Егор Москвитин: «Очень странные дела»: приключения с электроникой
В красочную осень 1983-го в городке Хокинс, штат Индиана, начали происходить мрачные вещи. Первая школьная красавица Нэнси отказалась от настоящей дружбы и платонической любви в пользу богатенького футболиста. С секретной научной базы сбежало нечто свирепое и кровожадное. Хороший мальчик Майк получил очередной синяк от плохого мальчика Троя — больнее, чем обычно. В чахлом дайнере добряка Бенни появилась бритая девочка в больничной пижаме, а следом за ней — киллеры из ЦРУ. Одноклассник Майка, возвращавшийся домой на велосипеде, провалился сквозь землю. Его мама развесила по дому гирлянды и заявила, что сын разговаривает с ней через лампочки. Шериф по такому поводу вышел из запоя, а папа Нэнси и Майка на пару дней выключил телевизор.
«Очень странные дела» (вернее, Stranger Things — потому что Netflix в России хоть и запустился, но переводить свой контент не спешит) появились в эфире 15 июля и за выходные успели очаровать, кажется, весь пресловутый западный мир. В субботу были напечатаны благосклонные рецензии во всех самых толковых СМИ — Vox, IndieWire, A.V. Club, Guardian, Variety и Vanity Fair. А поскольку восьмичасовой сериал, по обычаю Netflix, выгрузили в сеть целиком, то уже в воскресенье в блогосфере начали строить теории и ломать копья. Что это было — советское супероружие или параллельные измерения? К чему относить сериал — мистике или фантастике? Каким будет второй сезон? Пожалуйста, скажите, что он будет!
Дело, как водится, в сценарии, актерах и месте их встречи.
История Stranger Things устроена чрезвычайно ловко: возможно, это первое шоу Netflix, которое зрители (американцы уж точно) будут смотреть всей семьей. Каждая из восьми серий переворачивает сюжет с ног на голову. То, что в начале эпизода казалось мистикой, превращается в научную фантастику. Высокая раскрываемость в духе «Секретных материалов» чередуется с философской рассеянностью «Твин-Пикса». Порой сериал проливает кровь и наводит страху, как лучшие триллеры Джона Карпентера («Туман», «Нечто, «Кристина»). Но куда чаще он погружает в сладкую дрему гуманистических сказок Стивена Спилберга — «Инопланетянина» и «Близких контактов третьей степени» (1977). Синтетическая музыка и ретрозаставка отсылают к «Сумеречной зоне» и целому десятилетию массовой культуры, прошедшему под знаком наивности и отваги.
Но больше всего сериал старается для аудитории, воспитанной Стивеном Кингом: некоторые сцены из «Останься со мной» тут воспроизводятся едва ли не по кадрам. И именно по-кинговски трагическое восприятие времени делает эту историю равно привлекательной и для детей, и для подростков, и для взрослых. Первых ждет захватывающее приключение в духе российской детективной серии «Черный котенок» ну или сравнительно недавнего фантастического боевика «Супер-8». Со всеми обязательными остановками: проверкой мужества, испытанием дружбы, первой рыцарской любовью. Ребят постарше увлекут два сценария подросткового бунта, которые тут разбираются с хладнокровием научного эксперимента. А драму для взрослых разыграют два первоклассных актера, от которых никто давно не ждал чудес — и напрасно.
Говорящую с призраками (или не призраками) маму играет Вайнона Райдер — человек, больше всех в мире пострадавший от ошибки Y2K. Искрящаяся сенсация восьмидесятых и медленная звезда девяностых, со сменой тысячелетий эта девушка будто бы была стерта со всех винчестеров в Голливуде. А затем и из памяти тех, кто ей восхищался. Благодаря Stranger Things карьера Райдер может зайти на второй круг. Она снова в восьмидесятых, снова играет, как самый красивый и одаренный ребенок на свете, — и кому какое дело, что вундеркинду уже 44?
Шерифа, который поможет (или не поможет) ей вернуть с того света ребенка, играет Дэвид Харбор — сверстник актера Майкла Шэннона со схожей харизмой и потенциалом. Волшебные восьмидесятые, в которых обитает сериал, дают ему суперсилу. Актер, начавший кинокарьеру лишь в 30 лет, будто бы возвращается во времена, когда все его соперники только были на низком старте.
