От фурора до раскола. Как на Таганке появился самый прогрессивный театр в СССР

Режиссер, перевернувший все

История превращения малозначимого и неинтересного театра в одного из гигантов советской культуры неразрывно связана с Юрием Петровичем Любимовым. В 1963 году ему, актеру и режиссеру Театра им. Вахтангова, а также преподавателю Театрального института имени Бориса Щукина, предложили возглавить прозябающий на Таганской площади Театр драмы и комедии. Любимов согласился, но поставил одно условие: он полностью изменит репертуар и приведет новых актеров. Условие было принято, и 23 апреля 1964 года для Театра драмы и комедии началась новая эра.

Юрий Петрович был поклонником «эпического театра» Бертольда Брехта, которого он считал равным Шекспиру и Мольеру и чьи принципы хотел перенести на российскую сцену. Этот немецкий драматург считал, что необходимо покончить с иллюзией в театре и дать зрителю возможность самому решать, на чьей стороне правда. Не брать его за руку и не вести по истории. Никакой линейности, абсолютного реализма и четкого определения хорошего и плохого. Зритель Брехта не должен был впадать в катарсис вместе с актером, а сохранять способность критически оценивать происходящее. Актер же — всего лишь рассказчик, пересказывающий ситуацию немного со стороны.

Любимов повесил в фойе обновленного театра портреты Бертольда Брехта, Всеволода Мейерхольда и Евгения Вахтангова — их режиссер считал идейными столпами. Райком настоял на том, чтобы к этим трем портретам непременно добавили Константина Станиславского. Родство Станиславского с новыми принципами театра не просматривалось совершенно, но перечить секретарю партии было себе дороже — пришлось уступить.

Первой постановкой театрад под руководством Любимова стала пьеса все того же Брехта «Добрый человек из Сезуана». Спектакль был дипломным проектом студентов-третьекурсников из «Щуки», которых Юрий Любимов привел с собой в театр.

Зрелище было совершенно авангардным и новым для Москвы, привыкшей к МХАТовскому театру на основе идей Константина Станиславского, где актеры старались максимально глубоко вжиться в роль, а сцена должна была превратиться для зрителей чуть ли не в реальность. На Таганке все было иначе. Актеры нарушали священное неписанное правило не обращаться к зрителю и активно ломали четвертую стену. На сцене вообще отсутствовал занавес, а декораций был абсолютный минимум. Сейчас такие приемы нередки — их стали использовать как раз вслед за Таганкой, но тогда они произвели фурор.

Владимир Высоцкий, самый знаменитый актер Таганки, который присоединился к коллективу вскоре после создания театра и играл в одной из постановок «Добрый человек из Сезуана», воспоминал о том, как театр изменил привычные методы работы на сцене:

Многие музыкальные фрагменты написаны для того или иного персонажа. Каждый персонаж имеет свою музыкальную тему, под которую он работает. Иногда эта музыка обязывает людей двигаться не так, как в жизни. <...> В этом спектакле я играю роль безработного летчика. <...> в сцене свадьбы этот безработный летчик выгоняет всех гостей со сцены, всех участников свадьбы. Свадьба рушится. В этот момент я играю так, что, как написал один критик, «пол ходит ходуном». Жилы набухают. Кажется, выше никуда не простучишься, уже потолок. Такое нервное напряжение и такой уровень темперамента, что выше прыгнуть уже нельзя. И тогда на помощь приходит песня, «Песня о Дне Святого Никогда», которая позволяет вспрыгнуть еще на одну ступеньку выше, еще сильнее воздействовать на зрителя. Песня моего персонажа — Янг Суна — не только не отвлекает людей от того, что происходит на сцене, а, наоборот, усиливает понимание характера человека, которого я играю.

«Добрый человек из Сезуана» вызвал огромный резонанс. На фоне всеобщей «МХАТизации» театров, переложенные на отечественную сцену принципы Брехта вызвали шок. Новую постановку понимали и принимали не все. Но театр поддержали многие известные в Союзе люди, в том числе, например, физик Петр Капица и режиссер Евгений Симонов, а главное — проголосовал зритель. Несмотря на то что в репертуаре театра на тот момент была всего одна постановка, зрительский зал заполнялся до отказа. За Таганкой быстро закрепилось неофициальное звание самого авангардного театра в СССР.

Поэтический театр

После первого успеха Любимов ввел в театре новое направление — поэтическое. И на некоторое время оно стало главным в постановках. Поколение шестидесятников буквально сходило с ума по поэтам-публицистам. Сейчас в это непросто поверить, но тогда поэт был кем-то вроде рок-звезды или популярного стендап-комика. Чтение стихов проходило на стадионах, и послушать своих кумиров приходили тысячи советских граждан.

