Владимир Бек уже участвовал в проекте «Кино на “Снобе”» с фильмом «Первый день». За прошедшее время он снял два полных метра и окончил режиссерский факультет ВГИКа, защитив диплом «Эпилогом» — сделанной в классической повествовательной манере драмой о том, как уходит любовь. Фильм победил в короткометражном конкурсе прошлогоднего фестиваля «Движение». Онлайн-премьера — у нас.

Изменения. Жизнь после победы на «Движении» изменилась. До сих пор понять не могу, в какую сторону, но изменилась. Наверное, надо сказать, что возможностей стало больше. Но время сейчас непростое. Так что возможности в реализацию не воплотились пока что. Зато я познакомился с кучей замечательных людей. Это факт.

Что можешь и что будет. Время после выпуска из ВГИКа — это «посттравмавгиковский синдром». Сначала кратковременный приступ счастья. Наконец ты чувствуешь свободу от системы, которой ты был чем-то (непонятно, правда, чем) обязан, но после короткого выдоха приходит неумолимый вопрос: «А что же, блин, дальше?» И ответ на вопрос сам, разумеется, не приходит. Вот и сидим все и думаем, и ждем. Хотя, мне, наверное, грех жаловаться. У меня есть несколько проектов, над которыми я работаю и работал все это время. Но пока что я уже год не был на съемочной площадке, а это для меня неожиданный и неприятный поворот. Так что, наверное, жизнь изменилась в сторону большего количества разговоров и меньшего количества действий. Думаю, мы выпустились не в самое удачное время. Дебютов за последний год было запущено два. Это ничтожная цифра.  В основном, даже при наличии намерения у продюсеров, сейчас достаточно непросто найти деньги. Из-за этого возникает общее ощущение невесомости. Спасает от этой фрустрации чудесный принцип: делаешь что можешь, и будь что будет.

Риски. Мне предлагали несколько полнометражных проектов после «Движения». Это были не мои сценарии. Не мои во всех смыслах, так что приходилось отказываться и искать что-то свое. Мы написали с однокурсником Антоном Коломейцем сериал, но пока что так и не нашли возможности запуститься: сейчас для рынка любой риск невыгоден. А молодые с авторским проектом — это всегда риск.  Я вот до сих пор работаю над новым сценарием, ну и все-таки нельзя забывать, что на одну историю я все-таки согласился, сразу же после «Движения». И вот уже год работаю над весьма амбициозным проектом вместе с Еленой Яцурой.

Внутренний голос. Про «Эпилог» — ну, что тут рассказывать. Всегда лучше посмотреть. Я вот после «Без кожи» и некоторого количества интервью на волне победы на «Движении» начал понимать, что слова, произнесенные по поводу фильма, иногда начинают топить сам фильм. Бесконечно повторяя одно и то же, ты как будто начинаешь оправдываться, дообъяснять что-то, чего нет в фильме. Обесценивать это. А в фильме все-таки все есть. Важно, чтобы голос автора звучал перед фильмом, наверное. Я сам об этом говорил. Но лучше все-таки, чтобы голос автора звучал внутри фильма.

Пустой дом. Это был дипломный студенческий фильм. Мы находились, как и всегда, в несколько ограниченных материальных обстоятельствах — поменьше героев, поменьше локаций, все как обычно. А мне в этот момент хотелось снять что-то очень простое по форме, лаконичное. Но чувственное. И родилась такая простая заявка: «Молодая пара встречается, чтобы отметить предстоящий развод». И еще был такой эпизод. Не слишком, наверное, очевидно связанный в итоге с самим фильмом. Я снимался у знакомого в этюде, в каком-то заброшенном здании в центре Москвы. Такие старые разрушенные дома за заборами. В них, наверное, даже кто-то живет. Странное место. За углом Садовое кольцо, а здесь тишина. И как будто время замерло. Так вот, я бродил там в перерывах по комнатам: полы вздернуты, кое-где остались обои, по полу шприцы разбросаны, стулья какие-то валяются, старая мебель, как будто война была. И на одной из стен было написано (баллончиком, коряво): «Не слушайте Боба Марли, он *** [врет], здесь нет любви». И меня это так задело почему-то. Вроде как обычная надпись. Но ее ведь кто-то написал. Кто-то был здесь и написал это. Я подумал о том, как должно быть больно, чтобы вот так написать, что «здесь нет любви». Я даже хотел поставить проход по этим комнатам в начале фильма. Но все говорили: слишком непонятно. Кто идет? Что за место? А мне кажется, это хорошая идея. Как знак повесить перед входом. Сказать в начале фильма: здесь нет любви. А потом искать ее.

