Одиннадцатый день после пожара

Конверт с пригласительным билетом г-н Пипия получил перед самым началом рабочего совещания. Секретарша вручила депешу Ревазу, когда он уже ступил одной ногой “на ковёр”. Собрание проходило в кабинете Железняка при непосредственном участии Арнольда Анатольевича. Обычная планерка, где главы департаментов корпорации отчитываются перед хозяином о деятельности своих ведомств. Сам Арнольд располагался на привычном месте, в кресле руководителя, остальные, словно мраморные великаны, образующие аллею, – за переговорным столом. Перед Железняком открывалась длинная, полированная дорога с двумя рядами бездушных скульптур. Ему предстояла утомительная кресельная прогулка с остановками у каждого изваяния. Кабинетный осмотр угодий. Вел обзорную экскурсию, в соответствии протоколом, начальствующий истукан компании, то есть – Реваз.

Пока один из менеджеров знакомил присутствующих с докладом о ходе работ по устранению последствий аварии, Пипия разглядывал пригласительный билет. Электронная контрамарка, полученная им днем ранее, выглядела не так солидно и вызывала сомнения относительно серьезности мероприятия. Но красивая, качественная бумажка с богатым конгревом в виде герба Свазиленда производила совсем иное впечатление. Г-н Пипия, посол, атташе, советник, Его Величество и Король на одном клочке бумаги… Столь громогласное сочетание символов способно вызвать головокружение у кого угодно, и Реваз отлично вписывался в эту прослойку – кого угодных.

Стараясь не привлекать внимания, он пробудил смартфон и полез в поисковик: “Королевство Эсватини”. Есть такое – подтвердила сеть. “Дайан Дламини” - последовал очередной запрос. Заметка о назначении нового посла обнаружилась аж на официальной странице российского МИДа. Реваз написал сообщение Лилу Ти: “ты будешь выступать на приеме у посла Эсватини?”. “Ага” - без промедлений ответил тот - “Откуда знаешь?”. “я приглашен!”. Навел справки за минуту… двадцать первый век.

  • — Реваз. — одернул его Арнольд. — Ты с нами?
  • — Да! — Реваз перевернул телефон экраном вниз. — Следователи пишут, надо было ответить. — убедительно соврал он.
  • — У тебя есть вопросы по отчету?
  • — Эм… слушай, — обратился Пипия к докладчику.
  • — Виталий. — подсказал менеджер.
  • — Я знаю, что ты Виталий, с памятью у меня всё в порядке, если че. Короче, по теме… Мы там вообще ничего делать не должны, всё сделают специальные службы, а потом нам просто выкатят счет, правильно?
  • — В целом, да.
  • — А че ты так просто и не сказал? Час убили на тебя.
  • — Ну, есть вопрос с недовольными гражданами, которые там непосредственно проживают, и чьи хозяйства пострадали в результате утечки формальдегида. 
  • — Сколько там людей? — уточнил Реваз.
  • — Двадцать шесть семей.
  • — Заплатим каждой семье по двести тысяч рублей, извинимся, и пусть отдыхают. Отправьте к ним человека с портфелем, пусть всё красиво сделает. Согласен, Арнольд Анатольевич?
  • — Если жители пойдут на это, во избежании исков стоит рассмотреть подобный вариант, согласен.
  • — Че по городским подрядам у СМУ? — переключился Реваз на единственную среди атлантов кариатиду. — Бабки когда? Где бабки, Свет?
  • — А что там? — заинтересовался Арнольд.
  • — Не платят полгода. — блеснул осведомленностью Пипия.
  • — Полгода?!
  • — Рабочие без зарплаты, злые как… собаки. Приходили сюда, требовали начальство, чуть забор не отломали, понял, ха-ха. Я их тут укачивал, короче, чтобы они вернулись на стройку и продолжили работы по тоннелю. 
  • — А что говорит город? — обратился Железняк к Светлане.
  • — Ждите, говорят, как обычно. — часто хлопая ресницами, словно желая взлететь, отчиталась дама.
  • — Но они заплатят?
  • — Хороший вопрос. Вообще, всегда платят. Гарантированно.
  • — Значит, так! — приготовился повелевать хозяин.

Светлана же вытянула шею, чтобы сразу начать кивать и поддакивать.

  • — Зарплату рабочим выплатить из наших средств! — распорядился Арнольд. — Я думаю, это будет правильно.

Не знаю как она делала это, и есть ли название у такой суперспособности, но прилежная подчиненная артикулировала губами одновременно со словами босса, в точности попадая во все гласные, согласные и в паузы тоже. Если бы в этот момент вы смотрели только на неё, у вас могло бы сложиться впечатление, что Светлана заговорила голосом Арнольда. Это талант.

