Моя сестра живет в Австралии. Так получилось. Неудачно съездила в Краков… И вот теперь, я каждые два года езжу в Сидней, чтобы навещать ее и ее семейство. Я люблю этот город, эту страну. Удивительно, как в одном месте, словно в плавильном котле, сливаются народы. Мне очень не хватает такого разнообразия культур и национальностей в нынешней Москве, нет былого вдохновения, как в 2018 году во время Чемпионата Мира. А кросс-культурный диалог — это залог развития и лучшего понимания своей культуры и идентичности.
Австралия — страна эмигрантов, и это здорово! В компании моей сестры работают англичане, пакистанцы, итальянцы, русские и многие другие. Каждый привносит свою культуру, свои традиции, что создает неповторимую атмосферу. Но это же разнообразие рождает дилемму: кто такой австралиец?
Традиционная концепция WASP (White Anglo-Saxon Protestant) не совсем подходит для этой страны. Изначально в Австралию ссылали преимущественно ирландцев, поэтому католиков здесь больше, чем протестантов. Религиозное разделение общества было закреплено даже в питейных заведениях: пабы делились на протестантские и католические.
Но это было еще во времена «потерянного поколения» – детей, рожденных в смешанных семьях (папа белый, а мама – аборигенка) и насильно изъятых из них. Цель была «улучшить» их гены и воспитать в соответствии с ценностями доминирующей культуры. Результат оказался трагичным: дети, потерявшие связь со своими корнями, не смогли интегрироваться ни в одно общество.
Сегодня такое кажется невообразимым, но это было всего пятьдесят лет назад. Тем не менее, сама идея «улучшения» генов через культуру и образование не нова, хотя и антигуманна. Формирование культурного кода и нейропрограммирование действительно могут в долгосрочной перспективе изменить видение будущего и идентичности, что мы сейчас видим на примере постсоветского пространства.
Эксперимент по интеграции аборигенов в современное западное общество потерпел неудачу. Различия в культурах оказались слишком велики, точки сближения не найдены. «Западно-европейские» ценности разительно отличаются от традиционных устоев вышеупомянутых.
Коренное население, застрявшее на стадии формирования тотемов, живет общиной. Понятие права собственности отсутствует: все общее — палатки, барбекю, шлепанцы, даже дети и женщины. Роли в общине строго гендерные: мужчины охотятся, женщины заботятся о детях и очаге. Эти устои диаметрально противоположны ценностям западного общества: крайний индивидуализм, смешение гендерных ролей, самоопределение во всем, священное право собственности. Полярность взглядов поддерживает тлеющий конфликт между аборигенами и «завоевателями». Невозможно сформулировать, кто такой австралиец: абориген или подданный Короны? Может быть, это собирательный образ мигранта из Европы или из других уголков мира?
Кульминацией этого конфликта является День Австралии, также известный как Salvation Day или День выживших. В этот день Сидней дружно выезжает на барбекю и пикники, а маргинальные группы проводят митинги, привлекая внимание сочувствующих. Шествия эти красочны, но не меняется ли что-то? Кажется, что нет.
Аборигены хотят, чтобы их официально признали коренным населением страны, но Конституция Австралии не содержит такого признания. Власти отказываются от этого шага, но составляют красивые программки, выставки и заправляют их сочувственными словами.
У западной позиции по отношению к правам аборигенов есть, на мой взгляд, один важный аргумент: их все равно бы завоевали. Действительно, до Австралии добирались и китайцы, и французы, даже новозеландские маори почти доплыли. Колонизация территории была неизбежна, вопрос только в том, кто бы ее осуществил — англичане или кто-то другой.
Аборигены Австралии были самыми примитивными племенами, остановившимися на стадии тотемизма. Они не создали письменности, поэтому так сильно интересовали ученых, например, Дарвина. Почему так вышло? Я не знаю, я не антрополог. Но могу предположить, что удаленность и благоприятный климат сделали людей и зверей расслабленными. Люди жили в гармонии с природой, не рефлексируя и не стремясь к развитию. Все текло, все менялось, но оставалось прежним. Народ оказался менее закаленным и не способным меняться, сражаться и договариваться между собой. Приход англичан разрушил этот Эдем.
О чем я подумала в эту поездку. Нежелание аборигенов выходить из зоны комфорта обусловило минимальный уровень развития, необходимый для выживания. Отсутствие врагов и конкурентов сделало их нерезистентными, что привело к разорению и упадку. Новая английская (или западно-европейская) культура прижилась на этих теплых берегах. Австралийцы (этот пресловутый собирательный образ) напоминают англичан на отдыхе: расслабленные, пьющие пиво, пугающие акул и выгуливающие собак. Но само развитие остановилось.
В Австралии царят спокойствие, чистота и расслабленность. Нет никакой культуры в нашем понимании: ни австралийской литературы, ни художников, ни композиторов, ни моды. Есть популярная культура, и она прекрасна, но это не Достоевский, Есенин, Шостакович или Кандинский. Это даже не Виноградов-Дубосарский или Кабаков, не Водолазкин или Улицкая... Это все очень базовое. Простая качественная деревенская жизнь без взлетов, но и без падений.
Недавно я прочитала книгу «Joy» — диалоги Далай-ламы и южноафриканского архиепископа Десмонда Туту, борца с апартеидом и соратника Манделы. Они обсуждали радость как основную цель и форму человеческого существования. Природа радости, как и счастья, предполагает духовное развитие человека, которое невозможно без «некоторого» страдания, преодоления и саморефлексии.
Вот такие дела.