Имена детей и подростков, исполняющих около дюжины одинаково важных ролей, перечислять бессмысленно — все равно понадобятся сольные проекты, чтобы их всех запомнить. Достаточно сказать, что это самый обаятельный молодежный ансамбль на ТВ со времен «Общества красных браслетов». А если сравнить с кино, то одаренная труппа работает на равных и с «Клубом «Завтрак», и с «Останься со мной». Каждый из местных мальчишек сияет, как в новом веке сияли только девчонки — сестры Фаннинг, Хлоя Грейс Морец да Эбигейл Бреслин. У маленького джентльмена из «Комнаты» — большие проблемы.
Ключевая роль, впрочем, досталась Америке 80-х — промежутку между Вьетнамом и «Твин-Пиксом», обладавшему иррациональным кинематографическим шармом. Интоксикация чужой массовой культурой, видимо, все-таки может достигать критических точек. После Stranger Things по американскому детству образца восьмидесятых начнут ностальгировать даже те, кто родился гораздо позже и в совсем другой части света.
В этом сказочном измерении установилась вечная осень, по улицам ездят машины с деревянными боками, а дома напоминают большие и нарядные кормушки для птиц. Женщины в них чирикают и порхают, а мужчины напряженно смотрят в телевизор: по нему вот-вот объявят о начале атомной войны с Империей зла. Полицейские ведут себя так, как и положено вести себя полицейским, год назад посмотревшим «Рэмбо». Одного упоминания Рейгана по радио достаточно, чтобы сериал превратился в параноидальный триллер. В библиотеках стоят огромные компьютеры. В школьном кабинете физики рождается будущее, в котором последние станут первыми.
Все носят безумные прически, несуразно большие очки и джинсы клеш. Главный школьный плейбой хочет походить на Джонни Деппа, но его избранница держит в своей комнате постер с Томом Крузом. На стенах у мальчишек висят «Нечто» и «Зловещие мертвецы». Из магнитофонов звучит Joy Division, играющая в сериале ту же роль, что и Ramones — в творчестве Стивена Кинга. Верхом пацанского счастья представляется мускулистый «Додж», но родители уже подсели на скучный «Фольксваген».
Четверка главных героев играет в подвале в настольную игру Dungeons & Dragons, коллекционирует комиксы и ведет вечный спор о том, что важнее — «Хоббит» или «Властелин колец». Когда в компании появляется девочка с суперспособностями, ее первым делом просят поднять в воздух модельку «Тысячелетнего сокола». В опасное приключение ребята берут с собой только самое необходимое: фонарики «из Вьетнама», печенье, рации «уоки-токи», рогатку и велосипеды. Камера нежно следит за созреванием будущих гиков: вот они выигрывают школьные олимпиады по физике, вот дают первый отпор хулиганам, вот робеют перед дамой сердца (а может, и трех сердец сразу), а вот ныряют в кроличью нору, чтобы спасти друга.
Сотканный из тысячи сентиментальных шуток и аккуратных цитат, этот сериал одновременно и требует, и помогает дать определение смешному слову «гик». Пусть оно звучит так: гик — это человек, воспринимающий то, что он смотрит, читает и слушает (и во что играет), как часть своей идентичности. Не просто набор переживаний и воспоминаний, но важную составляющую личности, влияющую на принятие решений в любых сферах жизни.
Возможно, в определенный момент чужая массовая культура может оказаться для потребителя важнее, чем национальная кодировка. Наверное, когда-нибудь законодатели это поймут и что-нибудь запретят. А пока фильмы и сериалы вроде Stranger Things работают как футуристический магазин чужих воспоминаний. Заглянув в них, можно купить себе другое детство. А приятный эмоциональный опыт, пусть и заимствованный, продлевает жизнь (или иллюзию жизни).
Плохие отзывы на сериал в эти выходные тоже, разумеется, были: кому-то не понравились сюжетные клише, кому-то — смешное количество серий (честное слово, лучше бы сократили последний «Карточный домик»), кому-то — сам жанр старых песен о главном. Но на самом деле серьезная претензия к этой сказке может быть лишь одна: почему сейчас, в разгар лета, а не на Рождество?