  • — Разве мы кредитуем заказчиков, Арнольд Анатолич? — выразила сомнение она. — У нас, насколько я помню, существует непреложное правило на этот счет, еще со времен вашего отца. 
  • — Выплатить! А лучше, знаешь как, соберите эти деньги, я сам отвезу их на стройку.
  • — Пятьсот миллионов рублей?
  • — Пятьсот?! — не ожидал Железняк. — Это как-то многовато, не? Город точно заплатит?
  • — Всегда платят. Гарантированно. — повторила Светлана.
  • — Ну… Давай, собери мне… треть от этой суммы… четверть лучше… закроем хотя бы часть. Поедешь со мной на стройку и там раздадим.
  • — Наличными, что ли?
  • — Ну, я не знаю, а как обычно?
  • — Обычно на карты переводим.
  • — Значит поедем туда, всех порадуем и скажем, что до конца дня деньги будут, проверяйте карты. Да?
  • — Принято.
  • — Так, а хорошие новости есть у нас? — обратился Арнольд к остальным.
  • — Ну, давайте я выступлю, наверное. — взял слово один из заседателей. — Для начала задам, так сказать, обрисую контекст. Я надеюсь, Денис Григорьевич будет меня поправлять, в случае чего. Денис Григорьевич, не стесняйтесь вмешиваться с уточнениями, или тем более с возражениями. 
  • — Стесняться не буду. — заверил коллега.
  • — Отлично! Значит, с апреля месяца этого года цены на пиломатериалы выросли в два раза и продолжают расти. Возник дефицит древесины для строительства домов. Это наш звездный час. Сгоревший склад с готовой продукцией таким вот странным образом повлиял на рынок.
  • — Но и не только это, конечно, — оспорил Денис Григорьевич.
  • — Да, безусловно! Дефицит возник за рубежом и повлек за собой резкий скачок экспортных цен. Но вот наша история с пожаром тоже получается поддержала тренд, и сказалась на рекордной стоимости, значит, пиломатериалов. Мы видим ценник до пожара и после, и тут скачок очевиден и он впечатляющий. Короче говоря, мы на пороге деревянного суперцикла. И по нашим прогнозам мы очень хорошо на этом заработаем.
  • — Не хвались подпоясывающийся, как распоясывающийся, да? — вставил свои пять копеек Денис Григорьевич. — Не будем спешить с выводами. Минпромторг может наложить ограничения на экспорт. И повысит таможенные пошлины.
  • — Временно, да, скорее всего так и будет, но у нас и на внутреннем рынке спрос сформировался колоссальный. И после встреч с Ассоциацией деревянного домостроения стало понятно, что меры министерства не уронят цены, а просто немного сдержат их рост. Ну и зарубежные партнеры, китайские коллеги в частности, готовы идти на издержки. Им очень надо, а мы, как говорится, и не против.
  • — А мы очень не против, да? - скорректировал Денис Сергеевич.
  • — Точно! Все наши комбинаты работают на полную. Если я правильно понял Копейкина, через неделю и погорелый наш подмосквич тоже сможет выдавать максимум.
  • — Да! — подтвердил Реваз. — Подмосковный комбинат уже работает. Пока в режиме таком, как бы, ну… Короче, процентов на сорок пока, сорок два. Пока по-тихому. Постепенно нарастим. Там еще со страховкой завертелось дело, комиссия на финальной стадии расследования. Юристы говорят, нормально всё будет.
  • — То есть пожар нам на руку был, получается? — пришел к заключению Железняк.
  • — Сработал принцип “нет худа без добра”. — ответил менеджер-благовестник.
  • — Денис Григорьевич, вы согласны с оценкой ситуации и с прогнозом коллеги? — сверял позиции Арнольд. — Вы у нас умеренный пессимист. 
  • — В общем и целом, согласен!
  • — Ну вот! Ха-ха, отличная новость! — разулыбался босс. — И сразу настроение хорошее, да? Ха-ха-ха.
  • — Ха-ха-ха.
  • — Ахахаха.
  • — Фотки беседки все видели? — заметно приободрился Железняк.
  • — Да! — ответили подчиненные вразнобой. — Видели.
  • — Шедевр, не? А мы можем прощупать коммерческий потенциал таких вот яиц, а коллеги? Реваз?
  • — Давайте, Георгию поручим протестировать спрос. Его отдел красиво упакует предложение, всё как надо сделают, и туда-сюда прозондируют почву, прощупают яйца. За пару недель сможем понять зайдет народу, или – нет.
  • — Согласовано! — махнул рукой Арнольд. — Занесите в протокол совещания. 

Приоткрылась дверь. В кабинет заглянул Вавилов. Встретившись с полковником  взглядом, Реваз перестал улыбаться и опустил очи в свои почеркушки.

  • — Арнольд Анатольевич, можно вас украсть на минутку? — негромко спросил Вавилов.
  • — Это срочно?
  • — Это интересно.
  • — Хм. Коллеги, мы кажется уже всё обсудили, давайте на этом закончим встречу, и за работу!

Вскоре в кабинете остались только Железняк и Вавилов. Полковник выглянул в приемную.

  • — Проходите. — пригласил он кого-то.

И посмотрите-ка кто здесь… Тот самый водитель, что вёз Савченко из Москвы в Минск. Тот, что курил без остановки. Он вошел в кабинет с каким-то пожеванным пакетом в руке. Да и сам он выглядел сильно помятым, будто всю последнюю неделю жил в машине.

