригу. Листер не могла ни к чему придраться — все вычищено, вымыто, отполировано, будто «Аракс» спустили на воду только вчера, хотя он крейсировал уже год: «Всюду чистота и хороший порядок. 12 орудий, но гнезд 14. Помимо Фофанова здесь еще 3 офицера, 40 матросов, хотя фактически 35 — пятеро отправлены на берег обставлять дом капитана. Бриг очень хороший, вместительный салон, хорошая спальня рядом с кают-компанией для Фофанова и его супруги, дамы 21 года, — они женаты 6 лет. В каюте Фофанова два книжных шкафа с французскими переводами Байрона, Вольтера, Руссо и т. п. У каждого офицера своя каюта. Один из них, мичман [Машков], хорошо рисует, он сын художника, создавшего картины о Польской кампании. Мичман также собирает раковины и принес несколько коробок с ракушками, найденными у Каспия. Фофанов выбрал и подарил мне несколько. В их кают-компании я не могла распрямиться — низкие потолки. В кормовой части брига есть большая кухня с очагом для готовки, а также маленькая каюта шкипера и счетовода. В трюм не заглядывала». 

Еще Анне очень хотелось побывать на нефтяных промыслах в селе Балаханы, о которых столько писали в газетах. Чекмарева все быстро устроила и поехала вместе с англичанками, прихватив за компанию Фофанова. Когда их дрожки наконец остановились, Листер проворно соскочила, взяв с собой только инструментарий — термометр, пинцет, пару колбочек, ватку и сантиметр. Энн она оставила на попечении полковницы и учтивого огненно-рыжего капитана. 

Листер вновь почувствовала научный азарт — бодро перебегала от колодца к колодцу, рассматривала, промеряла, обнюхивала, вливала коричневатую жижу в пробирки и все увиденное и обмеренное скрупулезно фиксировала в записной книжке: «Подошли к двум строениям. В одном несколько скважин или резервуаров (неприродных), куда нефть доставляют и где ее хранят. Второе здание соединено с первым подземным дренажем, расходящимся на несколько рукавов и заполняющим одновременно несколько резервуаров. Устроено все изобретательно и экономно по проекту майора Воскобойникова, который сейчас находится в Баку. Каждый резервуар спроектирован так, чтобы его можно было заполнить доверху. Здесь имеются три резервуара для нефти — на 25, 5 и 10 хальваров соответственно. 1 хальвар = 20 пудов, 1 пуд = 40 фунтов русских или 36 фунтов английских. Дистиллированная нефть стоит 3 рубля за пуд, «черная», то есть природная, неочищенная, = 2 рубля за пуд. В год сейчас добывают нефти: около 500 хальваров из моря и 1200 хальваров из подземных источников. Получают годовой доход 130 тысяч серебряных рублей, исключая оплату труда рабочих, починки и т. п. (что составляет 22 тысячи серебряных рублей в год)… Рядом есть караван-сарай или здание для хранения белой нефти — ее хранят в жбанах (кувшинах), похожих на персидские амфоры, в каждый помещается половина хальвара… Примерно в одной версте отсюда находятся 85 природных нефтяных скважин в радиусе 5 верст — они отделаны деревом, каждая размером 2 на 6 квадратных фута. В год производят нефти на 1 миллион рублей ассигнациями. Подъехали к скважине в 14 саженей (туазов). Она дает 14 пудов нефти в день. Если человека или собаку опустить в нее на 4 туаза, они умрут. Мы видели, как человек готовился к спуску в скважину, и я рассмотрела его дыхательный аппарат — это длинная металлическая трубка и кусок ткани, смоченный маслом. Меня очень удивил способ спуска рабочего — с помощью барабана с двумя лебедками, к которому была привязана веревка, а другой ее конец завязан узлом под подбородком несчастного. В одной руке он держал дыхательную трубку, а другая во время спуска оставалась свободной. Потом, когда приходило время его поднимать, рабочий внизу кричал словно от горя — и его тащили наверх. Вид у него был крайне несчастный — и это можно понять, ведь веревка вокруг шеи может его задушить. У них здесь все еще нет стальных муфт карабинов, к которым можно было бы пристегнуть рабочих для спуска. Мне сказали, что за каждый бочонок мазута, который трудяга достает из скважины, он получает 1 рубль серебром». 

