🚙

Генриетта сидела на отбойнике, у обочины шоссе, вся в слезах. Со стороны города мчался кабриолет Реваза. Проехав мимо юной страдалицы, Пипия ударил по тормозам, затем вырулил на встречную полосу и остановился. Генриетта села в машину и автомобиль рванул с места.

  • — Скажи, а зачем ты позвала Лила домой? — еле сдерживал недовольство Реваз.
  • — Он просто подвез меня после репетиции.
  • — Зачем! Его не должно было там быть. У меня все шло по плану. Твоих братьев нужно было подготовить сперва. Зачем ты начала про деньги? Еще и при нем. Я не понимаю, нахера? Зачем? Я бы всё устроил. Почему не посоветовалась со мной? Уф.
  • — В любом случае это уже не имеет значения.
  • — Пф, теперь-то конечно. Вообще. Тупой поступок. Реально. Не знаю, что сказать.
  • — И ты туда же! Вы все нападаете! А мне нужна поддержка! Ты должен говорить, что всё получится. Ты должен поддерживать меня. Меня всегда все обожали, со мной нельзя по-другому. Со мной можно только как с принцессой. Когда все наезжают и портят мне жизнь, я не могу. Ты хейтер!
  • — Ну, прости.
  • — Мама сказала, что я не Железняк. — рыдала Генриетта. — Прикинь, как мне тяжело. Блин, вы бесите меня все! Все против меня! Сговорились, что ли? Она сказала, что мой папа не мой папа. Ааа. Че ты блин делаешь вообще? А-а-а. Я рыдаю, это нормально по-твоему? 
  • — Не реви.
  • — Представь каково мне! Где поддержка вообще?
  • — Я отвезу тебя домой. Тебе надо отдохнуть.

🕯

со свазилендским акцентом: 

Уай? Уай вуд пипуль стэнд ап энд бомб? Уай вуд пипуль стэнд ап энд атемпт мёрдер? Уи а он зе стритс райт нау, уи а траин ту либарейт пипуль фром зе тирани оф зис реджим. Ит виль би пейнфуль уэн уи акуаер зис фридом. Пипуль виль би дэд.

Диана сидела на земляном полу, у стены, прижав колени к груди. Парень, который пострадал, спасая её, лежал напротив и мычал в горячке. Звали его — Эфра. Рядом с ним, на пустом ящике из под лимонада, разместился мужчина в годах — пастор Хэнсон, чуть менее потрепанный, чем остальные в этой деревне, но такой же тощий. Хэнсон был в черной рубашке с короткими рукавами, и с пасторской колораткой. У него была седая голова, неопрятная борода, которая росла клочками, и практически желтые глаза. Он смачивал тряпку в тазу и заботливо протирал лоб израненного Эфры. У противоположной стены, на полу, сидела женщина (Пруденс), а рядом с ней её дочь, — девочка лет пятнадцати (Эрика).

Когда полиция покинула поселение, забрав с собой с десяток мятежников и оставив столько же побитыми, люди разбрелись по домам, — зализывать раны, обсуждать произошедшее. Диана представилась туристкой из России. О том, что она Дламини сообщать не стала. Местные знали о России совсем немного и относились нейтрально, но интерес к иностранке проявляли. Они расспрашивали о жизни в большой стране, о снеге, о медведях, о космонавтах. Стереотипы быстро исчерпались и они заговорили о своей родине. Солнце садилось за горизонт. В доме становилось совсем темно. Пастор запалил свечу.

Несмотря на дискомфорт Диана успела немного свыкнуться с обстановкой. Её уже не беспокоила рана, и путь в отель был свободен, но она решила побыть здесь еще немного. Местные шли на контакт, ей было любопытно узнать побольше. К тому же Диана прониклась сочувствием к Эфре, ведь он так отважно бросился вызволять её из гадкого, жалящего пулями, тумана. Она хотела поощрить его смелость своим вниманием. Он, как и все присутствующие, не знал, что пострадал из-за принцессы. 

