Дети Сталина. Призрак театра российской армии
В когда-то великом театре начинается очередной вечерний спектакль. Женщины на невысоких каблуках, в юбках ниже колена и с высоким декольте обсуждают, кто последний раз видел Владимира Зельдина на сцене: главная звезда театра умер несколько дней назад в возрасте 102 лет. Сегодня в театре вместе с программкой продают его биографию, в буфете, как и всегда, кормят бутербродами с семгой и с колбасой. У подножия мраморной лестницы у главного входа колоссальное полотно — штурмуют Зимний. На потолках повсюду фрески — военные на лыжах, военные в небе. Центральный академический театр Российской армии сменил много имен: Центральный театр Красной армии, Центральный театр Советской армии. Это было первое театральное здание, построенное после революции, и его задачей было восхвалять героические сражения и впечатлять. На оформление здания в форме пятиконечной звезды были брошены лучшие скульпторы и художники, денег не жалели. Театр высотой с 14-этажный дом, его окружают 96 колонн, высота каждой 18 метров. Главный режиссер театра в 1935–1958 годах Алексей Попов, присутствовавший при стройке, писал в свое время: «Я лазил по лесам строившегося здания на самый верх, смотрел оттуда через сеть лесов на сцену и видел там каких-то копошащихся муравьев — это работали электросварщики». На большой сцене соорудили 12 подъемных платформ, которые позволяли изображать на нем все — от футбольного стадиона до горного пейзажа. Сцена строилась как самая большая в Европе, и по ней десятилетиями торжественно ездили настоящие танки и конница, но вся эта роскошь в прошлом. Звенит второй звонок, зрители двигаются к залу.
Вдоль сцены разбросаны ракушки и кости рук. Сегодня показывают «Маленькие трагедии». Зрители пробираются по рядам культурно — лицом к сидящему, как и положено в театре. Зал на полторы тысячи человек заполнен лишь на треть, цветы есть только у одного зрителя — мальчик держит в руках пять алых роз, завернутые в целлофановую упаковку. Из-за своего масштаба эта сцена, занимающая три из пяти этажей театра, стала проклятием для современных режиссеров: слишком очевидна становится мелочность людей и замыслов. Но на пятом этаже, под крышей, есть Малый зал — тихий, безобидный и незаметный. Здесь уже 40 лет самоотверженно работает режиссер Александр Бурдонский, сын Василия Сталина, внук Иосифа Сталина.
Билетерша Елена Кузнецова никогда не пропускает постановок Бурдонского, если работает в этот день. Ее любимая — «Игра на клавишах души» — про пианистку, которая давно не выходила на сцену, опустилась и отказывается приводить себя в порядок. «Спектакль мощный, в нем нет мягкости, смысл глубокий, слов описать не хватает, но копает он глубоко», — говорит Кузнецова. За почти полвека в театре армии Бурдонский поставил пятьдесят лирических спектаклей и мечтает однажды поставить что-нибудь полегче — оперетту, например: «А то я ставлю Ибсена, Расина, Чехова — все сложные пьесы». Есть только один спектакль, который Бурдонский никогда не поставит, — о своей семье.
Василий Сталин — младший сын Иосифа Сталина и Надежды Аллилуевой. Когда Василию было 12 лет, его мать покончила с собой, и он воспитывался личной охраной Сталина. Василий отучился на летчика и с первых дней войны пошел на фронт. За время Великой Отечественной совершил 26 боевых вылетов, по разным данным, сбил от двух до пяти самолетов противника. В 1942 году он получил звание полковника, в 1946-м — генерала-майора авиации, в 1949-м — генерала-лейтенанта авиации. В 1948 году был назначен командиром ВВС Московского военного округа, а в 1952 году снят с должности по личному указанию Иосифа Сталина. Самая распространенная версия произошедшего — по окончании праздника Воздушного флота на аэродроме Тушино Василий пришел на встречу с отцом пьяным и нахамил находившемуся там же главкому ВВС Павлу Жигареву. По рассказам самого Василия Сталина и очевидцев, он много пил и хамил, пользуясь своим положением, и был известен своей фразой «Я жив, пока жив мой отец». В принципе, он был прав.