  • — Здрасьте. — кивнул он и улыбнулся, обнажив потемневшие резцы.
  • — Товарищ утверждает, что знает точное местоположение Савченко. — пояснил полковник для Арнольда. — Начинайте. — предложил Вавилов водителю.
  • — А вознаграждение? Я расскажу, а мне не заплатят…
  • — Прежде мы должны убедиться, что информация, которую вы предоставите, будет нам полезна. Поверьте, вы не первый, кто решил заработать на этой истории. Мы, разумеется, не платим за ложный след. Если ваша версия окажется правдивой, заплатим обязательно. Послушайте, за этим делом следят СМИ, простые обыватели, и полиция тоже наблюдает. Тут ну никак не отвертеться. Да и мы люди слова.
  • — Давайте, я напишу на бумаге всё что знаю, а вы там дату и подпись поставите, чтобы было понятно, что это я вам сообщил. Я эту бумагу оставлю себе, будет гарантия какая-никакая. Могу указать точный адрес: дом и подъезд. Номер квартиры не знаю. Это годится?
  • — Садитесь, пишите. — согласился Вавилов.
  • — И еще вопросик... Хех. Деловое предложение. Вы ж бизнесмены… — водитель зашуршал пакетом. — Вам случайно майки не нужны? У меня много, несколько тонн. Отдам по хорошей цене.

⚰️

Descansa en paz, Alejandro

Диана похоронила отца… 

🏛

Из-за событий, последовавших за эксгумацией матери, Коростышевский чувствовал себя униженным. Он был подавлен, растоптан общественным мнением, высмеян и обруган всеми кому не лень. Он разочаровал своих сторонников, и дал повод оппонентам лишний раз уколоть научное сообщество. Он предал свои идеалы, притом публично. Он утратил право говорить от имени науки. Теперь никто не станет воспринимать его всерьез. Разве что креационисты, борьбе с которыми Станислав посвятил многие годы своей жизни, – эти ребята любят использовать в спорах со скептиками имена известных ученых-ренегатов. Вот и Коростышевский стал одним из таких опростоволосившихся грамотеев. И если судить по удрученному состоянию биолога, роль перебежчика его совершенно не устраивала. Отныне он везде чужой, и удел его – молчание.

После неприятного общения с психиатрами и полицией, Коростышевского отпустили домой, до следующих распоряжений. Телефон обрывали журналисты, знакомые, коллеги и всевозможные шутники, желающие поглумиться над лежачим. Разобравшись с метафизическими проблемами (духи, кажется, оставили биолога в покое), он столкнулся с проблемами уже реальными: продюсеры программы “миллион за чудо” уведомили его о приостановке сотрудничества; издатели негодовали из-за волны критики, опасаясь, что это негативно скажется на продажах только что вышедшей книги Станислава, они грозились прекратить всяческие отношения с оскандалившимся автором; реакция научного сообщества тоже была весьма однозначной – биолога резко осудили за бредни про загробную жизнь. Единственным человеком из ближнего окружения, с кем еще не поговорил Коростышевский, был Манчин. Игорь звонил, но Стас не отвечал. Ему было неловко перед товарищем.

Уже не первый час Станислав лежал на полу, в гостиной, и меланхолично пялился в белый потолок. Неизвестно сколько еще длился бы ступор биолога, если бы обстоятельства не заставили его подняться на ноги.

Было слышно как на этаж приехал лифт. Кто-то потоптался у порога, и, наконец, позвонил в дверь. Заливистая птичья трель, знакомая многим в нашей стране. Этот недобрый хохот пересмешника заставлял Коростышевского нервничать. И еще разок по затухающей: “ха-ха-ха-ха-ха-ха…”. Станислав подошел к входной двери и прильнул к глазку. На лестничной клетке стоял человек в желтом жилете почтовой службы, с какими-то бланками в руке. Мужчина снова надавил на звонок. Какая настойчивая канарейка… Стас открыл. Посылка. Подпись. Спасибо. Дверь. Замок.

Это было нечто квадратное и плоское, обернутое крафт-бумагой, перемотанное вдоль и поперек широким скотчем. Биолог отнес посылку на кухню, вооружился ножом, и срезал клейкую ленту. Под упаковкой скрывалась картина – тот самый портрет Коростышевского, на возвращение которого из пустот небытия Стас уже и не рассчитывал. Он тут же отправился в спальню, забрался на кровать, и примерил раму к её следу на стене. Сомнений не осталось, в руках ученого – оригинал.