Дебютным поэтическим спектаклем на сцене Таганки стали «Антимиры» на стихи Андрея Вознесенского. Этот неординарный поэт в 1960-е подвергался критике со всех сторон. Наравне с Евгением Евтушенко и Беллой Ахмадулиной его искренне ненавидели маститые советские профессионалы от пера. Например, в этих строчках стихотворения Игоря Кобзева «Комсомольским активистам» подразумевался именно Вознесенский:

Им служат оружьем трясучие джазы

И разный заморский абстрактный бред.

У них, говорят, появился даже

Собственный свой популярный поэт...

В марте 1963 года Никита Хрущев на встрече с интеллигенцией в Кремле кричал: «Можете сказать, что теперь уже не оттепель и не заморозки — а морозы… Ишь ты какой Пастернак нашелся! Мы предложили Пастернаку, чтобы он уехал. Хотите завтра получить паспорт? Хотите?! И езжайте, езжайте к чертовой бабушке. Убирайтесь вон, господин Вознесенский, к своим хозяевам!»

Поразительно, но ругали Вознесенского и самиздатчики. Для них то, что Вознесенского не сажают, что ему дают выступать и даже выпускают за границу, было неопровержимым доказательством того, что он работал на КГБ. А разгадка популярности поэта окажется довольно проста. Он нашел простой и короткий путь к сердцам миллионов какой-то есенинской простотой. Многие его стихи легли в основу популярнейших советских песен, например «Миллион алых роз» или «Плачет девушка в автомате».

2 февраля 1965 года уже как член труппы театра на сцене дебютирует Владимир Высоцкий. Темный зал, маятник отбивает секунды, на пурпурном фоне проступают фигуры актеров. Соединяются антимиры — иконописный лик Мадонны и скафандр человека будущего. Начинается настоящая какофония из стихов, разговоров и музыки. Безумие комментирует значительный и грустный голос диктора: «Время, остановись — ты отвратительно». Так начинаются «Антимиры» — любимый спектакль Леонида Филатова, одного из актеров Таганки и автора сказки «Про Федота-стрельца, удалого молодца».

Вторую постановку по Вознесенскому «Берегите ваши лица» почти сразу же запрещают, что только добавляет театру популярности. Билеты потихоньку исчезают из свободного доступа, а актеры Таганки обретают популярность. Многие из них начинают сниматься в кино: Валерий Золотухин, Леонид Филатов, Вениамин Смехов, Семен Фарада, Алла Демидова, Инна Ульянова и многие другие.

Особняком в этом списке имен, конечно же, стоит Владимир Высоцкий, чей карьерный путь в чем-то повторил успех Театра на Таганке. Его первой значимой ролью стал герой Хлопуша в поэтической постановке по «Пугачеву» Сергея Есенина. О впечатлениях от спектакля вспоминала Марина Влади:

От пояса до плеч он обмотан цепями. Ощущение страшное. Сцена наклонена под углом к полу, и цепи, которые держат четыре человека, не только сковывают пленника, но и не дают ему упасть. Это шестьдесят седьмой год. Я приехала в Москву на фестиваль, и меня пригласили посмотреть репетицию «Пугачева», пообещав, что я увижу одного из самых удивительных исполнителей – некоего Владимира Высоцкого. Как и весь зал, я потрясена силой, отчаянием, необыкновенным голосом актера. Он играет так, что остальные действующие лица постепенно растворяются в тени. Все, кто был в зале, аплодируют стоя.

Культовая сцена

В 1971 году Таганка представила «А зори здесь тихие...» — пронзительный, лиричный спектакль по повести Бориса Васильева о жестокости войны и цене победы. Единственной декорацией на сцене был дощатый кузов грузовика, который по-любимовски превращался то в баню, то в блиндаж, то в лес. На входе в театр зрителей встречал кусок брезента и ряд снарядных гильз. Открывал спектакль жуткий звук сирены, предупреждающей о воздушном налете. Многие в те времена помнили о войне, но спектакль глубоко трогал не только прошедших через этот ад.

В том же году свет увидел легендарный спектакль Таганки «Гамлет» с Владимиром Высоцким в главной роли. Любимов максимально сократил расстояние между героями, Шекспиром и зрителем. Как обычно, на сцене были лишь намеки на декорации. Железные скобы и доспехи, висящие на стене, на авансцене — открытая могила со свежей землей. Высоцкий появляется в джинсах и под гитару исполняет песню на стихи Пастернака «Гамлет». Актер утверждал:

Я не играю принца датского. Я стараюсь показать современного человека. Да, может быть, себя. Но какой же это был трудный путь к себе!..