Через два месяца после смерти Сталина, 28 апреля 1953 года, Василия арестовали. Несколько источников указывают на то, что поводом к аресту послужил поход Василия Сталина в китайское посольство. Его обвинили в клеветнических заявлениях, направленных на дискредитацию руководителей коммунистической партии, и приговорили к восьми годам тюрьмы. Из заключения он писал письма Никите Хрущеву, но тот не отвечал — вероятно, был занят подготовкой к ХХ съезду ЦК КПСС. В 1961 году Василий вышел из тюрьмы, ему было запрещено селиться в Москве или Грузии, а также носить фамилию Сталин. В январе 1962 года он получил паспорт с фамилией Джугашвили, перебрался на ПМЖ в Казань, а чуть больше года спустя, 19 марта 1962 года, умер. По официальной версии — от алкогольного отравления, но его третья жена Капитолина Васильева высказывала сомнения по этому поводу: она считала, что его убили. Вскрытие произведено не было.
«Жаль отца, — говорит Александр Васильевич Бурдонский, — он был человек неглупый, обладал способностями, и его жизнь была так нелепо прекращена». Бурдонский родился 14 октября 1941 года. Когда Александру было четыре, его мать Галина Бурдонская ушла от отца: устала от других женщин и пьянок. «Мама научилась с ним выпивать. Стоило ей с ним водки выпить, и он бы пальцем не тронул, а когда он был на бровях, а она говорила: “Вася!”, могла и схлопотать по морде». Когда Галина ушла, Василий оставил детей себе и не разрешал им видеться с матерью. Все детство Александр смотрел, как его отец бьет своих жен: сначала маму, потом мачеху Катерину Тимошенко, дочь маршала Семена Тимошенко, потом другую мачеху, пловчиху Капитолину Васильеву.
По словам Бурдонского, Катерина Тимошенко запирала их с младшей сестрой Надеждой в комнате без еды и однажды отбила Надежде почки. Бурдонский позже говорил, что когда вырос, смог простить Тимошенко: «Отец ее не любил». У Тимошенко от брака с Василием Сталиным родились сын и дочь: Василий и Светлана. Василий умер в 1972 году: по одним данным, от передозировки наркотиков, по другим — застрелился. Известно, что он учился на юридическом факультете Тбилисского университета. Светлана умерла, по одним данным, в 1989 году, по другим — в 1990-м. Бурдонский говорит, что у него дома нет портрета отца и в целом отношения у них не сложились: «Я не очень ему подходил как сын. Я родился белокурый, с большими глазами, нежный, а он хотел, чтобы был боевой парнишка». После того как в 1951 году Галина Бурдонская пошла против правил Василия Сталина и пыталась навестить сына в школе, Василий избил девятилетнего Бурдонского и отдал учиться в Суворовское училище. Ему был не по душе грубый язык, который он слышал в училище, жизнь скрашивали только книги Ги де Мопассана.
Год смерти Иосифа Сталина запомнился Бурдонскому скорее как хороший. Василия Сталина арестовали и отправили в тюрьму, а Александра и его сестру Надежду вернули маме. Смерть дедушки не сильно расстроила Александра: «Когда я был маленький, шла война, и дед ни с кем из нас не гулял. Может быть, если бы я жил с ним рядом и он бы с нами возился, я бы дергал его за усы или курил его трубку, у меня было бы другое ощущение». Александр видел дедушку при жизни два раза, оба — во время военных парадов, когда тот стоял на Мавзолее. «Для меня он, как для вас — памятник самому себе. А если говорить об искалеченных человеческих судьбах — у моих теток, бабок, меня, мамы, сестры — у всех искалечены судьбы. И за это тоже могут его благодарить». Александр Бурдонский не ходит на могилу к деду у кремлевских стен: «У меня есть к кому сходить на могилу. Я его внук, пришел на могилу цветочки положить? Что за пошлятина».
