Режиссер Марина Брусникина: В Москве идет много «Чаек» и «Маскарадов», но нет другого «Приглашения на казнь»

«Приглашение на казнь» — ваш первый спектакль в Театре Ермоловой и первое сценическое обращение к Набокову. Расскажите о замысле этого проекта.

Художественный руководитель Театра Ермоловой Олег Меньшиков посмотрел «Дни Савелия» в РАМТе и пригласил меня поставить «Приглашение на казнь». Сначала я испугалась: у Набокова потрясающая работа со словом, при переводе его текста в действие многое теряется. Мы с Олегом Евгеньевичем даже обсуждали варианты спектаклей по другим произведениям, но потом я перечитала роман и решила ставить его, несмотря на сложность и кажущуюся невозможность. 

Это одно из самых богатых на интерпретации набоковских произведений. Какая из трактовок ближе вам?

В предисловии к английскому переводу «Приглашения на казнь» Набоков утверждает, что история Цинцинната не имеет отношения к какой-либо стране или идеологии. Так и есть, это роман не про столкновение личности и государства, а про творчески одаренную индивидуальность, чей дар не может совпасть с окружающей реальностью. Цинциннат — единственный нормальный человек в окружении картонных масок, он «ошибкой попал в этот страшный полосатый мир» и осужден за свою непохожесть на других. Люди вокруг него существуют по закону «живем, пока живется» и ищут поводы наслаждаться — неважно, находятся они в тюрьме или нет. Но ведь каждый из нас тоже заточен в своем теле и однажды умрет, тем не менее мы проживаем свою жизнь весело: репетируем, решаем художественные задачи, отмечаем праздники. Мне было важно показать, что душа и возможности человека гораздо шире внешних или внутренних законов, которые мешают им раскрываться. Когда осознаешь эту данность, с ней возможно справиться. Набоков написал фантастический финал, позволив герою выйти из картонного мира к «существам, подобным ему». 

Какие сложности возникли при адаптации романа в сценическую версию?

Работая с «Приглашением на казнь», легко оказаться под влиянием литературного гения Набокова, его интеллектуальных и эстетических игр. Поэтому я отталкивалась от задач театра, а не текста, стремилась найти тему, которая взволновала бы людей в зрительном зале. Как и для любого спектакля по прозе, я составила сокращенный вариант массива — только те события, без которых не обойтись. По моему черновому варианту Ринат Ташимов, драматург Театра Ермоловой, сделал инсценировку. Работа шла нелегко, потому что я привыкла все делать сама, а другому человеку сложно транслировать собственное видение будущего спектакля. В ходе репетиций с актерами мы разработали уже седьмой вариант сценария, дружно признавая его «редакцией театра». 

Чтобы разобраться во множестве отсылок и интерпретаций «Приглашения на казнь», требуется глубокий анализ. Как вы с артистами разбирали этот текст? 

Мне повезло с актерами, которых посоветовал Олег Евгеньевич, они настолько терпеливые, творческие и включенные в работу, что процесс репетиций проходит очень интересно. С октября по январь мы погружались в материал, изучали разные трактовки и подходы к анализу этого романа. Каждый приносил на репетиции свои наработки, и мы вместе их разбирали. 

В Театре Ермоловой уже шел спектакль «Приглашение на казнь» в постановке Валерия Фокина. Смотрели ли вы его?

Нет, я не видела спектакль Фокина, но знаю, что там играли Виктор Проскурин и Андрей Ильин. Судя по фотографиям, наши трактовки очень отличаются. Еще в РАМТе Павел Сафронов ставил «Приглашение на казнь», его я тоже не смотрю, хотя есть видеозапись. Каждый режиссер более или менее удачно решал собственные художественные задачи, но у этого романа Набокова нет богатой сценической судьбы. Сейчас в Москве идет много «Чаек» и «Маскарадов», но нет другого «Приглашения на казнь». 

«Обращаем внимание на обаяние, заразительность и темперамент»

Ваши недавние выпускники пополнили труппы разных театров, и вот Ульяна Михайлова играет в премьере «Приглашения на казнь», Илья Барабошкин занят в вашем спектакле «Здесь дом стоял» в РАМТе, а часть ребят появляются в новых проектах «Практики». Следите ли вы за судьбами остальных?

