«Никакой исторической ценности в себе я стараюсь не нести». Александр Цыпкин — об Александре Цыпкине

Кто такой Александр Цыпкин?

Я, наверное, не стану особенного ничего придумывать. Я автор текстов, которые используются в совершенно разных обстоятельствах. Чтения со сцены, спектакли, фильмы, книги, семейные скандалы, молитвы и панегирики. При этом по образованию я пиарщик-международник, из этого бизнеса никуда не уходил. В целом я творческий авантюрист.

О Цыпкине-писателе

Я не совсем «писатель». Не писатель в каноническом смысле слова. Это никакое не кокетство, просто я не пишу текстов с целью, чтобы они появлялись в книгах. Книги в данном случае — побочный эффект моей деятельности. Но то, что они потом становятся бестселлерами, мне, безусловно, приятно. Впрочем, это говорит и об общем уровне литературы в стране. 

Я пишу тексты для того, чтобы их читать со сцены в театре. Их задача — удержать оплаченное внимание зрителя. Без декораций, без каких-либо мультимедийных инструментов за достаточно большие деньги (цена билетов у нас иногда доходит до 12–13 тысяч рублей). Люди приходят, два часа сидят в зале, на сцене — только человек с листом бумаги, я или актер, а чаще по очереди. Зритель должен выйти и сказать: «Да, я не зря потратил эти деньги». И мы — команда, которая этим занимается, — шесть лет с этой задачей справляемся. У нас всегда аншлаги. 

Именно поэтому тексты написаны по определенным законам, чтобы удержать внимание человека в зале. Убраны все описания, все лишнее, что может отвлечь от двух главных вещей: поворотов сюжета и диалогов. Соответственно, как только это становится частью бумажной книги, у критиков возникают вопросы: «Так, минуточку, ну тут же ничего не объяснено, какой лес был при этом, какая погода стояла, во что человек одет или хотя бы как он выглядит». Когда читаешь книгу, это важно, а в театре все раскрашивает чтец. Соответственно, когда я пишу, я рассчитываю на актера и на себя. Поэтому писатель я не совсем стандартный. Но, как писать тексты для чтения со сцены, я действительно знаю, как никто другой.

О Цыпкине-драматурге

Ну! Драматург — это сильно сказано. Драматург — это очень серьезно. Хотя у меня, получается, есть уже четыре идущие в театрах пьесы. Ну о’кей. Пусть буду драматургом! Вообще-то, я очень легко к себе отношусь. Я занимаюсь неким фаном. И этот мой фан собирает зрительные залы — прекрасно. Если надоест, я перестану заниматься. 

Никакой исторической ценности в себе я стараюсь не нести. Соответственно, я развлекаюсь, но я развлекаюсь профессионально. Плюс, я делаю это так, чтобы не было стыдно моей жене, родителям, ну и всем членам семьи, которые это читают, потому что единственные люди, чье мнение меня волнует, — это моя семья, ну и несколько актеров и режиссеров, с которыми я работаю.

Почему важно, чтобы семье было не стыдно? Они и так, наверное, пытаются понять, где же что-то пошло не так, раз в семье, где три поколения врачей, появился я. Пока я напишу текст, папа очередного человека с того света вытащит. Разные миссии, скажем так. Но папа же придет в театр — и хорошо бы ему там врач не понадобился, смотреть на мои метания. 

Первая моя пьеса, которую поставили в театре, называлась Burnt in the USSR. Я вместе с молодым режиссером Григорием Артамоновым написал про мое поколение, историю одноклассников 1970 года, из которых не все дожили до 2020-го. Почему они не дожили, мы и рассматривали. Это было первое по-настоящему законченное произведение, которое тянуло хотя бы на полуторачасовой спектакль.

Затем была пьеса, написанная с хореографом Юрием Смекаловым, — «Три товарища? О чем молчит балет». Потом наш проект с Константином Хабенским «Интуиция». И вот, наконец, выходит «(Не)Идеальный Че» в театре Ермоловой. Я изначально сделал такой маленький моноспектакль, чтецкий. Олег Евгеньевич Меньшиков обратил на него внимание и сказал: «Из этого, пожалуй, можно сделать пьесу». Я постарался. Написал один раз. Олегу Евгеньевичу понравилось, но он попросил кое-что переписать. Написал второй раз — Олегу Евгеньевичу очень понравилось, но он попросил все переписать. Слава богу, мне хватило мозгов свою гордость засунуть глубоко в канализацию и сказать: «Олег Евгеньевич, я еще и третий раз напишу!» На третий раз Олег Евгеньевич, вероятно, отчаялся и принял мой вариант. А первые попытки были и правда так себе. Олег Евгеньевич — человек корректный и умеет донести, что получилась какая-то херня. 

