Продолжение. Начало читайте здесь:

часть 1: Как я Моцарта искал

часть 2: Как я нашел Сальери

часть 3: Сальери за рулем, сколько ножек у рояля и другие курьезы

часть 4: Паустовский совсем рядом

часть 5: Ван Клиберн на Гражданской, две лошади и рыжая Лиля

часть 6: Что делать, если первая работа провалилась

часть 7: Байковая пауза

С Юрием Нагибиным мы были знакомы давно. Даже однажды соприкоснулись в одном проекте, когда я снимал на «Мосфильме» «Музыку Верди», а он был членом редколлегии. Но наши совместные проекты начались только в 90-м году прошлого столетия. И постепенно возникла дружба. Постепенно, потому что Юрий Маркович шел на сближение с новыми людьми долго, с осторожностью и достаточно подозрительно. Зная свой характер, он, очевидно, выработал такой способ, охраняя себя от поспешных выводов и ошибок, которые некогда его подводили. И все же наши интересы, а главное, совершенно бескорыстные побуждения с обеих сторон постепенно нивелировали напряженность. И однажды завеса отчуждения рухнула. Юрий Маркович впустил меня в свое сердце.

Помог, как ни смешно это выглядит, маленький, микроскопический кусочек скотча. Да-да. Той самой клеящей ленты, которую употребляют в хозяйственных делах. Дело в том, что у Юрия Марковича были некоторые сложности: какой-то нерв, «руководивший» веком правого глаза, стал подводить. И веко часто непроизвольно опускалось, закрывая глаз, мешая видеть. Вместе с женой, Аллой Григорьевной, Юрий Маркович нашел способ смягчить этот недуг. Супруга навострилась приклеивать в уголочке около века маленький кусочек скотча. И это обеспечивало ему на целый рабочий день нормальное состояние. И вот нам предстояло улететь в Италию, где мы должны были снимать фрагменты к фильму «Ромео и Джульетта». Дворик и балкон, где происходило действие легендарного сюжета, города Верону и Мантую, куда Ромео скрылся от преследователей. И еще много интереснейшего в этой удивительной стране. Я выступал как сценарист и режиссер, а Юрий Маркович — в качестве автора текста и рассказчика непосредственно в кадре.

Итак, нам надо отправляться. И тут возникает проблема, связанная с глазом. Кто же сможет заменить Аллу Григорьевну? Ведь только она своими тонкими и трепетными руками могла наклеить этот кусочек прозрачной ленты.

— А вы не смогли бы? — спрашивает меня Нагибин, уже зная, что я человек «рукастый».

— Ну конечно, смогу, — хвастливо заявляю. — Я и крышу на вашей даче могу заменить.

— Крышу понятно. А вот эту малость…

— Попробую. Но надо, конечно, потренироваться.

В общем, получив несколько уроков, я постепенно навострился, и проблема вроде бы была решена. Мы отправились в командировку. Работаем, много снимаем. Во дворике Джульетты под балконом бронзовая скульптурка юного создания, познавшего силу всепоглощающей любви. Толпы туристов на счастье гладят девичью грудь Джульетты. От нескончаемых прикосновений она почти совсем стерлась, но это никого не смущает, и миллион рук снова и снова тянется к бронзовому изваянию. Снимаем много и жадно. Здесь ведь куда ни глянь — все легенда, исторические памятники, особая атмосфера.

К концу дня, изрядно уставшие не только от работы, но и от впечатлений, которые полностью вытесняют все, даже желание перекусить, заваливаемся наконец в своих номерах в гостинице.

И вот как-то слышу из соседнего номера громкий голос Юрия Марковича. Он возбужденно кричит в телефонную трубку:

— Алла! Ты даже не представляешь! Владимир Михайлович наклеивает даже лучше, чем ты!

Теперь я понял, почему Юрий Маркович полностью убрал признаки недоверия и перевел наши отношения в очень теплые, абсолютно доверительные, даже дружеские.

Если водка мешает работать — бросай работу! (фольклор) А если вино?

Перед съемками итальянской «натуры» пару дней отрабатывали маршрут. Работали в Риме, в офисе итальянского продюсера Франческо Каскарелли. Склонившись над большими листами ватмана, вычерчивали наиболее рациональный маршрут, учитывая все плюсы и минусы предстоящего путешествия. Приближался обеденный час. В Италии обед — это святое. Причем точно в назначенное время. Нет там нашего российского «перенесем», «отложим» или «попозже». Если решили в два часа дня, значит в два, ни минутой позже. Франческо, видя, что мы в совершеннейшем цейтноте, спрашивает:

— Пойдем в ресторан или заказать, чтобы доставили сюда?

Мы, конечно:

— Сюда. Зачем тратить время на поход до ресторана, а потом топать обратно. Потерянное время, которого и так в обрез.

— Хорошо, — соглашается Франческо. — Но это как исключение!

Хотя походы тоже нужны. И это не трата времени. Это разминка, движение, отдых, в конце концов. Но мы гости, и он, скрепя сердце, дает команду своим ребятам сбегать и заказать обед сюда, в его офис. Те отправляются на задание, а мы продолжаем работать, рождая стратегию предстоящих съемок. Проходит какое-то время. Они возвращаются, но еще не с заказом (его привезут работники ресторана), а с какой-то огромной поклажей. На стол водружается кипа книг. Это полное собрание произведений Юрия Нагибина. На итальянском. Юрий Маркович в шоке.