Стараюсь заботиться о них, забрала в репертуар «Практики» два дипломных спектакля — «Дни нашей жизни» и «Расскажи мне про Гренландию». Когда планируются новые постановки, смотрю, кто из ребят свободен, и обеспечиваю им возможность работы. Они, в свою очередь, всегда зовут на свои спектакли. Недавно Никита Языков сыграл в новогоднем шоу «Дядя Степа. Говорят, под Новый год...», вышли премьеры у ребят, попавших в Театр Маяковского. Я очень рада за Ульяну Михайлову, талантливую острохарактерную актрису со специфическим чувством юмора. Несмотря на блестящие показы, ей долго не поступали предложения, но Олег Меньшиков сразу пригласил ее в труппу Театра Ермоловой. В этом году он набрал пул недавних выпускников, все они заняты в моем спектакле: кроме Ульяны это артисты с курсов Коручекова, Меньшикова, Каменьковича и Крымова, Земцова и Золотовицкого. И хотя они учились у разных мастеров, мы говорим на общем языке, и я не нарадуюсь на эту компанию молодежи.

Летом вы набрали новый актерский курс в Школе-студии МХАТ. Какими качествами должен обладать абитуриент, чтобы попасть в вашу мастерскую?

Безусловно, мы ищем индивидуальность, обращаем внимание на обаяние, заразительность и темперамент. Но на каждом из отборочных этапов кто-то отсеивается, до заключительного конкурса доходят только самые достойные, и даже из них поступают не все. В «Приглашении на казнь» играет Полина Зиновьева, которая поступала ко мне на курс, но на конкурсе уступила другому артисту. В итоге она закончила мастерскую Коручекова в Школе Райкина и стала прекрасной артисткой. 

Что для вас неприемлемо в процессе образования и кого вы готовы исключить, несмотря на талант и обаяние?

Наша мастерская славится тем, что мы почти не исключаем, чаще студенты уходят по личным причинам. На первом курсе для некоторых идет обучение «на вырост», мы даем артисту время, чтобы раскрыть индивидуальность. Ждем долго, но, если человек никак не проявляется, приходится расставаться. Случаются и конфликты на курсе, но они преодолимы. У последнего выпуска был период, когда один талантливый парень противопоставил себя части коллектива. Встал вопрос о его отчислении, но я была уверена, что выгонять нельзя, он должен себя преодолеть. Мы несколько раз серьезно поговорили, и он остался. Если человек способен перестраиваться, с ним не будешь расставаться.

«Спектакли не окажутся вызывающими и шокирующими, а ребенку будет интересно»

С нового сезона вы стали главным режиссером РАМТа. Это не самая очевидная должность с точки зрения полномочий. Как строится ваше взаимодействие с худруком Алексеем Бородиным и командой театра?

Таких людей, как Алексей Владимирович, очень мало. Он вызывает огромное уважение и любовь своей культурой, интеллигентностью, творческой неуемностью и постоянным желанием двигаться вперед. Я всегда считала, что мне очень повезло попасть в его круг, и когда он предложил мне присоединиться к команде РАМТа, сразу согласилась. Сейчас я нужна ему как советчик, партнер по диалогу и подручный, чтобы он мог освободить себя от части организационных задач и сосредоточиться на творчестве, выпуске нового спектакля. Мне нужно войти в систему координат Молодежного театра, понять, как выстраивается его работа и функционирует команда, какие приоритеты у художественного руководителя и где нужна моя помощь. Пока это очень плавный вход: читаю пьесы и изучаю предложения, приходящие в театр, отсматриваю репертуар и знакомлюсь с труппой. Когда я вступила в должность, сезон в РАМТе был уже спланирован, а сейчас мы делаем заготовки на следующий, обсуждаем и выбираем новые работы. И хотя у меня большой опыт руководства театром, я многому учусь у Алексея Владимировича, пытаюсь анализировать ход мысли и причину его выбора. У него уникальная интуиция, очень бережное отношение к миру и людям — это позволяет собрать замечательный творческий корабль.

РАМТ — один из самых интенсивно работающих театров Москвы, в нем регулярно выпускаются премьеры, проходят лаборатории, ведется плотная работа со зрителем. Не каждый репертуарный театр может похвастаться такой концентрацией событий. 

Да, РАМТ работает как хорошо слаженный механизм. Здесь выстроена уникальная система воспитания зрителей: люди ходят в этот театр с малолетства до старости, бабушки, выросшие на спектаклях РАМТа, приводят сюда своих внуков. Это место, где зритель получает то, на что рассчитывает. У родителей есть доверие к нему, они знают, что спектакли не окажутся вызывающими и шокирующими, а ребенку будет интересно. Мне важно разобраться, как это развивать. Когда в 2018 году я пришла в «Практику», задачи были похожие: удержать зрителя и сохранить лицо театра, не дать ему раствориться в огромной культурной жизни Москвы. А для этого нужно искать свежие подходы и привлекать новую публику.

