Массивная деревянная дверь галереи скрипнула, когда Александра открывале её своим ключом. Йосиф вошёл внутрь осторожно, начал оглядываться. Александра вошла следом, включила освещение, печальным взглядом посмотрела на картины, и то место, которое так долго было пристанищем её беспокойных идей.
Она сказала со вздохом:
— Вот, тут я когда-то работала....
Йосик удивился:
— Галерею же только позавчера закрыли, а ты так говоришь...
Александра ответила печально, медленно ступая по гранитному полу:
— Это было в прошлой жизни. Меня с тех пор чуть в тюрьму не посадили...
Ответ Йосифа был неожиданным:
— Что же... Вполне логично.
Александра вздернула бровь:
— Я сейчас не поняла...
Он ответил категорично:
— Это же преступление — закрывать такую галерею.
В Сашиных глазах, прежде печальных, заиграла искорка задора. Она спросила с вызовом:
— Где ты таких подкатов набрался?
Йосик отвил голосом католического пастора, сопровождая свои слова тяжелым вздохом, что придавало его виду немного комичности:
— Тяжелое детство... Ты же понимаешь...
Атмосфера грусти и печали развеялась. К Саше снова вернулся задор и едкость:
— Да-да. Помню. У меня только в голове не укладываются твои истории про богатого папу и то, как ты всего добился сам.
Теперь Йосик ответил тоном опытного дипломата, не заостряя внимания на деталях:
— Если это описать коротко, то папа разбогател при моем активном участии. Но я всего рассказать не могу.
Он быстро перевёл тему:
— Ух-ты, какая картина!
Он подошёл к картине и сделал вид, что его очень заинтересовала её художественная техника в стиле кубизма. Пристально начал рассматривать полотно.
Александра подхошла и встала рядом:
— Нравится?
Он ответил:
— Не то слово. Ты написала? Сашин взгляд снова стал грустным:
— Тут нет картин, которые я написала.
Он ответил:
— Жаль. А все остальные картины тоже такие же ... впечатляющие?
Саша разъяснила:
— Это — довольно посредственная работа, потому она, собственно, и висит у входа.
Йосик придал голосу заинтересованность:
— Тогда я в предвкушении от того, что увижу дальше.
Александра спросила с сомнением:
— Увлекаешься живописью?
Он ответил утвердительно:
— Да, я люблю живопись.
Она продолжала сомневаться:
— А что тебя так привлекло в этой картине.
Он ответил осторожно:
— Я стараюсь не торопиться с рассуждениями о картине. Видишь ли, по моему глубокому убеждению, перед картиной нужно стоять, как перед королем, выжидая, скажет ли она что-нибудь и что именно скажет. И, если заговоришь первым, то услышишь только самого себя.
Александра несколько секунд вопросительно смотрела на него:
— Это уже какой-то плагиат. Почему ты просто не признаешь, что не разбираешься в живописи. Боишься корона упадет?
Йосик ответил невозмутимо:
— Я боюсь признаться в другом. В живописи я немного разбираюсь. Но я не вижу смысла в этом «современном искусстве». Если честно, оно меня немного бесит. Боялся тебя обидеть.
Саша захлебнулась от возмущения:
— А зачем тогда ты изображал весь этот интерес? Подожди, не отвечай. Это такой подкат? И ты не собирался помогать мне с галерей, а только пудрил мозги?!
Йосик перенес это клокотание вулкана с достоинством айсберга:
— Не кипятись. Я тебе сразу сказал, что ты мне нравишься. И готов ради тебя вложиться в галерею. Даже, если там будет ... то, что вы называете «современным искусством». Только пойми меня правильно.
Александра немного успокоилась:
— Не надо извиняться, я и сама как-то охладела к этим ломаным линиям и задумывалась открыть галерею с другими картинами, которые не так...
Он быстро добавил:
— ... пугают?
Саша, которая уже совсем успокоилась, согласилась:
— Пусть будет: «которые не так пугают».
Йосик сказал миролюбиво:
— Но это же очень здорово. Значит, появилась надежда, что мы получим доход.
Саша снова ощетинила свои ежовые иголки:
— Так вот, что тебя волновало на самом деле?
Он ответил спокойно:
— Вот только не надо упрекать меня в меркантильности. Заметь, я даже не интересуюсь, насколько непугающие картины ты собираешься выставлять в галерее.
Саша ответила с глубоким соменением в голосе:
— Не надо, пожалуйста. Это дело моей жизни. Лучше сейчас скажи, что ты пошутил.
— У нас ... ювелиров, говорят: «Ничто так не укрепляет веру в человека, как предоплата».
Тон его стал деловым:
Я тут пообщался с юристом. Лучше всего открыть благотворительный фонд. Там с налогами проще, платежами... Устав и прочее подготовили.
Она молча слушала. Йосик продолжал.
— Я предлагаю поехать и все подписать. И отправить на согласование. Как только мы откроем счет, я положу на него деньги. Пока миллион. Понимаю, что нужно в несколько раз больше, но...
Александра перебила его:
— Но ты даже не узнал моего мнения....
Но он увлеченно продолжал:
— Это все формальности. Мы будем учредителями, я — председателем фонда, ты возглавишь попечительский совет. Там все будет законно.
Александра надула губки:
— То есть, ты уже все решил? Я так не люблю!
К Йосику вернулось хладнокровие:
— Последнее слово за тобой. Все равно без тебя и твоих паспортных данных я ничего не смогу сделать. Последнее слово за тобой, я только взял на себя рутинную часть и прозондировал почву. Ты можешь ознакомиться со всеми документами.
Саша продолжала сомневаться:
— И ты готов положить миллион? Ты же меня совсем не знаешь....
Он ответил с ироничной улыбкой:
— Можешь считать меня свои личным Робин Гудом. А когда я внесу деньги, ты сможешь быть во мне уверена.
Он улыбнулся задорной, почти мальчишеской улыбкой:
— Поехали?
Саша безуспешно пыталась скрыть свою радость.
Она ответила, стараясь говорить как можно равнодушнее:
— Хорошо. Но я все документы перечитаю.
Массивная дверь снова скрипнула, выпуская их из галереи. И уже глухо, из за закрытой двери, донесся возмущенный возглас Александры:
— Подожди! То, что, считаешь меня бедной?!
