Шавкат Кадыров: У каждого хирурга свой «дзен»

Детская нейрохирургия и нейроонкология становятся перспективными и прогрессивными областями медицины. Благодаря новым подходам к диагностике и лечению все большему количеству детей и молодых взрослых, столкнувшихся с опухолями мозга, удается справиться со сложным заболеванием и вернуться к привычной жизни. Вы, как хирург, выполняете одну из ведущих ролей в лечении таких пациентов. Расскажите, пожалуйста, какие изменения произошли в нейрохирургии с момента вашего прихода в профессию и до сегодняшнего дня?

У меня за плечами 21 год интенсивной работы. Сначала это была ординатура — обучение и познавание специальности, а потом уже началась более ответственная работа, хирургия сложных патологий. С момента моего прихода в профессию изменилось многое: подходы к лечению, аппаратура. Также есть понятие «оттачивание микрохирургической техники», с годами техника стала более совершенной. 

Раньше были такие виды патологий, такие опухоли мозга, которые считались неоперабельными. Даже если за них и брались, то выживаемость пациентов после таких операций была очень низкой. Сегодня же фактически не осталось патологий, за которые бы не брались хирурги. Поменялась не только хирургическая техника, но и анестезиологическая, и реанимационная. Хирург в одиночку точно не сможет сделать работу так, как ему хочется. Нужна команда специалистов, так как выход из наркоза и весь послеоперационный период имеют не менее весомое значение.

Приведите несколько примеров изменений, которые были бы понятны человеку, далекому от медицины. 

Например, хирургический доступ к мозгу. Раньше это были большие разрезы, порой приводящие к сильным эстетическим дефектам. Сейчас же в большинстве случаев вмешательство минимизировано до нескольких сантиметров. Развивается малоинвазивная хирургия, которая позволяет пациентам легче переносить операции и быстрее восстанавливаться. Если когда-то пациенты проводили в послеоперационном отделении две-три недели, то сейчас на пятые-шестые сутки мы можем отпускать их, что называется, «на ногах». 

А как на вашу работу повлияли новые виды диагностики?

Существенно. Когда я пришел в профессию, магнитные и компьютерные томографы только вводились в практику. Аппаратов было мало, и, соответственно, их доступность для пациентов тоже была минимальной. Качество картинок было не очень хорошим.

Сегодня же МРТ и КТ — это золотой стандарт диагностики, без которого трудно представить нашу работу. Изменилось качество проводимых исследований и доступность такого оборудования. Я объехал многие регионы России и могу сказать, что качество и общедоступность современных методов у нас хорошие. Многое покрывается выделяемыми государством квотами, в том числе на ВМП, по ОМС (ВМП — высокотехнологичная медицинская помощь (медицинская помощь с применением высоких технологий для лечения сложных заболеваний); ОМС — обязательное медицинское страхование. — Прим. ред.).

Наблюдаете ли вы за статистикой по борьбе с опухолями мозга?

Есть такое понятие «контингента опухолей». Среди них есть абсолютно доброкачественные новообразования, которые после хирургической операции требуют наблюдения и возможной реабилитации, и злокачественные опухоли, которые сильно разнятся по типу и дальнейшему лечению. Прогноз при злокачественных опухолях тоже очень разный — как благоприятный, так, к сожалению, и нет. Однако современные нейроонкологические протоколы лечения злокачественных опухолей ЦНС позволяют добиваться большой продолжительности жизни. Поэтому при любом раскладе мы стараемся настраивать наших пациентов и их родителей на дальнейшее лечение и делаем все, от нас зависящее. 

Последующим ведением пациента, прогнозами, статистикой и оптимизацией лечения мы занимаемся совместно с онкологами. Я как хирург отслеживаю хирургические аспекты. Это особенно важно, если пациент возвращается к нам на повторную операцию в случае рецидива заболевания.