К посылке прилагалось письмо, прочитав которое Стас решил сделать публикацию в соцсети:

Я облажался, есть такое. Мало того, что опорочил свое имя, так еще и подвел людей, которыми дорожу. Приношу извинения всем, кто пострадал от моих действий. В первую очередь своим коллегам и подписчикам. Я подвел вас. После такого падения я даже не смею надеяться, что когда-нибудь смогу вернуть ваше доверие. Мне безумно жаль и максимально стыдно. Это первое. Теперь, второе… Хочу поделиться с вами письмом, которое я получил только что. Оно никак не оправдывает моих действий, но хотя бы частично объясняет природу произошедшего:

Моя жизнь – руины… нагромождение из незаконченных дел, невыполненных обещаний, нереализованных идей, отношений, и еще бог знает чего. Сплошная разруха, точно после бомбежки. Брожу среди этих развалин и ужасаюсь. Есть мир внешний, и он для всех один, а внутренний мир у каждого свой. Во внутреннем мире мы обречены на одинокие скитания по тем просторам, которые сами насоздавали за годы жизни. Мой внутренний мир – пепелище. Выжженные Помпеи с раскаленной землей. Кругом черный дым и искры, пожары полыхают вдали. Нечем дышать. Я задыхаюсь. Находится в моем мире страшно и уже давно не хочется, но другого нет. Это клетка. Персональная тюрьма. Пожизненный срок в компании бесчисленных сожалений. Они – злобные призраки всех моих провалов и разочарований, узники моей совести. Эти арестанты едят меня заживо, и скоро сожрут окончательно, если я не дам им отпор. Мой мир – гиблое место, и вырваться отсюда невозможно. Единственный способ не пропасть – измениться! Для этого необходимо всё исправить, починить, облагородить, создать новое. И я, наконец, решил сделать это. Для начала – уборка. Потом ремонт. Потом созидание. Начну с нуля. Хочу, чтобы в моем мире зеленели луга, светило солнце, и воздух был свежим. Мой мир будет цветущим садом! Я так решил! Но сперва – генеральная уборка.

Есть немало вещей, отравляющих жизнь в моем мире: большая ложь, сделки с совестью, малодушие и тому подобное. То, как мы поступили с вами… то есть, как Я поступил… безусловно деяние отвратительное. Хотя я и старался убедить себя в том, что это всего лишь акт творчества… но нет, искусство должно возвышать, а не унижать, кмк. История, связанная с вами, оставила свой негативный след в моем мире. Хочу избавиться и от этой грязи тоже. Надеюсь, вы найдете в себе силы простить меня. 

Итак, прежде всего… признание: я являлся руководителем операции под условным названием: “призрак мамы”. Эта операция была тщательно спланирована и осуществлена профессионалами аудио визуальных искусств. Задача проекта заключалась в том, чтобы создать вокруг вас, Станислав, иллюзию мистической активности. Собственно, этим мы и занимались в течение последнего времени, и довольно успешно, как вы сами можете судить. У проекта был заказчик, имени которого я не знаю. Моя работа – мифотворчество, атмосфера, достоверность… только об этом я и думал. Администраторская волокита мне претит. Но, думаю, если вы хорошенечко повспоминаете, сможете самостоятельно вычислить выгодоприобретателя вашего безумия. Могу лишь сказать, что по заданию клиента мы должны были привести вас к Елеазару Мухомору, что мы и сделали. У проекта был внушительный бюджет (!), сопоставимый с производственными затратами на крупные блокбастеры. Ваше помешательство дорогого стоит (судя по смете), и денег заказчик не жалел. Истинных целей клиента я не знаю. Вот и всё, что я хотел сообщить. Я понимаю, что своими запоздалыми извинениями могу еще больше оскорбить вас, но лучше, чтобы вы знали правду. Простите меня, Станислав, если сможете. Эльдар.

#снимаюшляпкумухомор #грибницамухомора #елеазарбуллшит #елеазарответит – добавил к посту Коростышевский и опубликовал его.

Данный пост, возможно, и не имел бы смысла, если бы не одно “но” – аудитория биолога в различных социальных сетях насчитывала примерно двести тысяч подписчиков. Такой охват сопоставим с возможностями некоторых СМИ. А подписчики тем временем ждали, чем же возразит новостям их лидер мнений. Кажется, назревает скандальчик. Еще на пару дней будет, что обсуждать. Резонанс – вещь великая.

👷‍♂️ 💳 👷‍♀️

Арнольд, похоже, решил восстать против отца, против его заветов, и принципов управления. Надоело парню хранить верность нечестному идолу. Сын был разочарован, и освобожден одновременно. Отныне он будет принимать решения без оглядки на живой еще авторитет покойного родителя, а если и с оглядкой, то лишь для того, чтобы действовать вопреки его воли. Он уже начал вести себя соответствующим образом. Например, Анатолий был категорически против кредитования заказчиков, а Арнольд решил по-другому. Правда, у данной задачки имелся один немаловажный нюанс, помимо извечной дилеммы (давать в долг, или не давать), и этим нюансом были рабочие.

После прохождения интенсивного курса молодого строителя (возведение беседки), Арнольд несколько иначе взглянул не только на производственные процессы, но и на труд в целом. Ему казалось, что теперь он понимает простых работяг, и может говорить с ними на одном языке, со знанием дела. Он как будто всерьез переживал за них, мысленно разделяя тяжкую долю трудящихся. К слову, Анатолий никогда особенно не болел за тех, чьими руками воздвигались объекты Геопрома, он воспринимал рабочую силу, как расходный материал – и это еще один повод для Арнольда не согласиться с папашей. 