После седьмого класса Александр поступил в театрально-техническое художественное училище и в 16 лет, когда получал паспорт, поменял фамилию на мамину, потому что посчитал, что фамилия «Сталин» не имеет никакого отношения к искусству. В 1966 году Бурдонский поступил в ГИТИС на режиссерское отделение курса Марии Кнебель. По его словам, именно она смогла его «распаковать» и заставить «заговорить своим голосом». В театр Красной Армии Бурдонский попал сразу же после окончания института и поставил спектакль «Тот, кто получает пощечину». Актриса Лариса Голубкина работает в театре Красной Армии с 1964 года и хорошо помнит юного режиссера Бурдонского. «Первый раз я увидела Сашу совсем молодым, может быть, даже студентом. Мы были компанией дома у Нины Дорошиной. И пришел Саша — худенький молодой человек. Мне сказали — это внук Сталина. Скромный такой, в нем не было заносчивости. Не было такого отношения: “У меня дедушка Сталин, а вы вообще непонятно кто”. Я все эти годы смотрела за ним, как он сам формировал себя, без помощи. Это сложно. Особенно когда тебе вслед говорят: “Внук пошел”».
В спектакле «Тот, кто получает пощечину» сыграли и Владимир Зельдин, и сам главный режиссер театра Андрей Попов. После постановки Попов предложил Бурдонскому остаться, и так внук Сталина стал затворником монументального Театра Советской армии.
Главный администратор Алла Григорьевна пришла в театр одновременно с Александром Бурдонским. Она описывает его как человека, который «измочаливает артистов» и может прикрикнуть перед премьерой. Еще Алла Григорьевна помнит, что когда-то это был «театр с очередями». «В театре была прекрасная труппа, замечательные спектакли — постановки классики лучше, военные похуже. В советское время превосходный был театр», — вспоминает доцент кафедры истории театра России ГИТИСа Анна Степанова. До 1956 года Театр армии был самым свободным в Советском Союзе: вся цензура Министерства культуры распространялась только на их учреждения, а Театр армии был в ведомстве Минобороны и мог позволять себе больше других.
Ольга Богданова, прима театра, проработавшая в нем всю жизнь, любит вспоминать работу в 1980-х годах. Одна из основных задач Театра армии — ездить на полевые спектакли и поддерживать военных, и Богданова дважды ездила с театром в Афганистан и трижды в Чернобыль. «Где бы ни был человек в погонах, там всегда мы. Бывало, два транспортера ставят рядом — вот и вся сцена. И в Афганистане нам говорили: когда будете на сцене, не стойте на месте, а то пуля может попасть. Мы выступали в ярких красных и белых платьях, и наши наряды были настоящими мишенями. Мы артисты-бойцы», — рассказывает Богданова.
Богданова работала с Бурдонским 20 лет и рада этому. «Это был мой золотой период», — делится она. Богданова считает режиссера знатоком женской души и говорит, что работать с ним — подарок для женщин, ведь все они желают такого «глубинного» внимания: «Он влюбляется в актрису, с которой работает, которая способная выразить его мысли, всматривается в нее, понимает ее. Столько внимания к себе женщина может за всю жизнь не почувствовать, сколько на выпуске его спектакля». Бурдонский тратит на поиски подходящей помады, каблуков и прически для каждой героини дни, а потом сам подкалывает им волосы на свое усмотрение. «Придирается к каждой заколочке, к каждому бантику, будет стоять над твоей головой два часа, и иногда думаешь: ну зачем он придирается к каждой складочке? А потом выходишь на сцену и все понимаешь».
Лариса Голубкина, тоже прима театра, говорит, что Бурдонский не только талантливый режиссер, но и благодарный человек. В 1970-х годах она воспользовалась своим звездным статусом — она тогда много играла в кино, одной из ее больших ролей была Шурочка Азарова в «Гусарской балладе» — и помогла установить Бурдонскому дома телефон. По ее словам, он по сей день благодарен ей за это. «Я-то и забыла про это — не один же телефон был поставлен. И вдруг он, единственный человек из всех, мне говорит: “Лариска, я тебя все время помню, когда телефонную трубку беру”». Актеры любят Бурдонского — они говорят, что с ним тяжело и одновременно полезно работать, что он помогает им перебороть собственную неуверенность. Сам Бурдонский больше всего любит репетировать и доводить артистов до исступления.