  • — Посмотри вокруг, посмотри на этот дом, это всё, что у нас есть. — широко жестикулируя, вещал пастор. — Мы соревнуемся в нищите. Ты сама видишь, что это самый конец мира. Что говорит наш кухонный оракул? Мы без еды, без воды, и её негде взять. Мы едим кишки животных, когда повезет их раздобыть. Головы птиц. Это смешно, когда король говорит, что у нас есть горох. Он говорит, что мы пьяницы и хочет стереть нас с лица земли. Вот так нас любит наш король. Мы для него преступники, животные. Мы ничего не можем сделать. Если мы пытаемся высказать свое мнение, в нас стреляют. Наши люди гниют в тюрьмах. Если ты хочешь знать, что происходит, ты никогда не узнаешь. Нас не существует, мы грязь. Король делает вид, что его народ живет непринужденно. А мы пьем воду из луж.

В дом вошел молодой человек лет восемнадцати (Факази). Суетливый такой паренек, холерического склада. Он был старшим братом Эрики, или её парнем, тут нет ясности. Он был в вязаной шапке, в рваной тенниске, в потертых брюках, в дырявых кедах. Половину его лица скрывала засаленная красная тряпка, наподобие банданы. Он приблизился к раненому, потрогал его за руку, а потом сел в углу, на корточки. Эрика не сводила с Факази глаз. Он был напряжен, будто случившееся не отпускало его. А она, кажется, была все еще напугана. А может, это уже перманентный страх. Эрика живет в таком режиме всю свою жизнь и ничего другого не видела. Вы знали, что имена Эрика и Генриетта имеют одинаковое значение? Сама удивилась… 

  • — Эти люди хотят сохранить монархию. — продолжал пастор Хэнсен. — Система, которая не оправдала себя тысячу раз, но они хотят сохранить правящий класс, потому что говорят, что это часть нашей культуры – иметь короля. Они переживают о традициях и культуре, но в то же время, когда люди выходят на неполитический, культурный митинг, чтобы донести до своего лидера, как мы выживаем, нас бьют. Другой возможности быть услышанными у нас нет. Политики постоянно твердят, что мы соблюдаем традиции и не позволим рушить наши устои. Они говорят, что мы просто грубый класс бездельников, и всегда недовольны. Они говорят, что они демократы и любят народ. И я так понял, что демократия в их толковании это расправа над недовольными. В других странах власть меняется, есть шанс на изменения. Но наш король правит давно, и не собирается уходить. Для нас это постоянная тревога за своё будущее. Мы можем поднять тысячи людей, которых ты не увидишь на улицах города. У нас есть честь. Но они постоянно пытаются сломить нашу волю. На всех нас заведены уголовные дела. Мы все под наблюдением. У них есть оружие, они могут убивать нас.

Факази поднялся, прошел к выходу, стараясь не наступить ни на чьи ноги. Весь какой-то беспокойный: подергивался, теребил майку, то и дело поправлял сползающие штаны. Он выглянул наружу, осмотрел двор и вернулся на место.

  • — Мы не можем поехать в Южную Африку, — пожаловалась Пруденс. — Мы не можем уехать в Америку. Мы ничего не можем себе позволить.
  • — Но мы можем ползать по ночам с нашими ножами и убивать их. — заговорил Факази. — Просто перерезать их глотки. Мы можем это сделать. Нужно только время, чтобы всё организовать.
  • — Факази! — одернула его Эрика. — Нет! 

Он снова поднялся и снова проверил двор. И задержался на пороге.

  • — Король ни в чем себе не отказывает. — размахивал руками пастор. — Живет на широкую ногу. Предприятия не принадлежат народу. Мы, как голодный волк в баре, где богачи едят пиццу. Ни парламент, ни король ничего не могут сделать для страны. Наш король абсолютный монарх. Треть бюджета страны уходит на его семью. После смерти его отца, на счету короля в швейцарском банке было сорок шесть миллиардов! И счет был записан не на настоящее имя короля. Чтобы никто не знал. Это было выдуманное имя. Когда Мсвати исполнился двадцать один год, он получил доступ в этот аккаунт и перевел все деньги в Саудовскую Аравию. Это было расследование ФРС. Они нашли эти деньги. Но ничего не сделали. Разве это демократия? Эти деньги должны быть возвращены народу.
  • — Люди начнут сопротивляться. — добавил Факази. — И убьют короля, как только такая возможность представится. Его забота о самом себе, обернется его смертью. Вся его охрана не сможет его спасти.
  • — Факази! — снова возмутилась Эрика. — Аи!
  • — Он говорит, чтобы не болеть спидом, перестаньте заниматься сексом, — взяла слово Пруденс. — Будьте верными, раз вы не можете позволить себе презервативы. А сам каждый год находит себе молодую жену.
  • — У него есть всё, он всё контролирует, он выше закона. — резюмировал пастор Хэнсон. — Он всегда прав и это неоспоримо. Это настоящий абсолютизм. Правительство принадлежит королю. Без его согласия, они ничего не делают. Он диктатор. Правительство не в состоянии обеспечить народу те основы, которые положены нам по закону.
  • — Вчера я был готов умереть за борьбу, но сегодня я не хочу умирать за это. — сказал Факази. — Я хочу убивать за это.
  • — Факази! — Эрика в своем репертуаре. — Ц!