Железняк вышел из минивэна, снял пиджак, галстук, засучил рукава и посадил каску на кудрявую голову. Теперь он был готов к встрече с рабочими. Решительной поступью молодого реформатора Арнольд направился в сторону строительной площадки. Своим широким шагом он вынуждал Светлану семенить чуть позади. Охрана сопровождала эту пару просторным ромбом.

Вот и народ. Уставший, голодный, угрюмый. К приезду “главного” рабочих собрали в одном месте, в тени строящейся эстакады. На фоне чумазых вахтовиков Арнольд в своей белой рубашечке и дорогой обуви выглядел, как тщательно оберегаемое произведение искусства. К тому же Железняк имел внушительный рост, и был на голову выше всего собрания, а некоторых из присутствующих превосходил и на три головы. Заметно выделялся, в двух словах. 

Арнольд уверенно вошел в толпу и принялся пожимать руки всем подряд. Он будто избирался в мэры, и благодарил свой электорат. Он вел себя доброжелательно, стараясь приободрить людей, и, чтобы задать беседе приятный тон, начал сразу с позитивной повестки. Железняк сообщил страждущим, что выплатит треть (всё-таки) задолженности по зарплатам уже до вечера, и заверил, что будет лично добиваться от городских властей скорейшего погашения остальной суммы. Собрание встретило эту весть с воодушевлением. Дальнейший разговор складывался в атмосфере полнейшего доверия и всепонимания. Арнольд заинтересованно выслушивал мысли рабочего класса, терпеливо отвечал на вопросы, иногда шутил… иногда удачно. Люди, кажется, были несколько очарованы этим энергичным промышленником будущего, они благодарили хозяина за честность, открытость и беспокойство. Он им, определенно, понравился.

Хочется особо отметить реакции Светланы. Для неё такой стиль работы был вновинку. На глазах изумленной топ менеджерки происходила перестройка доктрины корпорации: в пику циничному капитализму вырастал социальный вектор. На смену язвительной иронии шла новая искренность. Это означало, что культ равнодушного предпринимательства устарел, свежая философия компании – доброе добро. Светлана усекла, она вообще всё схватывала на лету. За десять лет в Геопроме научилась держать ухо востро. Для неё не составляло особого труда исповедовать цинизм все эти годы, с эмпатией будет еще проще – любить всех людей не так уж и сложно (не путать с: любить одного), для этого можно вообще ничего не делать. То есть, ровно так же, как и при цинизме, но с благостным выражением лица. И сейчас, в симпатичной голове Светланы варилась каша из свежих идей, мыслительные процессы отражались на её физиономии правильной улыбкой.

🛫

Сотрудники минской милиции выломали дверь в квартиру, которую арендовал Савченко. Представителям правоохранительных органов понадобилось не так много времени, чтобы вычислить из пятнадцати дверей подъезда – нужную. Соседи почти всегда в курсе, какое жилье сдается в наем.

Вслед за милицейским нарядом в помещение вошли Гавриил и его (безымянный) помощник. Этим посланникам гнева Вавилова пришлось спешно лететь в Минск, чтобы на месте организовать задержание Олега. К их великому разочарованию в квартире никого не оказалось. Они застали лишь капли не испарившейся еще воды в ванне, и снимок грыжи Савченко, лежащий вместе с заключением рентгенолога в мусорном ведре. Других вещей, имеющих отношение к неуловимой потеряшке, не обнаружилось.

Решение съехать раньше окончания оплаченного периода Савченко принял буквально утром. И причиной тому был – салют, который не прекращался всю ночь. Олег слышал взрывы, доносящиеся из-за домов, он уже понимал, что они означают. Иногда залпы прекращались, но потом звучали вновь. Ночной воздух пропитался запахом пороха. То и дело выли сирены вдали. Под окнами Олега пробегали гражданские, а за ними – тяжелые бойцы в амуниции. Гвалт и опасные догонялки периодически возвращались на эту улицу, с переменным успехом для каждой из команд: иногда мышки оказывались проворнее, иногда везло кошкам, и в этом случае проигравших знакомили с коготками.

Что-то назревало – было ясно. И это явно не восстание криминального мира. Какие бандиты станут использовать фейерверки… Нет, это был акт гражданского неповиновения. Был ли это стихийный бунт оппозиции, или запланированный протест несогласных, Олег не имел представления. Он здесь недавно, откуда ему знать о внутриполитических пертурбациях чужой страны. Савченко вообще мало чем интересовался кроме собственного благополучия. Но эти искры революции могли перекинуться и на хату с краю, они могли спалить Олега.

Савченко следил за обновлением новостей. Ближе к утру начали появляться первые сводки об уличных столкновениях. Олега, впрочем, волновали не сами бои, а то, что могло за ними последовать. Беспорядки в городе. Запахло жареным. Время введения жестких ограничений. Не хватало ещё оказаться запертым в Белоруссии. Аэропорт могли закрыть… незакрученные гайки расшатывают механизм, мало ли. Олег помнил наставления своего адвоката – нельзя задерживаться в Минске надолго. Это всего лишь барьер, который необходимо преодолеть.

