29 марта 2010 года

Шесть лет назад с интервалом в 40 минут в утренний час пик на двух станциях московского метро — «Лубянка» и «Парк культуры» — произошло два взрыва. Их совершили террористки-смертницы: 40 человек погибли, 168 получили ранения.

Первый взрыв прогремел на «Лубянке» в 7.57 утра: уроженка Дагестана Мариам Шарипова находилась во втором вагоне поезда, следовавшего в сторону станции «Улица Подбельского», на ней был пояс смертницы. Взрывное устройство было приведено в действие телефонным звонком, когда поезд прибыл на перрон, что увеличило число жертв теракта. По рассказам очевидцев, эвакуация из метро не проводилась, но в громкоговорители пассажирам предлагали воспользоваться наземным транспортом.

В 8.39 прогремел второй взрыв — на станции «Парк культуры» Сокольнической линии. Его совершила 17-летняя уроженка Дагестана Дженнет Абдурахманова. Только после второго теракта сотрудники метрополитена начали эвакуацию пассажиров из подземки, а другие транспортные узлы — аэропорты и вокзалы — были взяты сотрудниками правоохранительных органов под особый контроль. К 17 часам вечера обе станции были открыты для пассажиров и метро продолжило работу в штатном режиме.

По данным следствия, теракт совершили члены исламистского подполья Дагестана, организатором был один из его лидеров Магомедали Вагабов. И Вагабов, и все причастные к организации взрывов были убиты при оказании вооруженного сопротивления сотрудникам правоохранительных органов.

Ася Мартиросян, пострадавшая в теракте на «Лубянке»:

Ярче всего мне запомнился момент, когда включился инстинкт самосохранения: вот я вижу лежащего человека и думаю, что надо подойти и помочь, вот я делаю несколько шагов в его сторону, а потом мое тело само начинается двигаться в другом направлении, и я бегу. И конечно, сначала было совсем непонятно, что именно произошло. Я чувствовала, что у меня что-то с грудью — на нее как будто давило, и только через полчаса я от медиков узнала, что в меня попали осколки. После этого я 10 дней провела в больнице, мне сделали операцию. У меня в палате постоянно были люди, я ни на секунду не оставалась одна: приходили друзья, родственники. И все спрашивали: «Как ты? С тобой все хорошо?» Именно тогда я поняла, как часто люди друг другу врут. Я отвечала: «Да, все нормально, отлично», а сама так толком и не могла понять, что именно со мной произошло, и ни с кем не могла это обсудить. Конечно, с пострадавшими работали психологи, но русский менталитет не позволяет спокойно с ними общаться — нужно как следует поработать над собой, чтобы рассказать что-то личное постороннему человеку.

Помню, когда я вышла из больницы, на улице все как раз начало цвести, и город стал выглядеть совсем по-другому. И вот тогда я искренне улыбнулась, потому что осознала: я жива. Правда, после этого я еще целый год не могла спуститься в метро и ездила в основном на такси. Однажды я попала в ужасную пробку, а мне нужно было на важную встречу. Наземного общественного транспорта рядом не оказалось, и пришлось спуститься в подземку — у меня просто не оставалось выбора. Это было невероятно страшно, зато теперь я уже спокойно езжу на метро.

Справиться с тем, что я пережила, мне во многом помогли книги. Мне хотелось понять, что со мной произошло, я стала изучать литературу и поняла, что, когда человек боится, происходит мощный выброс адреналина, мышцы начинают работать определенным образом, и все силы организма в этот момент направлены на то, чтобы убежать. Еще я узнала, что страх — это нормально, это правильно. Даже в фильмах иногда говорят: «Если ты боишься, то ты выживешь». Но ни в коем случае нельзя закрываться дома из страха, что что-то еще где-то взорвется — это просто глупо.

После того, что я пережила, я стала честнее с собой. Обычно человек не задумывается, для чего он живет, а я прямо поставила перед собой этот вопрос, и у меня появилось много планов, которые я сейчас воплощаю. Получается, что я начала двигаться вперед, совершила большой прорыв. Но я только сейчас, спустя несколько лет, смогла осознать и понять это.