В общем, тексты, которые звучат хорошо со сцены в качестве читаемых, легко превратить в театральные пьесы. А дальше — задача режиссера из них сделать законченный спектакль. Жду премьеру!

О Цыпкине — сценаристе фильмов и сериалов

Я предельно алчный, корыстный, жадный человек. Раньше была задача конечная: пять раз один и тот же текст. Теперь я поднял планку: бесконечное количество раз должен быть продан один и тот же текст! Поэтому он у меня продается как пост в блоге, как книга, как театральный спектакль, как короткометражный фильм, как полнометражный фильм и как сериал.

В общем, логично, что ко мне стали обращаться за сценариями. Был хороший старт — фильм Анны Меликян «Про любовь. Только для взрослых». Анна со мной намучилась, конечно. Потом появился продюсер Данила Шарапов, который сказал: «Давай мы твои рассказы превратим в сериал?» А давай! И получился бестселлер, что уж говорить. Кому-то сериал «Беспринципные» нравится, кому-то не нравится, но то, что он стал явлением, — это 100%. 

Сейчас у меня в работе пять кинематографических проектов. Один из них снимается прямо сегодня. Я, кстати, еще и актер-дилетант.

О Цыпкине-актере

Я вошел в историю. Может быть, так станется, что я снялся в первом и последнем оригинальном сериале Netflix в России — «Анна К». Сейчас непонятно, появится он вообще или не появится. Там небольшая роль, я сыграл писателя — кого мне еще играть? Обещали оставить на монтаже, но не знаю, сдержат слово или нет.

Публичный образ и настоящий Цыпкин

Очень запарно каждый раз придумывать образ. В соцсетях, в интервью и в разговоре с женой или друзьями я — один и тот же человек. И не потому, что такой честный, а потому, что такой ленивый. Представляете, придумывать специально картинку для вас, потом специально картинку для какого-то другого журнала, потом для телеграм-канала, потом для соцсетей. Зачем? Сегодня лучше всего продается искренность. Я, как и сказал раньше, алчный, корыстный, жадный. Поэтому я выбрал самую простую и самую продаваемую конструкцию: абсолютную искренность. Какой есть, такой есть.

О хейте и ненависти

Вот чего-чего, а хейта — море! Самого мрачного, который вы можете себе представить. Тонны ненависти, агрессии, а иногда призывов убить и сжечь. Все, что можно было плохого про себя услышать, все, что вы можете себе представить, любые нарушения нравственности и любые преступления — я был в них обвинен. В убийстве разве что не обвиняли меня. А все остальное, все, что только можно придумать, — пять лет в ежедневном режиме. 

Наверное, потому, что для многих я был совершенно необоснованно любим лучшими актерами нашей страны. Хейтеры не могли понять, почему меня читает Хабенский, Ингеборга, Аня Михалкова. Как так? Почему у меня полные залы? 

Я помню, было интервью с Татьяной Толстой, она прямо руки заламывала, не могла понять, почему так происходит. Я тогда предложил ей задать вопрос не мне, а актерам, которые меня читают — ладно в России, меня же и лауреаты «Золотого глобуса» в Америке читали. 

Плюс я всегда себя позиционировал как человека буржуазного — с таким же образом жизни. Я никогда этого не стеснялся. Русский писатель должен же быть в нищете, а я не хочу. Это тоже кого-то бесит.

Хейт вообще в моде. Сегодня, в отличие от 1990-х, не прилетает в ответ пуля и никто не приедет к тебе с битой и не заставит отвечать за свои слова. Людям нравится ненавидеть. Люди кровожадные по своей природе. Как только у них появляется возможность кого-то пнуть — они вписываются.

О том, как справляться с хейтом и ненавистью

Первый год было непросто. Потом начинаешь понемногу привыкать, проходит желание «найти и наказать». У меня нет этого христианского смирения, у меня реально иногда было желание поехать, наказать, разобраться в стиле тех лет, которые мне в чем-то были близки, — в стиле 1990-х. Я, слава богу, сдержался, но очень боюсь, что другие не сдержатся. Я написал об этом рассказ «Хейт», который экранизировали с Викой Толстоганова в главной роли.