В общем, Савченко принял решение покинуть страну как можно скорее. Он собрал вещи, и вызвал такси. Оставив ключи в почтовом ящике, уехал в аэропорт. Там он приобрёл билет на ближайший рейс до иностранного государства, в котором для российских граждан не требовалась виза. Такой страной оказалась Индонезия (месяц свободного пребывания). Савченко предстоял длительный (тридцать шесть часов) перелет, с тремя пересадками в различных странах Азии, и до города Денпасара, что на острове Бали. Когда Гавриил вместе со своим отрядом наведался в съемную квартиру Олега, тот уже стоял в очереди на посадку. Самолет Савченко благополучно поднялся в воздух.

Он смотрел на Минск свысока, как на карту, развернутую на столе. Он видел очертания города и замысел его архитекторов. Не забывайте, что Олег на протяжении последних четырех лет занимался возведением квартала – он постоянно имел дело с генеральными планами и кое-что смыслил в градостроительстве. Сейчас он мог уже не тревожиться о том, что творилось внизу. Он был над схваткой. А потому, мог позволить себе отстраненные суждения. 

Минск не годится для революций. Так рассудил Олег. Город расчерчен с рациональной прямолинейностью. Сплошные ровные линии. Никаких петляющих переулков, где можно было бы укрыться от прицелов орудий. Улицы здесь широкие и прямые, как стволы артиллерии, – пушечный снаряд пролетит насквозь, не коснувшись ни одного здания, и застрянет в человеческой массе, в мясе людей. Дороги здесь гладкие, без брусчатки, которую можно было бы выкорчевывать и швырять. Да и баррикады строить не из чего.

Город остался позади, показались квадраты умиротворяющих пшеничных полей и крыши деревень. Мир равнодушно занимался собой. Олег зевнул, уселся поудобнее, и закрыл глаза.

С Земли за самолетом, уносящим Савченко прочь, наблюдали двое мужчин, – деревенские, присевшие на перекур.

  • — Шумный какой, ***(возглас на "ё"). — сказал один, глядя на набирающий высоту самолет. — Боинг, что ли?
  • — Это разве шумный? Ты шумных не видел. Да и не боинг это. Вот боинг шумный, да. А этот тихий еще. Ты че, не… Аирбас ближе будет.
  • — Тяжело идет как будто. Турецкий, что ли?
  • — Нормально идет, не выдумывай. И не турецкий это, у них цвет другой и полумесяц на брюхе. Сингапурский, наверняка.
  • — Думаешь, долетит?
  • — Долетит, куда он денется.

💔

За окном разыгралась непогода, ливень вколачивал в крышу и в стены дома свои жидкие гвозди. Ветвистые молнии вспарывали черный небосвод, помпезно громыхал гром. От его раскатов тряслись стекла в рамах и столовые сервизы в серванте. Свет в гостиной задрожал. Реваз и его супруга, не сговариваясь, подняли головы к люстре. Мерцающие лампы быстро пришли в себя, и пара вернулась к просмотру фильма. Дети уже спали в своих кроватках, – время взрослых.

  • — Надо, наверное, впустить собаку в дом? — озвучила свою мысль миссис Пипия.

И Реваз без лишних слов отправился исполнять волю жены. Перепуганный грозой ротвейлер уже скулил на крыльце. Почувствовав приближение хозяина, он принялся скрестись в дверь. Наконец, ему открыли. Цокая когтями по кафелю, пес помчался в гостиную, подальше от улицы, поближе к ласковой “мамочке”.

Обычный вечер обычной семьи. И вот, на обычный смартфон обычного неверного мужа пришло обычное послание от обычной любовницы. Ничего необычного, словом. Реваз задержался в темной прихожей, чтобы тихомолком просмотреть внебрачный чат. “Выйди на улицу!” - говорилось в сообщении от Генриетты, и следом: “прямо сейчас!”.

Наш деликатный предатель, нарушитель клятвы верности, всерьез обеспокоился – он игнорировал девушку последние несколько дней: сбрасывал её звонки, не отвечал на сообщения… Только теперь он подумал о том, что обиженная любовница, утратив самообладание, способна наломать дров. Реваз не ожидал, что Магомет отважится на поход к горе, он недооценил Магомета. Этот “обычный вечер” “обычной семьи” мог оказаться последним в своем роде. Тревожный звоночек. “Ща” - написал в ответ Пипия. Он залез в резиновые сапоги и вооружился зонтом.

  • — Проверю бассейн. — сообщил он жене и вышел на террасу.

Раскрыв над головой черный сатиновый купол, Реваз побежал по мощеной дорожке к калитке.

За воротами его терпеливо дожидался заведенный седан. Фары автомобиля слепили глаза Пипии, он прищурился и выставил на пути ярких лучей раскрытую ладонь. Водитель приглушил свет, после чего Реваз опустил руку. Открылась пассажирская дверь, из машины выбралась Генриетта.