И тут ей снова напомнили о времени — о том, что уже пять часов, что все устали, особенно госпожа Чекмарева — та сидела поодаль, в тени, на шатком ящике, красная, полная, отдувалась, обмахивалась платком, утирала лицо. Уже пять — нужно спешить. Их ждали неугасимые огни и молчаливые стражники, индусы с шоколадной кожей и горящими как уголь глазами. 

Атешгях, Дом огня, мощный каменный храм, был возведен два столетия назад. При нем жили индусы — грелись у пламени, убедительно камлали в своих кельях на потеху доверчивым туристам, получали за глубокомысленное мычание щедрые подаяния и еду. Огни горели повсюду — и внутри Атешгях, и на десяток верст вокруг. Казалось, солнце никогда не заходило. Горизонт был в вечном пожаре, и над ним, высоко, в густом сиреневом поднебесье, колыхались, танцевали, облизывали стальное лезвие оттоманского месяца оранжевые языки божественного неугасимого пламени. 

Багровая, распаренная госпожа Чекмарева, терпя жажду и ноющую боль в одутловатых ногах, с трудом вылезла из дрожек и, переваливаясь гусыней, повела англичанок показывать «храм чертей» — так его величала: «Со стороны он похож на крепость. Побеленные стены. Над входными воротами (очень узкими, всего 4 или 5 футов шириной) находится квадратная башня [балахана], окруженная по периметру деревянным балконом, в ней — чистая небольшая комната для гостей, с диванами и коврами. Храмовая площадь окружена многоугольником стен с волнообразными зубцами, здесь расположено около 21 кельи. В одной из них мы выпили чаю. Есть здесь келья для приема пищи, четырехугольная, с куполом и маленьким отверстием в нем, со скамьями, покрытыми коврами, и спальным местом. В ней очень жарко от огней. Во дворе есть два источника огня, превращенные в печи, и на одной из них человек жарил себе лепешку. Покрытие двора каменное, из застывшей лавы. В центре построен квадратный в плане храм с четырьмя трубами, из которых вырывается пламя. И в центре — алтарь с неугасимым огнем. Один индус, чтобы нас развлечь, плеснул на него ковш с холодной водой — пламя потухло, но в следующий же момент снова возгорелось. Оно красного цвета. Зашли в одну келью посмотреть службу. Вначале нам предложили кусочки сахара, разложенные на блюде, —за каждый следовало положить один серебряный рубль. У главного священника на лбу был нарисован символ — красный язык пламени между двумя черточками (это знак огня). Он пояснил, что поклоняется прежде всего Кришне, самому ужасному из триады индуистских богов, двое других — Рама и Вишну. В келье были еще два священника — один выглядел особенно серьезным и набожным. Здесь всего несколько небольших фигурок божеств, один колокольчик, две или несколько фигурок Кришны, а также раковина, в которую один из священников несколько раз подул, произведя резкие разнотонные звуки, а остальные били в цимбалы. Госпожа Чекмарева стала все трогать, и я увидела, что священники сразу быстро унесли все фигурки и тщательно вытерли раковину после того, как к ней притронулась Чекмарева. Потом мы перекусили холодным мясом и квасом. И отправились в сад, который индусы поливали из колодца, находящегося здесь же. Когда один из нашей компании зажег солому и бросил в колодец, произошел взрыв, будто зажегся фейерверк. Наши мужчины сказали, что это, вероятно, из-за сульфида, собиравшегося на поверхности колодезной воды». 

В отель англичанки вернулись под вечер, совершенно вымотанные солнцем и лошадьми. Только переменили платье, как раздался стук в дверь, и ситцевый приглаженный мужик с извиняющейся сладкой улыбкой протянул корзину, в ней был ужин от заботливой Чекмаревой («добрая душа!»). Они в два счета расправились с жирным слоеным пирогом, яйцами, отварной домашней курой, пирожными и отличным бакинским белым вином. На дне корзины Анна заметила темную хорошо запечатанную бутыль с запиской от полковницы — это бутылка белой нефти, сувенир о поездке в Балаханы. Какие все-таки русские замечательные, внимательные, душевные, думала Анна, готовясь ко сну. 

Она чувствовала, что с каждым днем все больше влюблялась — и в эту многоликую страну, и в ее многоликих ласковых и диких людей. И было бы так хорошо пожить здесь подольше — в Москве или, к примеру, в Одессе. Или сперва перезимовать в Крыму, а потом — в Петербург и Москву. Нет, все же сперва в Персию — 600 верст до Тебриза, 200 до Эривани. Хамадан, Тегеран… С Исфаханом на устах Анна заснула.

Приобрести книгу можно по ссылке