Колкость и мягкость. С обоими актерами — Маргаритой Толстогановой и Александром Ратниковым — я до этого работал. И, в некотором смысле, история под них и была написана. По крайней мере, мне так казалось. На самом деле один из главных триггеров истории был заложен в характерах героев. При всей внешней чувственности, легкости и мягкости героя и холодной озлобленности героини в ней в конечном итоге куда больше подлинного живого чувства. Я едва удержусь от того, чтобы сказать, что в целом я всегда был на ее стороне. Так что в Рите я нашел эту колкость. В глазах, в интонации. А в нем, наоборот, мягкость и тепло. Манящее, но фальшивое. Мне кажется, они оба в некотором смысле и есть эти герои. А может быть, я это все себе придумал.

Генетический код. С актерами работалось тяжело. Из-за условий, в первую очередь. Первые три смены (сцена в ресторане) были ночными и, конечно, при учете графика артистов, им было трудно. Трудно выходить на тот градус, которого я требовал. Другого характера проблемы возникали из-за того, что история была слишком личной для обоих. Часто нам приходилось спорить на бесчисленных репетициях об интонации сцен. Личный опыт каждого не всегда позволял мне заставить их подняться над собой и услышать героя. Не рассказывать свою личную историю, но смотреть на нее сквозь персонаж. Поиск образа — это всегда движение на ощупь в темноте. Для меня, по крайней мере. Когда объектом изображения становятся чувства, очень сложно прийти к общему знаменателю. Ведь мы все по-разному называем одно и то же, по-разному переживаем одно и то же. В этом воплощается вся многогранность искусства. Это как генетический код. Разная последовательность одних и тех же хромосом, букв, нот рождает тысячи разных звучаний при одном-единственном значении.

Книга. Все очень просто. Их последняя ночь. История уже окончена. Осталось всего несколько абзацев. В этом была идея. Через завершение рассказать обо всем. Найти в последней строчке книги ощущение всей книги. Сюжетно это поддерживается тем, что они постоянно в течение истории обсуждают его книгу. Книгу, которую он написал о них. И в конце звучит ее эпилог. Такая вот незамысловатая конструкция.

Не останется даже пыли. Пространство для меня было очень важно. Нужно было создать мир, где их только двое.

В первой сцене ресторан сам по себе со всей своей помпезностью и претенциозностью должен был стать контрапунктом к их диалогу. Поводом для конфликта. Потом улица. Бесконечные арбатские переулки — с них, в общем-то, и начался фильм. Пустые заснеженные улицы, лабиринт, в котором они запутались, заблудились. В нем теряется граница между прошлым и настоящим. Между десятками таких вечеров. Хотелось создать ощущение города, в котором нет никого, кроме них. И наконец, квартира. Их общий мир. В который они приходят в конце. В некотором смысле руины. Уже собраны коробки. Как будто они оказались на сцене после упавшего занавеса. Это главное место действия.

Мы очень много обсуждали с художником, Ниной Васениной, как должен выглядеть мир героев. По квартире разбросано огромное количество мелких деталей. Они не заметны, но создают нужный эффект: когда-то здесь жили люди. Сейчас от них остались только коробки. А скоро не останется даже пыли.

Память. Референс — вещь неочевидная. То, что я держу в голове, редко напрямую возникает на экране. Для каждого цеха существует свой референс. Для меня это был фильм «Часы». Просмотренный тысячу раз. С оператором, Арсением Бычковым, по-моему, мы обсуждали только вышедший тогда «Выживут только любовники». Но это все давно было. Не помню ничего.

Сложно + интересно. Сложным тут оказалась борьба с действительностью. Как и всегда. Постоянные технические сбои. Одну сцену пришлось полностью переснять. Есть вещи, которые реализовать не удалось. Детали, моменты. Но все это, наверное, блохи. Фильм всегда снимает себя сам. Думаю, сложнее всего было найти героев. Сделать их живыми. Заставить их чувствовать. Иногда, это получалось. Это было самым сложным и самым интересным.