Барышня явно не принимала во внимание метеорологические условия: ни зонта, ни дождевика… только короткое обтягивающее платье с откровенным декольте, туфли на шпильках, и браслеты на запястьях… Наверное, не хотела портить придуманный образ лишними деталями. Тот случай, когда красота потребовала жертв. Впрочем, в этот раз, жертвой красоты станет сама красота. Генриетта скрестила руки на груди и, дефилируя по лужам, направилась к Ревазу. Цок, цок, хлюп, цок, цок.

  • — Иди под зонт. — сдерживая раздражение предложил Пипия.
  • — Не, мне нормально. — отказалась она.

Пышную прическу девушки быстро прилизал дождь. Кончики её ушей показались из-под волос, словно шляпки бледных поганок из-под мокрой травы. Её макияж… такой вызывающий, что будь Генриетта на сцене, зрителям с галерки мало не показалось бы. Она, похоже, расстреляла всю обойму своей косметички за один присест. И в этом боевом раскрасе отчетливо читалось отчаяние. Генриетта, видно, решила, что Ревазу наскучило её целомудрие, что всё дело в её неопытности и неспособности себя подать. Что ж, теперь блюдо приправлено с горкой. Специй – хоть отбавляй. Своим видом барышня как бы утверждала, что умеет сводить мужчин с ума, и точно знает, чего хотят патриархи.

Но дождю наплевать на людские страсти, – он мочит всё, чего касается, смывает наносное. Разбавленная водой Генриетта, наконец, предстала той, кем и являлась – расклеенным подростком, совершенно не понимающим, как справляться с жизненными трудностями.

  • — Че ты творишь? — начал спокойно Реваз.
  • — Ты не отвечаешь на звонки, я хотела поговорить.
  • — Надо было написать, наверное, встретились бы где-нибудь. Сюда-то зачем приезжать? Еще и так поздно. Ты меня подставляешь конкретно.
  • — На сообщения ты тоже не отвечаешь. Я отправила тебе фото в директе, ты не ответил. Тебе не понравилось?
  • — Я с утра до ночи разгребаю дела, тупо не успеваю проверять чаты. Фото не смотрел пока, потом посмотрю, обещаю. Ты это, слышь че… давай, завтра, в центре? А сейчас едь домой. Промокла уже вся. Хорош чудить.
  • — Ну посмотри, посмотри.
  • — Что посмотреть?
  • — Фотки в директе, которые я тебе прислала.
  • — Сейчас?!
  • — Я подожду.
  • — Может, ты всё-таки поедешь? Я потом в спокойной обстановке всё посмотрю, и завтра обсудим.
  • — Давай сейчас. Тебе понравится, обещаю.
  • — Че ты как маленькая! 

Реваз с неохотой полез в карман за телефоном.

  • — Че ты устраиваешь? — ворчал он. — Реально тупая ситуация.
  • — Тебе трудно посмотреть?

Он зашел в директ и обнаружил там обнаженные фото Генриетты, – серию селфи в вульгарных позах.

  • — ***(слово на "б"). Не надо отправлять мне такие фото!
  • — Не нравится?
  • — Да блин, это палево! Ты сама не врубаешься, что ли? И то, что я тебе присылал, удали, поняла? 
  • — Я тебя люблю. — неожиданно призналась она.

Эта фраза будто вырвалась из самого сердца Генриетты. Она смотрела на Реваза с выражением, которое забыл увековечить Микеланджело Буонарроти, и которое превосходило в печали его Деву Марию Ватиканской Пьеты. Она опутала объект своей любви молящими взорами с такой быстротой, что он не успел подобрать ответ. Генриетта подошла к Ревазу вплотную, и пустила в ход весь арсенал своих вкрадчивых ласк. Она жалась к Пипии, пыталась целовать его в губы, гладила по волосам, а он лишь уворачивался от её мокрых прикосновений.

  • — Перестань! Ц! Оооооо… — отстранился он.
  • — Ты слышал, что я сказала? Я тебя люблю.
  • — Да слышал я, и че?
  • — А ты меня? Только честно.
  • — Ц… хватит, говорю тебе, не сходи с ума! Давай, прыгай в тачку, тебе пора. Завтра всё обсудим.
  • — Тебе трудно сказать? Ты меня игноришь, и я не понимаю, что я сделала не так… Че вообще за фигня происходит!

Плачь, нараставший с каждым её словом, щедрые слезы бедняжки свидетельствовали о том, как ярко озарилось светом ее нетронутое, как у дикаря, сознание, ее пробудившаяся личность, все ее существо, на которое избалованность наложила толстый слой льда. И теперь этот лед таял под солнцем любви.

  • — Любишь, или нет? — настойчиво требовала ответа она.
  • — Как ребенок, реально. — уклонялся Реваз.
  • — Ну, правда.
  • — Ты насквозь мокрая, тушь потекла, садись в машину и уезжай. Прошу тебя.
  • — Скажи, и я поеду.
  • — Что, что ты хочешь услышать?!
  • — Ты меня любишь?
  • — Нет. — с чувством отрезал Реваз.
  • — Ну, блин, скажи честно!
  • — Я сказал.

