Лина увидела в книжном советские издания Дюма. Это, говорю, наверно макулатурные. «Как это?» – спрашивает. Выяснилось – она не знает вообще о том удивительном «спорте», в который было вовлечено полстраны. Счастливая девочка, родившаяся после социализма.
Пришлось рассказать. Что мы собирали макулатуру как ненормальные. Потому что за 20 кг можно было получить талончик на дефицитную книгу, того же Дюма, например.
Я тащил старые газеты-журналы домой отовсюду. Увижу в гостях у кого-то стопку «Правды»: «Извините, а вам она не нужна?» – «Да нет, забирай». Инспектировал даже помойки – оттуда нес ценность домой, прижав газеты к юной груди, как Д'Артаньян свою Констанцию.
Всё это у нас аккуратно складывалось в коридоре. Время от времени я ловко обвязывал газеты бечевкой, прессуя коленом, и взвешивал безменом – металлическими весами с крючком. Эх, не хватает еще трех кило до заветных двадцати! Мой школьный друг Витя был сметлив, он предложил засовывать камушки между газет. Но я же был честным пионером – нет, так нельзя!
Потом мы с мамой тащили эти тяжелые связки газет до пункта, где их принимали, он находился в неуютном сарайчике близ желтого клуба имени Третьего интернационала. Идти было неблизко, бечевка резала наши ладони, мама часто требовала остановиться. Но мы страдали ради Дюма, ради всех мушкетеров и графини де Монсоро.…
Тут Лина мне говорит: «Но ведь это наверно разумно: переработка, экология, спасение лесов».
Нет, отвечаю, совсем не разумно. Потому что книг выпускалось – миллионные тиражи. Только девяносто процентов были вообще не нужны. Речи Брежнева и про труд сталеваров. Они тупо лежали в магазинах годами. То есть макулатуры производилось в тысячу раз больше, чем мы сдавали ее.
А издать сраного Дюма, чтобы всем досталось – это никак. Причем, государство бы на нем дохрена заработало.
«Ну хорошо, – говорит Лина. – Но зато из этой макулатуры делали потом нужные вещи. Туалетную бумагу…»
Стоп! – отвечаю. – А это уже другая история. Еще интересней.
Рассказать?