— Братцы, откуда?! Это же просто праздник неимоверного уровня!

Ребята объясняют. По дороге забежали в книжный магазин. Когда хозяин узнал, что совсем рядом живой классик современной литературы, просто потерял дар речи. Договорились: на обратном пути после заказа обеда они обязательно забегут в его магазин. К этому времени там уже был приготовлен подарок автору.

Нагибин ликовал. Возбужденный, говорил без умолку. Да, действительно, издательства с ним вели переговоры, он знал, что в этой стране готовятся к печати его книги. Но чтобы это вылилось в такое вот масштабное, одиннадцатитомное полное собрание! Наконец он воскликнул:

— А нельзя ли этот обед перенести в ресторан? (Вот тебе на!) А нельзя ли после перерыва вообще закончить рабочий день? В конце концов, поработаем вечером или даже ночью. Ведь такое событие нельзя не отметить! И чтобы, как у Пушкина, помните: «Откупори шампанского бутылку иль перечти “Женитьбу Фигаро”».

Продюсер Каскарелли:

— И не обязательно Бомарше, можно Нагибина!

— Вот льстец, — воскликнул счастливый Нагибин. — Ну так что? Идем?

Каскарелли — организатор-кремень! Но человек теплый, необыкновенно сердечный.

— Ну как не понять человека в такой замечательный момент!

И вот мы в ресторане. А там неожиданно — новая ситуация. Нагибин заявляет, что это его праздник и он угощает. А Каскарелли стоит стеной, отстаивая свою позицию:

— Вы гости. И вы в Италии. У нас угощает хозяин. Все. Разговор исчерпан. Иначе отменю перерыв!

В общем, было, как написал наш любимый поэт: «Обед хороший, славное вино!» А рабочий день, как вы понимаете, пошел насмарку. Но ведь не всегда нужно, чтобы дело оттесняло безудержное счастье и радость. Вот мы и пришли к извечному вопросу. «Если водка (вино) мешает ...» (смотри заголовок).

Помните: знание — сила! Но недавно услышал: звание — сила!

Возвращаясь в Москву из Италии, в самолете с Юрием Марковичем обмениваемся впечатлениями, препарируя результаты проделанной работы. Незаметно перешли на другие темы. Пользуясь доверительным отношением, оттеснившим предыдущую настороженность Юрия Марковича, я задал ему вопрос, очевидно, в какой-то степени бестактный:

— Скажите, почему вы, писатель такого уровня, не удостоены почетного звания «Народный писатель» или «Заслуженный деятель искусств»? Если не ошибаюсь, имеете звание «Заслуженный работник культуры», причем не России, а ПНР. Как я понимаю, Польской Народной Республики?

Наверное, я невольно уколол его самолюбие. Но Юрий Маркович вместо длинных объяснений отпарировал:

— Но и вы же, Володечка, «Заслуженный деятель искусств» тоже не России? А Азербайджана! В конце концов, это так же приятно. И почетно. Не так ли? — Протянул руку для пожатия двух «представителей» культуры разных стран. — А вообще-то, — все же продолжил тему, — в этом вопросе много загадочного. Ведь звания дают не те, кто подписывает приказы, постановления, распоряжения и указы, а те, кто их готовит, кто представляет к этим званиям кандидатов.

И тогда я вспомнил притчу, которую мне рассказал когда-то отец.

Притча о рядовом солдате и офицере

Пьяный солдат упал в канаву. Когда он проснулся, то обнаружил, что лежит на чистой кровати и, как после хорошей бани, в белоснежном белье. Его недоумению не было границ. Но удивление его еще более возросло, когда появился хозяин дома. Им оказался незнакомый офицер. Молодой обер-лейтенант. Тот сказал:

— Одевайся — кстати, одежка твоя почищена, — быстро сматывай удочки и больше никогда не попадайся!

В совершеннейшем замешательстве солдат удалился. Шло время, и офицер стал тот случай забывать. Тем более что его личное событие было куда важнее: пришел приказ о присвоении ему очередного звания — штабс-капитана. Друзья и сослуживцы поздравляли, посчитав его удивительно удачливым, поскольку звание их друг получил на год-два раньше установленного по уставу срока. Жизнь шла своим чередом, как вдруг, по прошествии не более полугода, приходит новый приказ — офицеру присваивается звание подполковника. Товарищи по полку, да и сам виновник, в полном недоумении. Ведь, чтобы такое заслужить, надо отбарабанить лет восемь-десять. Проходит еще с полгода. И вдруг нашему герою присваивается звание полковника! И это, оказывается, не все. Полк, в котором он служит, отныне передается под его командование! То есть новоиспеченный полковник теперь еще и командир своего полка! Ни в сказке сказать, ни пером описать. Такого еще никогда и нигде в армии не случалось. Одновременно с получением приказов, правда, в более скромном пакете и адресованная лично его высокоблагородию, теперь уже полковнику и командиру полка, лежала небольшая записочка. Вот что было там написано красивым каллиграфическим почерком: «Ваше высокоблагородие! Пишет вам тот самый солдат, которого Вы, вместо гауптвахты и шомполов, обмыли, приютили, обули. В общем, приласкали, как родного. Хотелось как-то Вас отблагодарить! К сожалению, следующие, генеральские звания — за соседним столом, у ефрейтора Полухина. А у него свои долги! Рядовой Мусин. Писарь Генерального штаба».

Продолжение следует.