Европейскую аристократию маленькая Хорватия привлекала с давних времён. На Макарской ривьере, с её многочисленными островами и протянувшимся на многие километры побережьем, укрытым хвоей, они находили отдых от суеты больших городов. Здесь же, благодаря английскому королю Эдуарду VIII и его возлюбленной американке Уоллис Симпсон, которые когда-то привили моду на нудизм на хорватских пляжах, и по сей день находят радость те, кто, отбросив остатки одежды, наслаждаются свободой и солнцем. (С 1960 года Хорватия остаётся одним из немногих европейских мест, где нудизм официально разрешён.)
Когда самолет стал снижаться в Сплите, в последних лучах солнца показались острова, пологие горы и блестящее серебром море. Среди этого великолепия белели рассыпанные сахарным рафинадом домики, а на выходе из аэропорта вдруг ошеломил неожиданно густой запах хвои.
Дорога вела к Подгоре — небольшому курортному городку у подножия горного хребта Биоково — мимо поселков с домами не выше двух этажей, за которыми мелькало вдалеке море. По мере приближения к стоявшему на берегу отелю темнота стремительно сгущалась и в отсутствии городского шума и в свете редких фонарей власть луны и рассыпанных мириадами звёзд представлялась безграничной.
А утром, проснувшись от нежного прикосновения лучей ещё не потерявшего невинность солнца и распахнув деревянные, выкрашенные белой краской жалюзи, я увидела в трёх метрах от себя ленивое, кристально чистое море. Оно дышало, шептало, шелестело, манило.
Не отрывая взгляда от набегавших на узкую полосу пляжа волн и склонившихся над ним сосен, я вдыхала неповторимую смесь запахов хвои, водорослей и невесть откуда взявшейся лаванды. Моё решение раствориться между солнцем и ультрамариновым морем именно здесь, на Макарской ривьере, между Сплитом и Дубровником, казалось окончательным и бесповоротным.
Но уже за завтраком, услышав резонное замечание, что не для того мы арендовали автомобиль, чтобы лежать на пляже, я осознала, насколько несостоятельным было принятое мною решение. Все последующие мои встречи с морем были краткими и оттого ещё более желанными. Зато наш арендованный «Форд» метался по горам, городам и островам, помогая проникнуться хорватской культурой, пробуя на вкус изыски её незамысловатой, почти домашней кухни.
Сначала это был расположенный высоко в горах заповедник Биоково. Его прекрасные виды предполагали подъём на самую высокую вершину — гору Святого Юрия, возвышающуюся на 1762 метра над уровнем моря.
Вплоть до самой верхней точки туда вела узкая асфальтированная дорога с односторонним движением. Это означало невозможность повернуть назад в том случае, если внезапно включится разум. Поскольку наш разум возымел действие слишком поздно, мы с плохо скрываемым ужасом неумолимо двигались вверх. С каждым поворотом серпантина, когда море внизу казалось всё меньше, а яхты становились всё более похожими на детские игрушки, я всё чаще и чаще закрывала глаза. Несмотря на доверие к моему спутнику за рулём, мозг неотвязно сверлила мысль, что он всего лишь городской житель, никогда не ездивший по горным дорогам. И поэтому после очередного поворота, когда моё жизненное пространство сузилось до трёх метров между скалой и пропастью, я мысленно попрощалась со всем, что было дорого.
Впоследствии, оказавшись на ровной тверди горного хребта и провалившись от пережитого шока в сон, я пропустила всю пастораль деревенской жизни с ее курами, огородами и милыми домами.
На следующее утро, плавая в самом чистом в Европе море, я снова сказала себе, что вполне заслужила право лежать под соснами, пока не выгонит с пляжа раскалившееся добела солнце, а потом ходить в рыбный ресторанчик и в ожидании приготовленной на гриле рыбы писать иероглифы на запотевших кувшинах с вином.
Но… На следующее утро мы ехали в самый величественный и изысканный город Хорватии, под названием Дубровник. Пересекли границы Боснии и Герцеговины и на узкой полосе, выходящей к морю, перед нами предстал сказочный под желтой черепицей город. Его отполированные до блеска ногами улочки вели на мощёную бледно-розовым камнем улицу Страдун. Окружающая город крепостная стена высотой двадцать пять метров открывала вид на горизонт и бьющиеся о скалы волны, а в распахнутых окнах, прилепившихся к стене древних домов, видна была повседневная жизнь. В обратный путь мы отправились на закате, оставляя за спиной город, излучающий достоинство и благородство, где тесно переплелись прошлое и настоящее, и который, несмотря на звание крепости, всегда открыт миру.
Мой отпуск в тихой без туристического глянца Хорватии закончился также неожиданно, как начался. Мы колесили по дорогам, останавливаясь в разбросанных по материку и островам селениях, пробовали знаменитый пашский сыр и ореховый пирог, «грызли» щипцами крабов в соусе, наслаждались обжаренными на гриле кальмарами. Купались на диких пляжах с нудистами и без них и я, ожидая обратного вылета, обещала себе обязательно вернуться в созданную, по словам Бернарда Шоу, «из слез, звезд и дыхания моря» страну.