Пипия развернулся и ушел, захлопнув перед Генриеттой калитку. Отвергнутая принцесса, рыдая, поплелась вдоль забора, в сторону от своей кареты. Для лирических переживаний условия были подходящие: темно, гроза, льетм как из ведра, и к тому же зритель присутствует (извозчик). Как здорово жалеть себя в подобных обстоятельствах. Человеку черствому может показаться, что разыгравшаяся драма не стоит и выеденного яйца, но для влюбленной девушки – свершилось настоящее предательство, соизмеримое по размаху с древнегреческими трагедиями. О, боги… 

Седан последовал за Генриеттой. Он медленно катился чуть позади неё, освещая девушке путь. Но дождь и слезы совсем затопили глаза бедняжки, она запнулась и села в лужу, и, кажется, была уже не в силах подняться. Водитель заботливо проводил плаксу к автомобилю, и увез прочь.

🌴 🇺🇸 🌴

В это же время, но десять часов назад, Рудольф прогуливался по пляжу вдоль неспокойного Тихого Океана. В отличие от Московского, Лос Анджелесский день еще не подходил к финишу, а, наоборот, только разминался на старте.

Босой, в белых брюках, в нежно лиловой рубашке, ткань которой трепал сухой муссон, Железняк брел по горячему песку, слегка покачиваясь. Всю ночь он развлекался с дамами, пил алкоголь, употреблял всевозможные запрещенные вещества. Он не спал и, кажется, всё ещё находился под кайфом. Walk of shame – сегодня Рудольф вышел на эту тропу. Правда, куда именно он направлялся – неизвестно. Скорее всего, просто искал приключения на свою богатую задницу. И, что немаловажно, без охраны. Он попросту сбежал от своих неусыпных сателлитов. Вероятно, устал от бесконечного присутствия людей без шеи, бывает.

Стеклянный взгляд, и губы, застывшие в злобной ухмылке, намекали на почти невменяемое состояние парня. От таких “героев” обычно отводят детей, да и взрослым лучше держаться от них подальше. Рудольф заметил активность впереди и прибавил шаг. 

Компания молодых мужчин и женщин и, возможно, гендерно нейтральных людей, танцевала на берегу, сбившись в живописное стадо. Человек пятьдесят, или около того. Они двигались в едином ритме, в условной тишине. Это была так называемая “тихая дискотека”. На подобных рейвах колонки заменяются наушниками. Музыка транслируется путем беспроводной связи. Народ оттягивался под общий бит, не загрязняя окружающую среду посторонними звуками. На своей волне ребята.

Рудольф начал качать головой в такт, ориентируясь лишь на движения танцующих. И с этой петушиной грацией он протискивался вглубь толпы. Единственный, кто умудрялся отплясывать под шум прибоя, – остальные были снабжены гарнитурой. Он радостно улыбался, будто не ожидал от себя такого изящества движений. Со стороны же его уверенность выглядела совершенно неоправданной – Железняк бессистемно дергал конечностями, еле держась на ногах. В танце он пристраивался к незнакомкам, лип к ним, как банный лист, а те шарахались от надоеды в разные стороны.  

  • — Ааааа… - прорычал Рудольф, изобразив суровый оскал, а потом снова заулыбался.

Никто не слышал его рык, но агрессивность неадекваши была заметна и без того. Словно миролюбивые антилопы, сторонящиеся хищного зверя, рейверы отворачивались от Железняка, или просто закрывали перед ним глаза.

  • — Аааааа. — снова выдавил из себя изгой.

Ноль внимания. Тогда Рудольф с диким воплем вырвался из толпы, к океану. Прыгая через набегающие барашки, размахивая руками, он понесся дальше, навстречу более солидной волне. Рейверы единодушно проигнорировали этот помпезный выпад. Народ демонстративно не следил за придурковатыми шалостями токсичного чудака, продолжая отдавать дань богине танца, солнцу и ясному небу.

Спустя несколько минут им всё же пришлось прервать свой обряд. Океан коснулся их спин прохладными брызгами, будто предложил обернуться. Кто-то заметил тело Железняка, качаемое седой волной, в метре от берега. Он лежал на воде, лицом вниз, и не подавал никаких признаков жизни.

Двое крепких парней подхватили безвольное тело за обмякшие руки и потащили на берег. Они волокли Рудольфа по песку, не обращая внимания на сползающие с него штаны. Хозяйство Железняка разоблачилось. Рудольфа положили на спину и приступили к оказанию первой медицинской помощи – прямому массажу сердца. Никто не решался делать искусственное дыхание, поскольку изо рта утопленника вываливались остатки непереваренной пищи. Его переворачивали, давили на живот, задирали ноги, чтобы вытряхнуть из тела застрявшую блевотину, но всё без толку. Нашелся человек, сообразивший вдыхать в Рудольфа воздух через платок, но это уже скорее для самоуспокоения толпы. Поздно. Железняка не спасли. Он захлебнулся собственной… А как вы хотели, это жизнь! То есть, смерть… она приходит и привет.

читать главу 14               читать главу 16/1