Вашей первой работой в роли главного режиссера стал документальный спектакль «Здесь дом стоял», где артисты старшего поколения рассказывают о своих истоках. Почему вы решили начать свой путь в новом качестве с такого спектакля?

Мы запланировали его гораздо раньше. У меня в РАМТе есть «добрые духи» — группа артистов во главе с Витей Панченко, которые давно колдовали, чтобы я выпустила новый спектакль. Витя предложил идею поговорить с артистами 60+, раскрыть их судьбы через воспоминания о предметах и стенах — от дома до театра. Драматург Андрей Стадников обработал собранный нами материал, и в конце прошлого сезона мы показали прогон. Как раз после него Алексей Владимирович предложил мне должность главного режиссера. 

Для актеров это был первый опыт работы с вербатимом? 

Да, для РАМТа это непривычный формат — со сцены говорить про себя от первого лица. Поначалу работа шла сложно: были споры, сомнения в необходимости такого спектакля. Кто-то уходил, хлопнув дверью, с остальными мы преодолевали разные периоды притирки. У меня была установка работать только с теми, кто захочет, и я потихоньку вербовала свою команду. Один замечательный артист после нашего разговора сказал: «Я не знаю, что вы придумали, но лично с вами мне общаться приятно», — это была победа. Появился костяк актеров, на который я опиралась, за ними подтянулись остальные. 

Следующей вашей работой в РАМТе будет «Лето Господне» по Шмелеву. О чем для вас этот текст? 

«Лето Господне» стоит особняком в нашей литературе, у него много поклонников, но есть и те, кто его не принимает. Когда я читала этот роман, сработали гены: по отцу я родом из Замоскворечья, особняк прадеда до сих пор стоит в Озерковском переулке. Поэтому во мне будто голоса предков заговорили, я на личном уровне прочувствовала этот быт, сделала много открытий — даже не про православный уклад, а про дух времени и места. Сильнее всего меня потряс финал, где огромный счастливый мир, организованный с такой любовью, рухнул в тартарары. Будто на твоих глазах осыпалась роскошная фреска: отлетел один кусочек, и за ним посыпались все остальные. Это очень сильный роман — да, трагический, но в нем много света и смыслов. Он жил в моей голове долго, и в какой-то момент я поделилась с Алексеем Бородиным, что хочу его поставить. Пять лет это предложение зрело среди других, и наконец пришло его время.

«Интуиция помогает разглядеть тех, кто совсем скоро станет востребованным»

В небольшом театре «Практика», которым вы руководите, выходит одна премьера за другой, причем среди режиссеров и артистов много молодых людей, чьи имена неизвестны широкой публике. Как вы подходите к отбору проектов и формированию репертуара?

«Практика» — экспериментальная площадка, для нее ищешь материал, цепляющий остротой, парадоксальностью и неожиданностью. В этом пространстве встречаются абсолютно разные команды с непохожими способами творческого самовыражения, и зритель готов их принять такими, какие они есть. Новые имена я ищу повсюду. Мне важно знать, что происходит в литературе, поэтому я согласилась участвовать ридером конкурса «Большая книга», прочитала кучу толстых романов. Пул интересных режиссеров собирается на лабораториях, где я подмечаю удачные эскизы, и, конечно, из советов — моего заместителя, Юры Квятковского, который в курсе всего нового и интересного в театре, и Павла Руднева, который много ездит по стране и следит за талантливыми именами. 

Вместе с Павлом Рудневым вы курируете в МХТ имени Чехова проект «Артхаб» — серию режиссерских лабораторий по современной драматургии. В чем их ценность?

Проекту «Артхаб» уже два года, он помогает открывать новых режиссеров, демонстрирует их потенциал. По условиям, каждую лабораторию составляют 5 эскизов, и как минимум один из них дорабатывается до спектакля в Художественном театре. Но из всех заявок может быть больше одной удачной, к тому же мы с другими отборщиками не обязательно совпадаем в суждениях. Некоторым успешно проявившим себя режиссерам я предлагаю доработать эскиз до спектакля в «Практике», за другими начинаю следить. Интуиция помогает разглядеть тех, кто совсем скоро станет востребованным, за таких я стараюсь хвататься. Например, в этом сезоне я пригласила в «Практику» Филиппа Шкаева со спектаклем «Тристан» — на «Артхабе» эскиз не получил поддержки, но я же понимаю, что мало режиссеров, способных так свободно хулиганить. Еще удалось перехватить Арсения Мещерякова — его спектакль «Дни нашей жизни» мы забрали из репертуара Школы-студии, а весной он выпустит постановку по Мамлееву.