Факази отвлекся на что-то на улице. Он насторожился, как дикий зверек, почувствовавший опасность. Он пошел разведать в чем там дело.

  • — Факази! — звала его Эрика.

В доме все насторожились. А потом донесся разговор. Диана узнала голос и акцент. И услышала свое имя. Она вышла на улицу. Там был Антон. Его обступили несколько местных. Он пытался объяснить им, что ищет свою знакомую. Диана подошла к толкучке и всех успокоила. Народ разошелся, оставив туристов наедине. Далее по-русски:

  • — Ну слава богу! Фух… — выдохнул Антон. — Я уже и не знал, где тебя искать.
  • — Всё в порядке, я цела. Как ты меня нашел?
  • — В отеле сказали, что ты пошла побегать. Я ждал, ты не возвращалась, я подумал, что столько бегать вредно и поехал тебя искать. Объехал всё вокруг в радиусе пяти километров. Заходил вот так в деревни, спрашивал не пробегала ли. Блин. Главное, ты жива, напугала. Ты хромаешь? Подвернула ногу? Тебя обижали? Ты ранена? Что случилось?
  • — Антонио, всё нормально. Прости, что заставила волноваться. — Диана начала снимать кроссовки. — У тебя есть наличные с собой?
  • — Сколько нужно?
  • — Давай всё, что есть.
  • — Это потому что я белый? 
  • — Ахаха, о боже.
  • — Давно хотел так пошутить. — потянулся за кошельком Антон. — Так хотел, что, кажется, выбрал не тот момент.
  • — Да нет, смешно. — взяла деньги Диана. — Верну в отеле, спасибо!
  • — Натерла ногу?
  • — Там есть девочка, милая такая, зовут – Эрика. — перешла на шепот Рубио. — Ей, по-моему, понравились мои найки. Она так поглядывала на них… хочу подарить. Как думаешь, не слишком жлобский жест, дарить ношеную обувь? Они почти новые.
  • — Подари.

Диана отдала деньги Пруденс, а кроссовки оставила у порога. “This is for you” — сказала она Эрике и пошла в своих белых носочках по пыльной земле, к машине. Девочка догнала её, обняла и поблагодарила. Кажется, ей действительно приглянулись эти найки, Рубио не ошиблась. Антон и Диана сели в машину и уехали.