Анна Варга, психотерапевт:

Далеко не у всех, кто оказался в тяжелой ситуации и столкнулся с угрозой жизни, развивается посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Некоторые люди способны восстановиться самостоятельно и достаточно быстро. Другие не могут справиться с пережитым: в их сознании появляются навязчивые непрошеные воспоминания, развиваются страхи, человек начинает плохо спать, слишком много или слишком мало есть, избегает посещения мест, которые напоминают о пережитой тяжелой ситуации, работоспособность и концентрация снижаются, а приступы тревоги могут накатывать без повода. Если с ПТСР ничего не делать и не лечить это состояние, начинает развиваться обычная депрессия, которая может преследовать человека годами.

Существует вторичная травматизация — у людей, которые сами не были в ситуации угрозы, но тоже сильно испугались. Все-таки человеческие эмоции «заразны», мы ими делимся и перенимаем друг у друга невольно. У некоторых людей могут развиться те же симптомы, что и у тех, кто находился в ситуации реальной травмы: становится страшно, когда надо спуститься в метро или сесть на самолет, человек начинает продумывать, что бы он сделал, если бы оказался в ситуации теракта. Это состояние не будет называться посттравматическим расстройством, но тревога, если с ней ничего не делать, тоже может перейти в депрессию.

Если человек понимает, что его переживания мешают ему жить, необходимо обратиться к специалисту. Но есть и общегражданская профилактика, работа с отношением к жизни, смерти, страхам. Я бы посоветовала к своим страхам относиться с большой иронией. Ведь нас намеренно сильно пугают — это прием внутренней политики. Отношение к собственным эмоциям — важный регулятор. Если мы будем воспринимать наши переживания как приговор, если нет и мысли, что мы можем их менять и преобразовывать, мы будем обречены подчиниться тому, что происходит внутри нас. И тогда, конечно, никакой специалист не поможет.

Надежда Тарабрина, специалист в области ПТСР:

Специалисты разделяют несколько категорий пострадавших в терактах: непосредственные участники событий — прямые жертвы, затем свидетели и родственники пострадавших, а также косвенные жертвы — те, кто стал свидетелем терактов посредством СМИ и других средств коммуникации.

Посттравматическое расстройство возникает далеко не у всех. Как правило, ему подвержены люди с более уязвимой и чувствительной психикой. Пережитая экзистенциальная угроза, с которой столкнулся человек, дает знать о себе спустя время, а не сразу. Симптомы ПТСР могут быть очень разнообразными и разной интенсивности.

В связи с развитием войны с терроризмом во всем мире, уязвимая часть населения с нестабильной психикой остро реагирует на любые новости о террористической угрозе. Для тех, кто уже был жертвой терактов, они могут стать триггером — спусковым крючком для обострения посттравматического расстройства.

Уровень напряженности переживания террористической угрозы сегодня особенно высок: люди ожидают, что теракты могут произойти в любое время, где угодно и с кем угодно — совершенно непредсказуемо. Чтобы не поддаваться ужасу, необходимо помнить, что жизнь — это не только стресс. Она не состоит из катастроф, она гораздо более широка и многообразна. Это звучит убедительно для обладателей более здоровой и устойчивой психики. Людям, которые обнаружили у себя признаки ПТСР, нужно обратиться к специалисту: самым эффективным является сочетание психологической, фармакологической и психиатрической помощи.

А чтобы не стать косвенной жертвой терактов — не поддаться тяжелым переживаниям от чтения новостей, — у меня совет простой: не включайте телевизор. В свое время я была членом экспертного Совета Россия — НАТО. Обсуждалась проблема подачи информации: как журналистам рассказывать о тяжелых событиях. Мы пришли к заключению, что информация должна быть честной и правдивой, ничего не надо скрывать. Но нельзя фиксировать внимание на трупах, жертвах, крови. Психику необходимо беречь от такого травматического воздействия. И не забывайте о том, что приносит в вашу жизнь удовлетворение и удовольствие.