За полчаса до нашего разговора вы проводили плановую операцию по удалению опухоли мозга у ребенка. Сколько у вас бывает за день таких операций? 

В среднем одна большая операция или две усредненные. У всех хирургов разная нагрузка. 

Что для вас идеально проведенная операция?

Идеально, если за время хирургического вмешательства не случилось никаких эксцессов. Когда через несколько часов ребенок просыпается, и все его жизненно важные функции сохранены, ты ничего не повредил, и требуется минимальная реабилитация. Хотя риск есть всегда. Мозг очень хрупкий. Все операции разные — одинаковых и легких у нас не бывает. 

Нужно ли как-то специально готовиться к операции? 

Мне кажется, у всех практиков это происходит по-разному. Как говорится, у каждого хирурга свой «дзен». Но если мысленно не готовиться к операции, если заранее не сесть и не оценить спокойно все риски на дооперационном этапе, не пообщаться еще раз с родственником пациента, то это уже не очень хорошо. Не должно оставаться того, чего бы ты не охватил до операции: документы ребенка, МРТ. Это обязательно нужно делать.

Нужно иметь в голове сразу несколько сценариев. Иногда идешь и думаешь: вот этого и этого не должно быть, но, ввиду особенностей состояния ребенка, все случается совсем иначе. Поэтому всегда нужно быть собранным и смотреть наперед. Это нарабатывается только с опытом, сразу ничего не бывает.

Шавкат Умидович, вы являетесь приглашенным экспертом Фонда Хабенского. На волонтерских началах участвуете в качестве спикера в выездных семинарах, встречах, обучении врачей и других просветительских мероприятиях фонда. Расскажите, как началось ваше сотрудничество с Фондом Хабенского?

Знакомство случилось по линии программы фонда «Знать и не бояться», целью которой является улучшение проводимого в России лечения и развитие ранней диагностики заболеваний головного мозга. Я не сразу примкнул к команде экспертов, потому что до меня в просветительских мероприятиях: семинарах, лекциях, консультациях — участвовал другой нейрохирург. Но, когда поступило предложение, я с радостью согласился. И до сих пор делаю это с удовольствием, потому что считаю очень важной работу и общение с региональными врачами и пациентами, которую поддерживает фонд.

Продолжая тему взаимодействия с регионами, Фонд Хабенского регулярно проводит просветительские нейроонкологические семинары для медицинского сообщества, где выступают с докладами ведущие специалисты, занимающиеся лечением и реабилитацией пациентов с опухолями ЦНС. На сегодняшний день такие семинары прошли почти в 30 городах России. Наблюдаете ли вы какие-то изменения во взаимодействии врачей из центральных и региональных клиник? 

Часть врачей в регионах настороженно общаются со специалистами из центральных клиник. Но когда они нас видят во время выездных семинаров, то все их сомнения быстро уходят. Мы делимся своим опытом и перенимаем их знания. Затем начинаем больше общаться и консультировать друг друга на местах. Также это влияет и на лечение наших пациентов. Сложнейшие нейрохирургические патологии оперируются лишь в нескольких центральных клиниках, и в экстренных ситуациях, когда нужно решать вопрос сиюминутно, выстроенное взаимодействие с регионами помогает ускорить процесс начала лечения. Сокращается трафик пациентов и количество бюрократических проволочек. Ребенок быстрее попадает из своего региона к нужным врачам. При сложных патологиях, когда время становится одним из решающих факторов, такая слаженная работа региональных и центральных клиник особенно важна.

Благотворительный Фонд Константина Хабенского с апреля 2008 года помогает детям и молодым взрослым с опухолями головного и спинного мозга вовремя получать необходимую медицинскую помощь и возвращаться к полноценной жизни. Фонд оплачивает диагностику и лечение, организовывает реабилитационные программы, проводит информационную работу с родителями, с помощью курсов и тренингов повышает квалификацию врачей, помогает оснащать профильные отделения российских медицинских учреждений.

Беседовала Анна Панкратова