  • — Ох, как же хорошо в машине с кондиционером. И так мягко. Цивилизация! Ты избавил меня от необходимости блуждать в потемках, это круто. Почему-то не подумала, что ты отправишься меня искать, хотя это в твоем стиле, должна была догадаться. Я могла вернуться раньше, засиделась. Ты настоящий друг и хороший человек! Спасибо тебе!
  • — Не ну, я переживал, а как… Что произошло-то?
  • — Оказалась не в том месте, не в то время, а может, и наоборот, там где надо оказалась. Эти люди в деревне — местные революционеры, мечтающие свергнуть режим.
  • — Да ладно?!
  • — Невероятно колоритные, мыслят ясно, несмотря на кажущуюся дремучесть, жутко бедные… — Диана описывала свои впечатления с увлеченностью зрителя, побывавшего на захватывающем представлении. — Утром у них состоялся антиправительственный митинг, на котором мне посчастливилось побывать. Мимо пробегала… Правда, продлился митинг недолго – примчалась полиция! Шум, сирены. Окружили со всех сторон, и началось… Какие-то светошумовые гранаты, пальба… Кошмар! Ну, и мне досталось резиновой пулькой в ногу. Было больно.
  • — Так ты ранена?
  • — Синяк считается?
  • — Жесть!
  • — Мне еще повезло. Людей избивали!
  • — Мда…
  • — Зато теперь стало понятно, почему Мсвати трудно найти инвесторов. Свазиленд – пороховая бочка. И в любой момент может взорваться. Я наслушалась историй за сегодня. Народ сильно зол на монарха.
  • — Небезосновательно, надо думать.
  • — Вложишь средства в такую страну, а народ возьмет и свергнет короля, и всё национализирует…
  • — Вообще легко.
  • — Такие вот у меня родственники, представляешь? Племянница диктатора, как тебе?
  • — Ну, родственников не выбирают же.
  • — Ты подумал над моим предложением задержаться здесь и поработать? Ха-ха-ха. После моих рассказов, звучит, как издевательство, да?
  • — Я думал, но еще не решил.
  • — Может, я смогу помочь? В чем сомнения?
  • — Меня слегка ломает от мысли, что я буду помогать Мсвати удерживать власть. 
  • — А как же рабочие места, и деньги в экономику страны? Вполне благородные цели.
  • — Все деньги пойдут королю, на поддержание его образа жизни и тп. Если ты говоришь про зарплаты рабочим, то здесь самая дешевая рабочая сила в Африке! Даже в презентациях так было написано. Типа преимущества проекта… офигеть. Это рабский труд, на грани выживания. Я не могу представить, как буду расхаживать тут барином, за хорошие деньги, и тут же несчастные эти рудокопы. Если уж идти в корпорацию, то хотя бы в социально ответственную. Так-то у меня нет прям острой нужды в деньгах, чтобы соглашаться на любое предложение. Прости, если я тебя разочаровал, я не слишком амбициозен, получается, и не хватаюсь за прекрасную возможность… Просто, я так не смогу. Я себя знаю. Меня будет дико коробить.
  • — Ну, Антон, так ты не разбогатеешь.
  • — Ну и… ладно.
  • — Да нет, ты всё правильно говоришь, ты меня нисколько не разочаровал, напротив, это абсолютно похоже на тебя. Я бы удивилась, если бы ты руководствовался исключительно финансовой выгодой. Ты – это ты, и ты последователен в своей позиции. Это достойно уважения. — пауза — Только, чего ты сомневаешься тогда? Откажись. Что тебя сдерживает?
  • — Ну… есть один момент.
  • — Не скажешь какой?
  • — Ну… нет пока. А ты уже точно решила взяться за эту работу?
  • — У меня есть на то причины. Я тоже пока не хочу говорить какие. Да и в целом, мы с тобой немного по-разному смотрим на эту возможность. Такими категориями, как ты, я не оперирую. У меня есть коллектив и я должна обеспечивать его работой. Есть мы, есть заказчик. О своих людях стараюсь заботиться, а что там на стороне клиента происходит, не мое дело. Мир несправедлив, да, но это не моя борьба. Я приняла правила и играю по ним. В общем, я соглашусь на предложение Мсвати, да.
  • — Ладно.
  • — Осуждаешь?
  • — Нееееет! Это цинично слегонца, но таков капитализм, что тут поделать… Бизнес отдельно, эмпатия отдельно.
  • — Ты у нас гуманистических взглядов товарищ, мои рассуждения тебе неприятны, да?
  • — Ну, я ведь тоже ни с кем не борюсь, правильно? С самим собой разве что, по утрам, когда лень вставать. А так, я просто езжу по миру, наблюдаю, типа инопланетянин, без вовлечения, снимаю незамысловатые сюжеты. Низкий жанр типа. Никаких глубоких мыслей, знаешь.
  • — Это тоже важно, не надо так уничижительно о своей работе.
  • — Да не, я не комплексую. Я к тому, что меня тоже есть в чем упрекнуть. У меня просто свойство такое, – болеть за слабых. За аутсайдеров. Сочувствую оппозиции, потому что они слабее. Как-то так… 
  • — Скажи, пожалуйста, почему оппозиция действует настолько неизобретательно? В лоб. На что они рассчитывают, когда выходят с палками против автоматов?
  • — А у них есть выбор?
  • — Во-первых, можно не выходить. Во-вторых – хитрить. Проблема, как мне кажется, в том, что они предъявляют претензии сразу всей власти. Это очень не конкретно. Власть это много связанных друг с другом людей. В их руках сосредоточены все силы. Власть не победить. Но! Можно отбивать от стада по одному бычку, и валить его.
  • — Каким образом?
  • — Я бы сделала так… Мсвати самодур, как и многие диктаторы. Он падок на лесть. На месте оппозиции, я бы начала восхвалять его. Прям признавалась бы в вечной любви королю, превозносила бы его и тому подобное. Что он избранный небесами, что без него всё пропадет пропадом. Это первый этап.
  • — Прикинуться лоялистом?
  • — Именно!
  • — Со стороны будет выглядеть так же, как и быть лоялистом. 
  • — Неважно. Ради благой цели можно рискнуть репутацией. Второй этап: начать жаловаться королю на отдельных чиновников… Выходишь на демонстрацию с портретами любимого монарха и умоляешь его разобраться с таким-то министром. Как думаешь, полиция станет разгонять шествие с портретами короля? Вряд ли. Более того, король может пойти навстречу своим подданным. Снять зарвавшегося чиновника для него не проблема, зато какой жест в сторону народа! Оппозиция отбивает от стада следующую жертву и снова жалуется королю. Это уже похоже на тактику. В конце концов монарх собственноручно подпилит ветку, на которой сидит. Так-то!
  • — Эм… Чем-то напоминает революцию Мэйдзи в Японии, когда произошло падение сёгуната. Там традиционалисты с компрадорами тоже бились за любовь императора. Кстати, после той революции Япония совершила мощный экономический скачок.
  • — Сегуны прикольные. Их как-то жалко, за них Том Круз.
  • — Аааааа. Хахахахахаха.
  • — Ха-ха-ха. 