Вместе с «Гамлетом» к Любимову и Таганке пришло международное признание. В 1976 году эта постановка получила Гран-при на Международном театральном фестивале «БИТЕФ» в Югославии.

В 1977-м свет увидела первая в мире постановка романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», которая до сих пор считается эталонной. Поставить на сцене этот роман было давней мечтой Юрия Петровича. В первый раз заявку на включение этого произведения в репертуар Любимов подал еще в 1967-м, буквально через год после первой публикации романа в СССР, а затем регулярно ее обновлял. И так же регулярно получал отказ: Михаил Булгаков, мягко говоря, благосклонностью цензуры не пользовался. О публикации «Мастера и Маргариты» в главном цензурном органе Главлите отозвались следующим образом: «Внеклассовые категории, мракобесие, больная фантазия… Булгаков не принял ничего из жизни общества, которое мы создали кровью и потом». 

Первое издание романа вышло со значительными исправлениями и сокращениями. Из текста было вырезано больше более 14 000 слов. Правда очень скоро стали распространяться списки самиздата с вырезанными или отцензурированными строчками, сопровождающиеся указаниями, куда их вставлять. Любимов, конечно, просил о постановке по идеологически правильному и уже допущенному в печать варианту. Но даже в таком урезанном виде допускать постановку по роману никто не собирался. 

В 1973 году роман был переиздан в «менее» обработанном варианте смешным тиражом в 30 000 экземпляров. До театра его по-прежнему не допускали, несмотря на настойчивые просьбы Любимова. И вот неожиданно зеленый свет: спектакль разрешили поставить в рамках эксперимента, что означало — без денег на костюмы и реквизит. То есть зарплату актеры во время работы над спектаклем получали как обычно, но сам спектакль создавался на голом энтузиазме из всего, что найдется под рукой. Занавес и деревянный крест взяли из «Гамлета», золоченую раму Понтия Пилата — из «Тартюфа», трибуну — из «Живого», плаху — из «Пугачева, маятник — из «Часа пик». В результате этого коллажа получился шедевр. Но для того, чтобы сыграть премьеру, руководству нужно было получить разрешение цензурного органа. Вот что об этом вспоминает первый исполнитель роли Коровьева Иван Дыховичный:

Когда мы закончили репетировать, то пригласили чиновников из цензурного комитета — чтобы они приняли спектакль. Без их разрешения нельзя было объявлять премьеру. Но они отказались прийти и сказали, что мы сначала должны «получить лит» на пьесу и что если мы его получим, то сможем играть. Мы поняли, что попали в очень большую беду. Было жуткое ощущение, что этот дамоклов меч над нами будет висеть вечно, что спектакль никогда не выпустят. Но мы все же поехали в Литкомитет, а там было окошечко — малюсенькое — как в кассе, и чья-то рука взяла текст, и нам сказали: «Приезжайте завтра». Мы приехали на следующий день, и из того же окошечка нам дали наш текст, на котором было написано: «Классика в цензуре не нуждается».

Премьеру ждал оглушительный успех. В первое время «Мастера и Маргариту» играли по 17 раз за месяц, а «лишний билетик» начинали спрашивать еще по пути в театр у пассажиров в метро.

К концу 1970-х, в самый разгар брежневского застоя, предлагаемые к постановке спектакли театра все чаще приходилось выбивать с боем. Многие спектакли закрывали после первых же показов. Но этого стоило ожидать, ведь театр был нацелен на провокацию. Например, в конце спектакля «Борис Годунов» боярин обращается к народу, а актер к залу: «Что ж вы молчите? кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!» Следом звучала ремарка: «Народ безмолвствует».

Несмотря на напряженную ситуацию между властями и руководителями театра, в 1980-х государство построило для Таганки новое здание и сцену с самым современным техническим оснащением. В те годы билет в Театр на Таганке стал знаком престижа и успеха не только для интеллигенции, но и для советской номенклатуры и партийной элиты — наряду с дубленкой, фирменными джинсами, машиной и кооперативной квартирой. А ведь именно с этим общественным классом Любимов конфликтовал со сцены. 

Главным защитником Любимова неожиданно стал новый генсек, сменивший Брежнева Юрий Андропов. Именно он личным решением после частной беседы одобрил Любимову постановку спектакля «Владимир Высоцкий» как дань памяти ушедшему из жизни культурному феномену СССР. Премьера состоялась 25 июля 1981 года, ровно через год после смерти поэта и актера.