Это конец. История близка ощущением мира. Вопросами. Почему все заканчивается? И что остается? Мы все это проживаем тысячи раз. Не важно, в каком возрасте. В какой-то момент вместо начал ты начинаешь видеть только завершения. Бесконечная череда завершений. «Все пройдет». Эта мысль, как аварийный сигнал, начинает щелкать в голове, и невозможно никуда убежать от нее. И задаешься глупым бессмысленным вопросом: так зачем же начинать что-то, если когда-нибудь оно умрет? И я хотел ответить. Сам себе. Историей любви. Невозможность любви — это тоже любовь. Как ни странно. Еще мне всегда нравилось — и в кино, и в литературе — ощущение неминуемости финала. Как в любви есть неминуемость завершения. В хорошем кино автор не пытается удивить тебя каждым новым поворотом. Ты всегда знаешь, чем все закончится. Это как тема рока в древнегреческой трагедии: хор выходит на сцену и объявляет финал, и эхо этого предсказания разносится по всему сюжету, поднимая быт над реальностью. Судьба, рок, называйте как хотите, а штука мощная.

Виртуальность. Про бюджет, если честно, я не помню. По-моему, киностудия ВГИКа выдает что-то около трехсот тысяч на диплом. Но это виртуальные деньги. Ты можешь потратить их на ресурсы студии. В остальном ты вынужден выкручиваться. Все-таки это студенческое кино, и на этом фильме лежит очень сильный отпечаток студенчества. По-хорошему, ограничения должен создавать ты сам. В этом и есть профессионализм — точно знать, от чего ты должен отказаться. Но тут эти ограничения создает студия, и ты все время борешься с ветряными мельницами. А они все вращаются, вращаются, и в конечном итоге перемалывают и тебя.

Кризисные менеджеры. В студенческом кино продюсер играет огромную роль. По крайней мере, должен играть. Это, конечно, не тот продюсер, который выдает деньги и развивает идею, ищет группу, ищет дистрибьюторов. Здесь продюсер — это человек, который должен заставить все работать. Кризисный менеджер, который должен постоянно решать нерешаемые задачи. Свет не приехал. Камера уезжает. Локация отменилась. Нужно принести на площадку тонну роз. У генератора закончилось топливо. Логистика. График. Думаю, это полезный опыт. Это часть профессии продюсера. Помимо, конечно, бумажной работы — это результат бюрократии студии. И к профессии прямого отношения не имеет. Мне кажется, я работал с золотым продюсером. Он сумел организовать проект. Свести все исходные. Поставить все на рельсы. Но, как и всегда в таких работах, грустно от того, что не можешь предложить продюсеру творческой деятельности. Ведь за пределами ВГИКа, в идеальном мире, продюсер является соавтором режиссера, собеседником. Здесь же продюсер — роль исполнительская и вспомогательная.

О «Птичке». «Птичка» изначально была предложением самого лагеря, в котором она снималась. Там устраивали что-то вроде киносмены, в течение которой снималось бы «некое» кино, а дети могли бы плотно познакомиться с процессом. У них даже была идея делать ремейк «Петрова и Васечкина», но эта идея, слава богу, быстро испарилась. Все-таки классику лучше не трогать. В общем, был ограниченный бюджет и, в конечном итоге, полная творческая свобода. Условием было только использовать детей в съемочном процессе (не в главных ролях, конечно) и снимать в лагере. Ну и я в ускоренном режиме начал придумывать что-то. Героев, историю. Времени было очень немного. Смена уже начиналась, в итоге мы вышли на площадку без финального сценария и, как и в случае «Без кожи», импровизировали. И вот получилось такое кино. Которое вы скоро увидите на фестивале 2Morrow, а потом того и гляди в прокате (скрестил пальцы). «Птичка» — это такой спор чувств. Двое детей, влюбленных в вожатых. Вожатые, в общем-то, тоже дети, каждый со своим багажом ощущений, чувств, ожиданий. Они сталкиваются, варятся в этом замкнутом пространстве. Чувства. И никуда от них не убежать. Пытаешься вырваться, выразить, объяснить, а оно (чувство), как какая-то стихия, вдруг подхватывает тебя, возносит куда-то и бросает на землю.

Обещание. Как я уже и говорил, мы с Антоном написали сериал и вот сейчас пытаемся найти возможность его снять. Но в наши тяжелые времена загадывать что-то страшно. Поэтому ничего конкретного сказать не могу. А то еще «не дай бог сглазить». Я человек суеверный. В общем, обещаю снять в скором времени новое кино.

ДРУГИЕ ФИЛЬМЫ ПРОЕКТА

Если вы хотите стать участником проекта, присылайте информацию о себе и своей работе по адресу [email protected].