Антон припарковал автомобиль на территории отеля. Они вышли из машины и побрели неспешно к своему корпусу. Смеркалось. Со стороны гор дул прохладный ветер. У бассейна, на барбекю собралась компания немцев. Они смеялись, играла музыка.

  • — Антон! — остановилась Диана.
  • — Да? — остановился и он.
  • — Ты завтра уезжаешь.
  • — Получается так. Я снял, что хотел и даже больше, да и тебе помощь уже не нужна. Поеду дальше, в Лесото.

Диана продолжила путь, и Антон за ней.

  • — А я улетаю в Москву, тоже завтра.
  • — И что, больше не увидимся?
  • — А ты хочешь?
  • — А ты?
  • — Я первая спросила.
  • — Эм… В общем, причина моих сомнений относительно работы, то есть, то, что лежало на другой чаше весов… из плюсов, короче. В общем, там был только один плюс, но очень жирный. Это возможность продолжить наше общение, такие дела. Вот, сказал.
  • — Ты назвал меня жирной?!
  • — Эм…
  • — Ты сказал, что я – это плюс.
  • — Да.
  • — Очень жирный.
  • — Ну да, получается назвал. Ха-ха, прости. Устойчивое выражение.
  • — Видимо, недостаточно жирный, раз ты отказался в итоге? Я шучу, можешь не отвечать.
  • — Если я соглашусь, мне придется стать другим. И мне будет стыдно перед тобой за это.
  • — Я уже поняла. Нам не обязательно работать вместе, чтобы видеться. Я буду в Москве, ты можешь приехать. И, кстати, у нас есть незаконченное дело!
  • — Да! Я должен тебе за костюм! Рекламный блок в выпуске про Свазиленд.
  • — Не забыл, молодец! А знаешь что?! Предлагаю устроить прощальный ужин. Сорок минут, чтобы привести себя в порядок, а то я пропахла жареными кишками непонятных животных… и потом встречаемся здесь.

📹

Внешне ничто не выдавало в Мазурове гордость, которую он испытывал от проделанной работы. Он выглядел сосредоточенным, как обычно, но где-то внутри торжествовал. Конечно, он первым сообщил миру об утечке формальдегида со склада Геопрома, он рассказал об исчезновении Савченко и опубликовал запись разговора Железняков с приближенными. Обе новости произвели эффект разорвавшейся бомбы. Коллеги Андрея из других изданий дружно поддержали повестку. К Мазурову то и дело обращались за комментариями. Его хвалили и благодарили. Для журналиста это означает, что он неплохо потрудился. Его темы расходились по ресурсам, как горячие пирожки. И чтобы они не остыли, Андрей планировал их подогревать. История с покушением на Архипова стала бы идеальным продолжением последнего материала.

