Александр Невзоров, публицист:

У Советского Союза был сильный палач по имени Россия, потому что именно Россия, ее руководство, ее интеллигенция и вообще вся боевая составляющая страны отправила СССР на тот свет. Готов был народ к политическим переменам или нет — не тот вопрос, который надо обсуждать, потому что народ — это та категория, от настроения которой не зависит вообще ничего, и с ним можно вытворять что угодно. Путч провалился, потому что технологии подавления мятежа были нарушены, причем нарушены грубо, примитивно и сопливо.

Что касается ошибок Ельцина, совершенных после прихода к власти, то прямо сейчас я пишу об этом статью под названием «Вата», в которой разбираю природу рока, возвращающего Россию в питекантропское состояние. Дело не в том, что после Ельцина появился Путин. Если бы этим народом можно было управлять с помощью права, достатка, честности, свобод и справедливости, то не было бы в Европе царя более прогрессивного и либерального, чем Путин. Но этой публике необходимо периодически получать кирзовым сапогом по зубам со всего маху — они хотят этого, потому что не способны преодолеть ту позорную длинную историю, которая наполовину была выдумана и в которую все поверили. Ничего не изменится до тех пор, пока из публичного поля не будет выдавлена история и мертвецы, персонажи с низким уровнем развития, пытающиеся влиять на государственный строй.

Правильно ли поступал Ельцин, когда пришел к власти, сказать сложно: это был абсолютно свободный художник, человек, мало озабоченный вопросами конструктивности. Он действовал так, как ему на тот момент хотелось. Он был крупнокалиберный чиновник, выросший во вседозволенности, привыкший повелевать и управлять. В таких глупостях, как планы и расчет, его нельзя было упрекнуть. Им управляла лишь собственная хотелка.

Ольга Крыштановская, политолог:

Реорганизация СССР не состоялась потому, что Горбачев не имел поддержки у своей собственной политической элиты. Если бы он был лучшим аппаратчиком и нашел поддержку в ЦК, его невозможно было бы изолировать. Он был в прохладных отношениях с действовавшими силовиками, такими как Крючков, который играл большую роль в политике, а Горбачев как-то не заметил, что силовики были настроены против него. В условиях российского государства иметь тесный контакт с силовиками необходимо. Управление же Горбачева заключалось в том, что он договаривался о чем-то с Рыжковым и, может быть, с Лигачевым, в то время как Ельцин и другие региональные лидеры набирали силу. Он мог бы сохранить свою политическую линию, если бы вместо Ельцина полез на танк, ведь наш народ не поддерживает слабых.

Народ не хотел распада Советского Союза, поэтому Горбачев легко бы нашел поддержку граждан, если бы обратился к ним, но он не боролся. К образованию ГКЧП и в конце концов к смене режима и привела слабость Горбачева, слабость идеологии и пропаганды — никто уже не верил ни в какой коммунизм и марксизм-ленинизм. Перестройка и гласность размыли прежние основы государственности.

Андрей Бильжо, карикатурист, психиатр:

Думаю, граждане были готовы к смене режима: всем хотелось свободы, ездить, смотреть мир, поэтому у Белого дома и собралось столько народу. Страха того, что политический процесс после прихода Ельцина к власти пойдет не туда, не было. Была эйфория и масса ожиданий больших перемен, все смотрели с энтузиазмом в будущее — это был единственный шанс изменить дряхлую и прогнившую систему. Песня Цоя «Мы ждем перемен!» была ключевой, все, кто чувствовал в себе силы что-то менять, старались это делать, потому в девяностые годы и было создано так много, например, появилась новая замечательная журналистика: «Новая газета», ИД «Коммерсантъ», новое телевидение.

Сказать бы покойным Крючкову и Янаеву, как в итоге повернулась история России, — они бы впали в состояние мании, потому что произошел не просто откат назад с гигантской коррупцией и кучей глупостей, а откат назад и сильно в сторону. Нынешняя Россия не похожа на Советский Союз — это некая пародия на него: все же остались некоторые свободы и мы можем передвигаться по свету, но силовики стоят у власти. Если бы тогда толпе у Белого дома сказали, что президентом будет полковник, а возглавлять губернии будут другие силовики, то никто бы не поверил.

Николай Сванидзе, историк, публицист:

Граждане никогда не готовы к смене режима — общество, как правило, консервативно, причем чем лучше оно живет, тем консервативнее. Тогда же, в 1990–1991 годах, жили люди чудовищно плохо — молодое поколение не может себе этого представить, а старшее уже забыло, потому что плохое быстро забывается. По опросам ВЦИОМа 1990 года, большинство населения ожидало экономической катастрофы и голода — голода не в смысле «мало колбасы», а настоящего физического голода. Эта ситуация радикализировала общество, и партию никому не было жалко. При этом, понимая, что режим отмирает, люди хотели сохранить какие-то привычные его черты: хотели модернизировать экономику, но не хотели отпускать цены, например. Тем не менее люди были готовы к смене режима как никогда, и после того как Советский Союз рухнул, его никто не провожал слезами — все боялись голодной и холодной зимы. Про Советский Союз вспомнили лишь тогда, когда уже поели, наели себе щеки и стало понятно, что голода не будет.

ГКЧП лишь ускорил распад Союза, потому что не было ни кнута, ни пряника, чтобы удержать республики. Украина еще перед путчем обсуждала возможность выхода из СССР, и Буш-старший выступал в Раде, призывая украинцев не выходить из Советского Союза: Америка жутко боялась территориального расползания ядерного оружия. Эта известная речь получила название Chicken Kiev Speech. Чтобы сохранить Советский Союз, надо было реформировать его радикально и намного раньше, чем был задуман новый союзный договор. Радикальные реформы предполагали бы гибель КПСС. Распад отсрочили лишь нефтяные деньги, которые полились в начале семидесятых на советскую экономику, но исчезновение СССР было все равно лишь вопросом времени — пусть полутора десятилетий, и изменить это никто не был в состоянии, уж тем более не импотентный ГКЧП.

Ирина Прохорова, издатель:

Несомненно, большая часть общества была готова к радикальным изменениям в политической жизни. Хочу подчеркнуть, что на баррикадах в августе 1991 года можно было увидеть представителей всех социальных групп и возрастов. Люди съезжались со всех концов страны, чтобы защитить нарождающуюся демократию. Подписание союзного договора воспринималось тогда общественным сознанием как освобождение от тоталитарного имперского прошлого, как начало новой свободной жизни, а вовсе не как геополитическая катастрофа.

Я думаю, что коммунистический режим был обречен, к концу 80-х годов он исчерпал все моральные и экономические ресурсы. Конечно, ГКЧП мог бы подавить сопротивление, залив страну кровью, подвергнув общество репрессиям, но это привело бы к подлинной катастрофе, к гражданской войне и полному распаду государства.

В прошлое вернуться невозможно, сколько бы ни ностальгировала по Советскому Союзу некоторая часть наших граждан. Сам образ СССР в нынешнем сознании не имеет ничего общего с реальной страной, с которой мы без сожаления распрощались в августе 1991 года. Что касается современной политической системы, то псевдосоветские декорации лишь скрывают подлинную природу режима,  принципиально отличную от коммунистической системы, но при этом ничуть не более привлекательную или продуктивную.