А потом принял решение и убрал это все из жизни. Я просто перестал читать этот поток. У меня в соцсетях не то что за хейт, а за отсутствие должного почитания блокируются люди. Мне так комфортней. Человек моментально вылетает из «друзей», если он чуть-чуть перегибает где-то с комментариями в мой или чей-то адрес, а комменты открыты только френдам. Еще я не читаю никакой критики про себя, то есть вообще ничего не читаю. Я нахожусь в вакууме собственной исключительности и гениальности. Меня это абсолютно устраивает. Жена и Константин Юрьевич Хабенский регулярно возвращают меня в суровую реальность. Этих двух хейтеров я с трудом, но терплю.

Вы поймите, нормальный человек в сети ничего критического не напишет, если он не профессиональный критик. Потому что — зачем?! Я за всю свою жизнь ни один фильм не ругал в сети. Я либо хвалю, либо ничего не говорю, потому что не понимаю, зачем писать негатив. Знаете, есть у Пелевина отличная фраза: «Вы, русские, все принимаете на свой счет, а на свой счет нужно принимать только кэш, остальное — спам». 

Поэтому для меня ключевой момент понимания, не пора ли мне закончить свой карнавал, — это, конечно же, финансовые показатели. Заполненность залов, продажа книг. Это не перебьешь ничем. Полный зал невозможно никак раскритиковать. Зал полный — все понятно. Зал пустой — тоже все понятно.

О любви

Человеческая любовь — это самое главное. И ее в моей жизни, слава богу, хватает. Это любовь родителей, бабушек, дедушек, сестер, любовь жены, разумеется, любовь друзей. Писатель ты, не писатель, успешный ты, не успешный — ничего не поменялось. Как хотел за руку держать бабушку или обнимать жену, так и хочешь. Бабушке по барабану, популярен ты или нет, жене тоже. 

О профессиональной деформации

Профессиональная деформация есть, конечно. Но она в чем выражается? В чрезмерном внимании к социальным сетям и в том, насколько ты там находишься внутри повестки какой-то. Потом появляется через какое-то время страх: исписался или нет? Нынешний текст не хуже, чем предыдущий? 

Я жду, когда появится книжка, которая начнет продаваться хуже, чем предыдущая. Пока у меня все по восходящей. Но когда-то же эта маза закончится, и к этому надо быть готовым.

О безусловных авторитетах

Хабенский.

О поверженных авторитетах

Таких нет. Я даже не знаю, что человек должен сделать, чтобы я в нем разочаровался. Я не жду много от людей — поэтому, видимо, человек должен какую-то мощную сотворить низость. Посмотрим, какие времена нас ждут.

О жизни в цейтноте 

Жить в цейтноте паршиво! Я не могу сериал один посмотреть уже четыре года. Мечтаю выспаться уже лет десять! На Новый год я давно уже загадываю желание: «Один день, чтобы выспаться». Но такого еще не было. И даже не потому, что я такой занятой, а потому что надо же из соцсетей выйти. Но в целом я живу в таком расписании (в доковидное время у меня было 100 выступлений в год по разным городам и странам), что дико устаю. Когда есть хоть какое-то окно по времени — тут же его заполняю. 

Мне кажется, мужчина может начать жить вне графика, когда узнает, что у него достаточно денег, чтобы любому из своих близких обеспечить максимальную медицинскую помощь. Про это очень хорошо сказал Чичваркин: «Богатый человек тот, который может любому из любимых людей вызвать медицинский самолет». Когда ты понимаешь, что ты можешь — тогда можешь и расслабиться. Пока нет — нет. Сейчас мир такой, что вообще все валится. Ты должен делать максимум, чтобы дать своим любимым чувствовать себя хорошо и стабильно. 

Так что не время расслабляться. Я думаю, в ближайшие лет десять расслабиться не удастся.

Топ-3 предпочтений 

Музыка

• Depeche Mode
• «Кино»
• Борис Гребенщиков
• всегда в специальной номинации — группа «Моя Мишель»

Книги 

• «Transhumanism Inc.», Виктор Пелевин
• «S.N.U.F.F.», Виктор Пелевин
• «Generation “П“», Виктор Пелевин

Фильмы

• «Отточенное лезвие», Билли Боб Торнтон
• «Обыкновенное чудо», Марк Захаров
• «Интерстеллар», Кристофер Нолан

Беседовала Мария Маханова