Минувшим вечером Андрей, как и планировал, наведался в гостиницу, в которой произошел инцидент с Костей. Сам Архипов, тем временем, ждал Мазурова в ближайшем кафе.

Администрация отеля согласилась помочь Андрею разобраться в случившемся, однако записи с камер видеонаблюдения, которые он так надеялся заполучить, были уже изъяты. Видео должно было дополнить статью и превратить её в очередное громкое расследование. Но… Как выяснилось, охрана отеля не смогла устоять перед ксивами Гавриила и его подручного, и выдала им всё, что они потребовали. Помимо записей с камер Гавр забрал и вещи Кости. Мазурову оставалось лишь сделать пару снимков раскуроченного дверного косяка и дырки от пули в дерматиновом диване. Не густо.

Андрей, тем не менее, решил записать историю Кости с его слов. И вот уже этим вечером, они сидели вдвоем, на даче Мазурова и пытались восстановить хронологию вчерашнего происшествия. 

  • — Чет мы это, вяло разгоняемся. — сказал Андрей. — Ты давай, взбодрись, что ли как-то.
  • — Кхм… Взбодрись, значит… а как?
  • — Ну, не знаю, как-то.
  • — Кхм… Блин, я так не умею. Я же не раздаю интервью направо и налево, и не привык отвечать на вопросы, чтобы сразу правильно.
  • — Ну в смысле? Просто расскажи, как было.
  • — А вдруг, я что-нибудь не то скажу? Это же потом читать будут, правильно?
  • — Естественно, мы для этого и беседуем. Не понимаю, в чем проблема?
  • — Со мной надо разговаривать. Расслабить для начала, чтобы я не нервничал. А ты сразу как-то…  
  • — Будешь учить меня работать?
  • — Нет, просто рассказываю как я устроен. Я, как тюлень, мне спешка вредна для мысли. Дело серьезное, всё-таки. Какие-то люди с корочками охотятся на меня, напряжно немного. Не то что-нибудь ляпну… Да и вообще, стремно слегка. Ты, наверное, думаешь: вот лох, посыпался с первого же вопроса. Да, я тут неопытный, прямо говорю. Давай, просто начнем говорить, и вырулим. Ты что, записываешь?
  • — Диктофон работает с самого начала. Это проблема?
  • — Да нет.
  • — И замолчал…
  • — Ща! Ну, хорошо, поехали. Начну с момента, как я вселился в гостиницу.

👨‍💼

У входа в здание, где размещалась адвокатская контора, собралось несколько журналистов из разных изданий. Все они рассчитывали получить комментарии Павла Алексеевича относительно исчезновения его клиента.

  • — Правда, что Савченко объявлен в федеральный розыск по делу о мошенничестве в особо крупных размерах, а так же по делу о халатности в связи утечкой токсинов? — протянула микрофон журналистка.
  • — Это так, но! Внимательно изучив материауы следствия, готов утверждать, что деуо против моего клиента поуностью сфабриковано. От начауа и до конца. Претензии необоснованны и совершенно абсурдны! Руководству Геопрома потребовауся козеу отпущения, чтобы избежать ответственности, но я, как адвокат господина Савченко, обязуюсь отстаивать честь моего клиента в суде и добиваться снятия всех обвинений.
  • — Он связывался с вами? — тянул микрофон уже другой журналист.
  • — Нет, к сожалению господин Савченко не выходиу на связь. Мы очень переживаем за его жизнь… Вы сами понимаете почему.
  • — Как вы думаете, он жив?
  • — Очень на это надеюсь, но он не появляуся уже несколько дней, он пропау, вы сами можете сопоставить факты, и сдеуать выводы. Вы суышали запись в интернете. Ждем, когда полиция, наконец, возбудится по факту исчезновения человека. 

