Июньский день в маленьком городке у моря. С тополей облетает пух, ласковый ветерок доносит аромат ирисов, пионов и отцветающей сирени, на фруктовых деревьях уже виднеются зеленые завязи будущих яблок, персиков, абрикосов и вишни — начало щедрого южного лета. Мне лет 6, мы с мамой куда-то идем.

В нашем городке все со всеми знакомы, и мама то и дело останавливается, чтобы поговорить с какой-нибудь знакомой тетенькой. Так мы и передвигаемся короткими перебежками — от тети Зины к тете Любе, и дальше в хорошем темпе минут десять, пока не встретили тетю Галю, но вскоре на набережной наткнулись на тетю Ларису с близняшками Сашей и Пашей, а у фонтана прямо на нас вышла Таисия Александровна со своим пуделем Шпунтиком, в миру Шпунькой.

Пока мама обсуждает с тетеньками глобальные проблемы вроде рецепта яблочного пирога или того, где купить летние босоножки, я разглядываю прохожих, плету косички из травинок, ковыряю землю носком сандалии, наблюдаю за жучками, живущими в коре деревьев, ищу камушки, угольки, фантики и красивые стеклышки для своего «секретика», прыгаю на одной ноге по бордюру, стараясь сохранять равновесие. Устаю, присаживаюсь на корточки и делаю муравьям мостики из сосновых иголок, собираю красивые голубые кипарисовые почки и пушистые шарики платанов… Шпунька изводится не меньше меня, кружится юлой на месте, чешется, чихает и порывается убежать вместе со своим поводком.

Мне скучно и тоскливо — и я злюсь на маму и этих бесконечных тетенек, которые попадаются нам на пути. Наконец, мама досыта наговорилась с Таисией, обсудив все способы приготовления лечо, и мы пошли дальше.

Перед нами по парковой дорожке идет грузная женщина. Она держит за руку щуплого загорелого мальчика со светлыми волосами — примерно моего ровесника. На нем белая «бельевая» майка, короткие синие шорты и стоптанные сандалии, некогда бывшие коричневыми. На затылке — непослушный вихор выгоревших на солнце волос. Она что-то сердито ему выговаривает, периодически дергая за руку. Голова мальчика понуро опущена. Острые, какие-то птичьи плечики вздрагивают, как от плача. Я прислушиваюсь к их разговору.

— Я с тебя шкуру спущу! Как ты мог его потерять, дурья ты башка?

— Я не знаю… Прости меня, мамочка!

— Чучело гороховое, ничего тебе поручить нельзя!

— Я найду! — с отчаянием в голосе говорит мальчик.

— Ага, как же, найдешь! Ждет он тебя! — и она отвесила мальчику звонкую затрещину.

Я в ужасе останавливаюсь и смотрю на маму. Она слушает их, нахмурившись. Вздыхает, пожимает плечами, и мы идем дальше.

— Я вот тут шел, никуда не сворачивал, — торопливо и сбивчиво объясняет мальчик, держась за зардевшуюся щеку и весь сжавшись в ожидании новой оплеухи. — Он должен быть где-нибудь здесь, под кустами!

— Под кустами, ишь! — с ненавистью шипит она. — За кефиром послала — даже этого не смог сделать, раззява! Рубль потерял! Целый рубль! Я этот рубль у тебя из носа вытащу!

— Мама, как это она его вытащит из носа? — спросила я вполголоса. Никогда раньше не слышала, чтобы так говорили. Мне представился чудесный фокус-покус: потерянная вещь на самом деле не потерялась, и ее можно просто вытащить из носа.

Мама ничего не отвечает. Ее лицо мрачнеет еще больше.

— Я найду, честное слово, найду! — в голосе мальчика слышатся слезы.

— У, бестолочь! Глаза бы мои тебя не видели! — она опять замахивается на мальчика.

Мы с мамой снова переглядываемся. Мама достает из кошелька рубль и протягивает мне. Я понимаю ее без слов. Забегаю спереди сердитой тетки и окликаю ее:

— Извините, это не вы потеряли?

Она в первый момент в недоумении смотрит на меня, переводит взгляд на мою руку, в которой зажат бумажный рубль, и ее напряженное красное лицо моментально разглаживается и расплывается в умильной улыбке. 

— Да, наш. Вот хорошая девочка, вот умничка! — говорит она медовым голоском с той притворной ласковостью, которая вряд ли кого-то может ввести в заблуждение.

Мальчик, понуро стоящий чуть поодаль, вскидывается, взгляд на мгновение задерживается на моей руке. И тут же отводит глаза, густо залившись краской.

— Вот спасибочки вам, вот хорошо, что люди порядочные! — частит тетка, обращаясь к моей маме. — А то послала эту бестолочь за хлебом и кефиром, а он потерял, а мне что эти деньги, с неба падают? — оправдывающимся голосом жалобно проговорила она. Впрочем, этот тон плохо вязался со свирепым выражением ее лица. — Одна его ращу, хожу на больных ногах на работу, все для него, для Женечки, а он — болван и растяпа! — она снова сурово посмотрела на белобрысую макушку сына.

Он, не поднимая глаз, чуть слышно прошелестел:

— Это не наш рубль. Наш был железный.

Мама хватает меня за руку и волочет в переулок, оттуда — в другой, подальше от этой тенистой улицы с тополиным пухом на обочине, ленивыми голубями и всхлипывающим мальчиком.

Мы долго идем молча. Наконец, я спрашиваю:

— Мам, а рубль — это очень много?

— Ну, как тебе сказать, чтобы тебе было понятно?.. Скажем, пять стаканчиков «Пломбира».

— Много! — решительно говорю я. — Но тебе ведь не жалко, что мы его отдали? Может, она перестанет ругать Женю?

— Боюсь, что не перестанет, — со вздохом отвечает мама.

— Ну, тогда Женька вырастет и сам станет ее распекать, да?

— Да, наверное, так и будет. Но и это тоже неправильно, — говорит мама задумчиво.

— А как правильно, мам? Что бы ты сделала, если бы я потеряла рубль?

— Ну, я бы точно не стала тебя лупить. Конечно, нужно быть внимательнее, взрослым нелегко достаются деньги. Может, это был их последний рубль. Но все равно так нельзя…

— И мы все-таки хорошо сделали, что отдали его им, правда? Хоть эта тетка и злая, но Женя, наверное, не такой? — Я подумала и добавила: — Ты можешь пять раз не покупать мне мороженое.

— Пойдем покатаемся на «чертовом колесе» и съедим по мороженому, — со слегка наигранной веселостью сказала мама.

…Я еще долго думала об этой истории. И сейчас, когда я сама уже давно взрослая и у меня есть дети, все равно не получается понять Женькину маму. Я не знаю, не могу судить, насколько сложной была ее жизнь и как ей доставались деньги, но по сей день сжимается сердце, когда я вспоминаю худенькие Женькины плечики, вздрагивающие от рыданий. И это тошнотворное «вытащу через нос».

И я никогда — никогда! — не ругаю своих детей за забытые или потерянные вещи.

Ни одна вещь на свете не стоит этого.

__

Иллюстрация сгенерирована AI 

Мой тг-канал