Как встречали Новый год и Рождество жители Российской империи
Празднование Нового года в современной России — традиция, окруженная множеством ритуалов. Как встречали Новый год и Рождество во времена Российской империи? Специально для «Сноба» в этом вопросе разбирался автор подкаста «Закат Империи» Андрей Аксенов
До революции праздники отмечали по старому календарю: Рождество выпадало на 25 декабря, Новый год — на 1 января. В преддверии гуляний горожане носились по магазинам и торговым центрам — с некоторой условностью так можно назвать крупные универмаги обеих столиц, например «Пассаж» на Невском, торговый дом Гвардейского общества, «Мюр и Мерилиз» в Москве. Гостиный Двор в Петербурге и Верхние Торговые ряды в Москве (будущий ГУМ) тоже были переполнены народом.
Однако, в отличие от сегодняшних реалий, в дореволюционных магазинах не спешили продавать товары со скидками. Напротив, цены были ощутимо выше обычного, а измученные продавцы не торговались: не нравится — до свидания, нам только меньше работы. Утомленные покупками москвичи могли перекусить в ресторане «Мартьяныч» в подвале Торговых рядов: несмотря на демократичное название, это было огромное заведение, состоящее из нескольких залов с разными кухнями.
Что человеку было нужно для правильной встречи Рождества и Нового года? Во-первых, конечно, елка. В Петербурге центральный елочный базар находился на Александринской площади, сейчас это площадь Островского. Елки тут имелись на любой вкус, но покупатели жаловались: три рубля за самую простую елочку казались большими деньгами. Впрочем, был способ сэкономить: прийти в самый сочельник — торговцы с радостью отдавали неликвид копеек за десять.
Елку, конечно, нужно украсить. Игрушки из тонкого стекла, к которым мы привыкли, стоили очень дорого: поэтому чаще всего рождественское дерево украшали сладостями, конфетами, яблоками, орехами, а также бумажными гирляндами и картонными поделками.
Гирлянды можно было сделать вместе с детьми из цветной бумаги: это несложно (картонажи — елочные украшения из картона — заказывали по почте), а для ребят — отличная забава. В наборе лежали цветные, посеребренные или золоченые листы с вытесненными деталями. Чтобы получить объемные украшения, детали надо было выдавить из листа и соединить друг с другом. Никаких лампочек на елках, конечно, не было: электричество провели, но сама гирлянда стоила невероятно дорого. Иногда на ветви аккуратно крепили свечи — но это, конечно, было пожароопасно.
Писательница Лидия Чарская в «Записках институтки» так описывала елку в Павловском институте благородных девиц:
«Посреди залы, вся сияя бесчисленными огнями свечей и дорогими, блестящими украшениями, стояла большая, доходящая до потолка елка. Золоченые цветы и звезды на самой вершине ее горели и переливались не хуже свечей. На темном бархатном фоне зелени красиво выделялись повешенные бонбоньерки, мандарины, яблоки и цветы, сработанные старшими. Под елкой лежали груды ваты, изображающей снежный сугроб».
К рождественскому столу нужно угощение — но было оно скромным. Рождеству предшествовал длинный сорокадневный пост. В сочельник люди ели постную сладкую пищу: «взварец» из чернослива, изюма и сушеных яблок; пудинг, политый морсом, кисель. После полуночи тоже угощались скромно, потому что пост продолжался, а вот на следующий день, после окончания службы в церкви, уже пировали. Начинали с медовой кутьи с орехами, дальше на стол ставили жирную рыбу и поросенка. Считалось, что поесть свинины «сам Бог велел», так как свинья была единственным животным, которое позволяло себе хрюкать в хлеву во время рождения Иисуса. Птицы избегали: чтобы счастье из дома не улетело.
Михаил Салтыков-Щедрин так писал о рождественском утре:
«Всем хотелось поскорее “отмолиться”, чтобы разговеться. Обедня начиналась ровно в семь и служилась наскоро… Церковь, разумеется, была до тесноты наполнена молящимися. По приезде от обедни дети целовали у родителей ручки, а иногда произносили поздравительные стихи».
Дети специально учили стихи к празднику вместе с гувернантками, а если изучали какой-нибудь иностранный язык, то читали стих на этом языке. Все дарили друг другу подарки — их приносил не Дед Мороз или святой Николай. Дети сами вручали родителям поделки, а родители детям — книжки, игрушки или конфеты. В некоторых семьях играли в «передачу»: подарок заворачивался во множество слоев бумаги, и на каждом слое было написано имя. Открыв новый слой, нужно было передать подарок кому-нибудь еще — и так до тех пор, пока он не оказывался в руках у настоящего получателя.
Следующая неделя за Рождеством была самой беззаботной: люди ездили в рестораны, на каток, катались на ледянках с гор и ходили в гости. В эти же дни обязательно наносили визиты родственникам, друзьям и в особенности высокопоставленным знакомым и начальству. Визит мог быть совсем коротким, на 10–15 минут, но сам факт был проявлением уважения. Купечество устраивало благотворительные базары, проводились елки для детей со сказочными представлениями.
Встречали Новый год родители без детей: это считался праздник для взрослых. Лев Кассиль в книге «Кондуит и Швамбрания» писал:
«Настало 31 декабря. К ночи родители наши ушли встречать Новый год к знакомым. Мама перед уходом долго объясняла нам, что “Новый год — это совершенно не детский праздник и надо лечь спать в десять часов, как всегда…»
Праздник был новым, не так давно пришедшим из Европы. Сначала его отмечали только в Петербурге и Москве, но к началу XX века традиция стала распространяться и в других городах. Праздновали Новый год далеко не все. Купцы и крестьяне ложились спать рано, а успешная молодежь отправлялась в ресторан «Яр» или в «Стрельну» к цыганам, собиралась в увеселительных садах «Эрмитаж» и «Аквариум», где в ночь готовили специальную программу. Пост был позади, поэтому все пили шампанское, ели вдоволь, танцевали и бросали чаевые официантам.
В 1914 году началась война, и к модному празднику, пришедшему из Европы, стали относиться с подозрением. На Новый 1916 год в Саратове немецкие военнопленные устроили себе елку, по поводу чего возмутилась патриотически настроенная общественность. Священный Синод поспешил назвать елку «вражеской, немецкой затеей, чуждой православному русскому народу». В газетах появились заметки:
«Митрополит петроградский Владимир возбуждает вопрос о том, чтобы накануне Нового года повсеместно в Империи были закрыты рестораны и другие места развлечения от 11 с половиной до 1 часу ночи. В ходатайстве указывается, между прочим, что встреча Нового Года — немецкий обычай, от которого России необходимо отказаться раз навсегда».
Запретить празднование Нового года, однако, не получилось: все, кто хотел, продолжали отмечать как раньше, а вот в Советском Союзе вне закона было объявлено уже Рождество:
«С этим позорным явлением необходимо кончать. Конечно, нет и не должно быть места ни елке, ни рождественским подаркам», — писали в журнале «Безбожник у станка».
Впрочем, и советскому правительству не удалось победить Рождество. Почти сразу после прихода большевиков к власти, зимой 1918-го календарь перевели на новый стиль. Рождество, которое празднуют 25 декабря по старому календарю, перенесли на 7 января, и отмечать Новый год стали раньше Рождества. В сознании людей эти два праздника, их традиции и атрибуты — подарки, елка, праздничный стол — окончательно смешались. А Новый год стал самым главным праздником для россиян.