🌃

Рядом с кроватью Савченко скопились пустые контейнеры из-под еды. Остатки соусов и обглоданные кости неприятно смешивали свои ароматы. Олег был не просто раздавлен, он был расплющен: сильными обезболивающими, избытком калорий и безостановочным потоком спортивного контента на белорусском языке. Впрочем, язык он, кажется, уже понимал. В последние дни Савченко почти не вылезал из постели, лишь изредка, чтобы принять заказ у курьера, или сходить по нужде. Остальное время он просто лежал, пялясь в телевизор, или спал (тоже лёжа, разумеется). За эти дни в его голове образовалась густая, невнятная жижа бессвязных мыслей. Полное забытье и тупая тяжесть. На языке тарологов — эмоционально деактивирован.

Олегу захотелось в туалет. Это был второй раз за сегодня, когда он встал с кровати. “Трыццатага ліпеня ў сем гадзін вечара… ” — вяло повторил он за комментатором. Этот анонс Савченко успел выучить наизусть. Он включил свет в санузле и сразу же наткнулся на собственное отражение. Незнакомый человек смотрел на него из глубины зеркала. Какое-то безжизненное лицо, уставшее и серое. Потухший взгляд, придавленный тяжелыми веками. Глубокие, темные морщины на лбу и у носа. Щетина вся в горчице. Волосы на голове — жирные и лохматые. Свекольные подтеки на груди. Ногти не ухожены. Трехдневный пот уже слышался из подмышек. Во рту томились остатки позавчерашней, вчерашней и сегодняшней пищи. Мня, мня… слякоть. Удивительно, как быстро можно утратить приличный облик. Весь прежний лоск Савченко улетучился за какие-то пару дней. Перед ним предстал измученный пещерный человек, или бледный обитатель морских глубин, никогда не знавший света. Ну конечно, он ведь залег на дно… “Так дело не пойдет” — подумал Олег. Собрав волю в кулак, он принял душ и побрился. Иногда и для таких простых действий требуется серьезное усилие над собой. Савченко сгрузил весь мусор в большой пакет и вышел из дома.

Было уже темно. Олег решил воспользоваться этим обстоятельством, чтобы прогуляться. Ветерок выдувал из его головы всё ненужное, вечерняя прохлада и запахи цветущей зелени бодрили не хуже энергетиков. Недаром столько говорят о пользе прогулок на свежем воздухе. Это работает! Савченко прошелся вдоль проспекта, постепенно подстраиваясь под свой недуг. Таблетки неплохо справлялись с тянущей болью, но иногда люмбаго напоминало о грыже. Резкий поворот или наклон, и прострел, словно ограничитель, предупреждает — дальше нельзя. Олег заново знакомился с возможностями своего тела.

Минск неплохо смотрелся и в темное время суток. Монументальные здания с архитектурной подсветкой; открытые веранды кафе, украшенные фонарями. Музыка, гомон, звуки машин. Лето в столице, народ гуляет. Красивые и, кажется, приветливые люди. Глядя на всё это, Олег будто оживал. Броуновское движение, диффузия, тепловое равновесие… Законы физики, в отличие от человеческих, одинаковы для всех. Жизнь кипела, и Олег вместе с ней. 

Он не хотел есть, не хотел алкоголь, не хотел уходить слишком далеко от дома, но и возвращаться домой тоже не хотел. Справа — кинотеатр. Идеально. Комедия. То что нужно.

Пока готовился большой американо без сахара, Савченко разглядывал витрину со сладостями. Пришлось трижды перечитать название одного десерта, прежде чем он понял, что это "творожный брауни", а не "тревожный".  Он связал обман зрения со своим состоянием, и был абсолютно прав. Далее — удобное кресло в полупустом зале. Голливудская картина в русской озвучке. Легко, местами забавно. Олег смеялся.

Наверное, и к лучшему, что Савченко не следил за тем, что творилось в Москве. Он, конечно, выходил в сеть, чтобы заказать доставку еды, например, он видел заголовки новостей, но не московских, а минских. Так уж устроены поисковики, — по умолчанию предлагают новости того региона, в котором вы находитесь. При желании, получать сводки с родины — не проблема. Просто желания такого у Олега не возникало. Он выпал из всех процессов, прервал все контакты, самоустранился. Да и к лучшему, наверное. Для его нынешнего состояния уж точно. 

Комедия закончилась, но Олег хотел еще. Через несколько минут начнется последний на сегодня сеанс. Неважно какой фильм. Он купил билет. Снова большой американо без сахара и удобное кресло в почти пустом зале. Глупый боевик. Годится.

читать главу 11 (часть 1)                читать главу 12