1983 год Любимов проводит за границей. Еще с середины 1970-х режиссер начал гастролировать по зарубежью — сначала со своей Таганкой, а вскоре уже лично, ставя спектакли на самых разных площадках мира. Во время очередных гастролей в Англии он дает газете «Таймс оф Лондон» разгромное интервью о советской цензуре и партии. Сотрудник советского консульства сообщил Любимову, что тот совершил преступление и будет за это наказан. Но режиссер, удивительным образом, остался на посту руководителя Таганки даже после этого скандала. В многочисленных интервью он продолжал критиковать советских работников культуры, которые «только и делают, что мешают ему работать». Но при этом заверял, что собирается вернуться домой, потому прожил в России всю жизнь и не мыслил для себя другого пути. Однако возвращаться на родину Любимов не спешил и ставил спектакли в разных странах.

9 февраля 1984 года умирает защитник Любимова, генсек Юрий Андропов. Терпение и толерантность к высказыванием Юрия Любимова у властей резко заканчивается. Спектакли «Борис Годунов» и «Владимир Высоцкий» тут же запрещают. Любимова увольняют «из-за отсутствия на работе без уважительной причины», а вскоре лишают советского гражданства. 

В театр назначают нового художественного руководителя — убежденного сторонника Станиславского Анатолия Эфроса. Этот по-настоящему блистательный режиссер настолько не соответствовал любимовской Таганке, что очень быстро вошел в жесточайший конфликт с труппой театра. Любимов из-за границы обвинил преемника в пренебрежении этикой и солидарностью, а его согласие возглавить театр назвал штрейкбрехерством. Из театра ушли многие актеры, в том числе Вениамин Смехов и Леонид Филатов. 

Конфликт закончился лишь со смертью Эфроса 13 января 1987 года. Театр возглавил актер Николай Губенко, игравший в театре с начала любимоской эпохи. В течение двух лет он пытался добиться возвращения своего учителя в театр. В 1989 году ему это удается. Губенко к этому времени имел достаточно высокий политический вес, а с 1989-го по 1991-й и вовсе был министром культуры СССР. Также положительному решению о возвращении на Таганку Любимова во многом способствовал взятый Михаилом Горбачевым курс на гласность. Любимов стал первым «возвращенцем», которому власти вернули паспорт и гражданство. Однако долгожданное возвращение культового режиссера раскололо Таганку на долгие тридцать лет.

Раскол

Театр на Таганке вырос на идеалах шестидесятников, на принципах спаянности коллектива. Труппа не могла и не хотела принимать новых требований вернувшегося Юрия Любимова. После первых объятий и радостных слез от воссоединения быстро наступило своеобразное похмелье. А Юрий Петрович, который в эпоху приватизации и бешеного рынка захотел получить свое детище под полный контроль, не терпел отказов и бунта. Российский и советский театровед Алена Солнцева вспоминает:

Борясь с советской властью за свободу личности в творчестве, Любимов в творчестве придерживался совершенно иных убеждений, что, впрочем, не удивительно. Он был готов отвечать за свои действия, брал на себя ответственность, и в театре ему не хватало прежде всего свободы решений. Он шел туда, где была его цель, не задумываясь, кого он оставляет по пути, и не заботясь ни о чем, кроме этой цели.

Старая советская театральная система была ему обузой. Он не уставал повторять слова о необходимости контрактной системы, но, как известно, сакраментальное для русского театра слово «контракт» вызывает тектонические потрясения. Любимов говорил, что не признает прав «коллектива», что в театре не нужен балласт, что актер должен много работать и быть голодным, что социальные гарантии развращают… Сам он всегда работал много, жадно, охотно. И готов был терпеть рядом с собой только тех, кто разделяет этот зуд.

Для многих актеров новые требования Любимова о заключении индивидуальных зарплатных контрактов были неприемлемы. После череды скандалов театр разделился надвое. 

Новую сцену, пристроенную к театру в 1980-е, занял коллектив Губенко под названием «Содружество актеров Таганки». Любимовцы остались в старом здании. Двери между двумя помещениями были буквально заколочены наглухо. Единственное, что оставалось общим, — это коммуникации внутри постройки. И даже эта тема служила поводом для многочисленных скандалов, которые закончились лишь со смертью людей, создавших в 1970-х этот удивительный театр. 5 октября 2014 года ушел из жизни Юрий Любимов, а 16 августа 2020 года — Николай Губенко. В следующем году, после 30 лет междоусобиц, оба осколка вновь стали единым театром на Таганке, где по-прежнему ставят спектакли.

Источники:

1. Абелюк Е. С., Леенсон Е. И. Таганка. Личное дело одного театра. — М.: Новое литературное обозрение, 2007
2. Мальцева О. Любимов. Таганка. Век XXI. — М.: Новое литературное обозрение, 2004
3. Смелянский А. М. Предлагаемые обстоятельства: Из жизни русского театра второй половины XX века. — М.: Артист. Режиссер. Театр, 1999
4. Марина Влади: Владимир, или Прерванный полет. — М.: Астрель, 2012