Анна Степанова, регулярно посещавшая Театр Красной армии в его лучшие годы, понимает, за что Бурдонского любят его артисты, и при этом считает, что его спектакли отнюдь не украшали репертуара: «Когда я смотрела спектакли Бурдонского, мне казалось, что он режиссер беспомощный, не владеет художественной формой. Но у спектаклей есть разные качества. И бывает, что плохой спектакль не только поставлен плохо, но видно, что режиссер человек плохой, и лезет со сцены всякая гнусь. У Бурдонского в спектаклях, напротив, была какая-то искренность. Честность, наверное, слишком громкое слово. Но без гадости в них точно обошлось». По словам Степановой, из спектаклей режиссера видно его действительно внимательное отношение к артистам, и при всей изломанной семейной истории Бурдонского его спектакли всегда были по-человечески здоровыми: «Я сильно подозреваю, что на репетициях он выстраивал такой хороший и чистый мир. В этом мире страшным теням его семейства, всем этим надрывным сюжетам, таким, когда Достоевский отдыхает, — там места не было». По мнению профессора, Бурдонский превратился в домового театра и сросся с ним, но как режиссер не может справиться с большой сценой: «Это требует масштабности мышления, дарования. А на малой сцене, где он и проработал всю жизнь, можно создать теплый мир и отдыхать там душой, беседовать со зрителями тихим голосом и предъявлять артистов крупным планом».
Любимая тема для размышлений у Бурдонского — противостояние. «Мне очень нравится библейское изречение “человек рождается на страдание как искры, чтобы устремляться ввысь”. Для меня это имеет большой смысл, — рассказывает режиссер. — Много обстоятельств жизненных могут вытащить кусок твоей души, растрепать тебя, сломать, ты можешь даже не подняться. И когда ты находишь внутренние ресурсы, внутренние силы, чтобы это преодолеть и идти дальше, то, может быть, это самое главное... Моя судьба человеческая — противостояние. Никто меня с распростертыми объятиями не ждал». От общения со «Снобом» режиссер отказался трижды — по его словам, ему больше нечего сказать.
Историю своей семьи и своего противостояния он никогда не поставит на подмостках Театра армии. Разве только миниатюру о том коротеньком периоде романа родителей в 1940–1941 годах, когда Василий учился на летчика в Липецке и Галина поехала к нему. Бурдонский говорит, что его мама часто вспоминала тот год. Она рассказывала, как Василий хотел подстричься, а она не выпускала его из дома. Он надел ее кофточку с оборочками, по простыням спустился из окна и побежал стричься. И еще был один случай: Галина жила на теперешней Мясницкой рядом с метро, а Василий пролетал над ее домом и сбрасывал цветы. Режиссер рассказывал, что даже в эту историю у него не получается вглядываться без боли — он все время думает о том, что совсем скоро случится с этими влюбленными людьми.
Раньше по обе стороны от большой сцены театра висели портреты Сталина и Ленина, но после ХХ съезда Сталина заменили Горьким, а Ленина — Пушкиным. С середины 90-х театр не смог выбраться из затяжного кризиса и депрессии — очередное переименование, падение престижа военных, нищета. Театр не смог встроиться в новую реальность. «История этого театра, который потерялся во времени, драматическая, если не сказать трагическая. Зато, это история замечательной стабильности Бурдонского. Театр стал для него смягчением жизни. Может и хорошо, что театр в таком состоянии и что он там», — говорит профессор Степанова.
Милена Авимская пришла в театр заместителем директора по развитию месяц назад, и для нее театр до сих пор остается достаточно таинственным местом. Она не скрывает, что пока с трудом представляет, как вообще этот огромный механизм работает. На спектакли приходят не только люди старше пятидесяти, но и молодые: когда парень хочет пригласить девушку на красивое свидание и сделать фотографии на фоне мощной архитектуры, и чтобы метро было рядом — здесь все это есть. Авимская верит, что у театра есть большое будущее: уже утвержден новый план развития, и театр планирует собрать в новом пространстве «самых модных режиссеров и делать коммуникативную площадку». Уже прямо сейчас драматург Саша Денисова работает над квестом по истории театра. Милена хочет проводить экскурсии по зданию — показывать, где снимали «Кин-дза-дза!» и «Карнавальную ночь». Хипстеров в залах еще нет, но это, уверена Авимская, только пока: новое время несет за собой новых людей и скоро «театр зазвучит и в него придут прогрессивные люди». И неизвестно только, какое место в этом светлом будущем отведено режиссеру Александру Бурдонскому, домовому Центрального академического театра Российской армии.