Ваш спектакль «Мороз, Красный нос» возвращается в репертуар «Практики» с новой актрисой, а «Наташина мечта» выезжает на гастроли в Санкт-Петербург, где потребуется адаптация под новое сценическое пространство. Такие события требуют внимательного участия режиссера. Каково вам возвращаться к своим прежним работам, нет ли желания полностью их переделать?

Бывает по-разному. Недавно я пришла в МХТ на сотый показ спектакля «Боюсь стать Колей» и волновалась, что захочу все переделать. Но мне так понравилось! Показалось, что я ставила его в припадке одаренности и сейчас бы так не смогла. Возвращаться к спектаклям стоит, если они нужны сегодня. «Мороз, Красный нос» — современная камерная опера на музыку Алексея Сюмака, где поэма Некрасова звучит по-новому, разбивая представления об этом классическом произведении. В силу обстоятельств мы можем играть ее очень редко, но мне важно ее сохранить. Поэтому на время ремонта «Практики» мы пересобрали этот спектакль в пространстве Музея Москвы. А сейчас исполнительница главной роли Яна Енжаева очень занята на съемках, и я решила сделать редакцию с Алиной Рачковской. С «Наташиной мечтой» история другая: мы очень давно играем этот спектакль, актрисы первого состава уже «выросли» из него и сменились новыми, но у зрителя есть потребность в таком разговоре. История девчонок в жутком переходном возрасте, когда кидает из стороны в сторону и важно найти себя, сильно действует на родителей, приходящих вместе с подростками. Поэтому мы продолжаем его играть, вводим новых артистов и приспосабливаем к гастрольным площадкам.

«Как только я остаюсь одна и отдыхаю, у меня все начинает болеть и разваливаться по частям»

В октябре прошлого года вышел фильм «Первая любовь», где вы сыграли одну из главных ролей. Вы нечасто появляетесь в кино. Каким должен быть проект, чтобы вас заинтересовать?

Я никогда не строила кинокарьеру и уже давно перестала быть театральной актрисой. Но если возникает проект хорошего режиссера с интересной ролью и качественным сценарием, я принимаю предложение. Иногда и в сериале могу сыграть. А «Первая любовь» — это артхаус с новыми для меня задачами. Я глубоко погрузилась в съемки и приобрела потрясающую подругу, режиссера Светлану Проскурину.

У вас огромная занятость: руководство двумя театрами, выпуски спектаклей, преподавание в Школе-студии МХАТ. При этом вы успеваете сниматься и много читаете. Как вам удается все это совмещать?

Расставляю приоритеты: в дни выпуска спектакля сосредотачиваюсь на репетициях, но поздним вечером и ранним утром отвечаю на переписки. Мне очень помогают люди: в «Практике» замечательная команда, с которой мы существуем в диалоге, директор, закрывающая многие вопросы. В РАМТе тоже очень сильный коллектив. После репетиций в девять вечера я бегу на встречу с Алексеем Владимировичем, обсуждаем с ним задачи развития театра. На студентов выделяю время два раза в неделю и подключаюсь на важные события, в остальные часы с ними работает крепкая команда педагогов. Так потихоньку все распределяется. Я всегда была занята параллельно в нескольких местах, мне нравится такая скорость существования. К тому же у меня нет другой жизни, кроме работы: я не занимаюсь ни собой, ни хозяйством. Правда, сейчас стало сложнее, иногда хочется сосредоточиться на чем-то одном. Думаю, что буду понемногу разгребать задачи. 

Что помогает вам восстанавливать силы?

Работа и творчество. Когда я с утра прихожу на репетицию, могу быть уставшей и хотеть спать, но при этом получаю огромное удовольствие, собирая спектакль на сцене. Я люблю этап выпуска, хотя это жуткий стресс и огромная ответственность, ведь весь театр с утра до ночи работает на то, чтобы у меня что-то получилось. Чувство ответственности в этой профессии наполняет и уничтожает одновременно, важно не разочаровать тех, кто тратил на тебя свое время. Но как только я остаюсь одна и отдыхаю, у меня все начинает болеть и разваливаться по частям. Так у многих творческих людей. Хотя иногда я могу бездумно лежать на диване, смотреть детективы и боевики, проводить ночи за сериалами — интересно же следить, что нового выходит. Вот недавно до четырех утра досматривала новинку Константина Богомолова «Кеша должен умереть».

Беседовала Анна Юсина