«Отец выставил меня из кабинета». Лариса, 27 лет. Мама — татарка, папа — чеченец

Я с самого детства знала, что у меня родители разной национальности.

Когда мне исполнилось три года, родители развелись, мама забрала меня и уехала в Сибирь. Вообще в Чечне это очень трудно сделать. При разводе дети обычно остаются с отцом. Даже если оставляют с матерью, их редко разрешают вывозить из республики.

После развода я не видела и не слышала своего отца. Я много раз пыталась выйти с ним на связь, но не встречала взаимности. Я не отчаивалась. В 2013 году я впервые приехала в Чечню. Но когда пришла к отцу на работу, он сказал, что не знает меня, и выставил из кабинета. На этом моя история общения с отцом закончилась. Я думаю, причина банальная: недопонимание между отцом и матерью, какие-то старые обиды на маму. Причем я знаю, что он обо мне рассказывал своим студентам, коллегам, фотографии мои показывал, но общаться со мной не захотел. Логики в этом я не вижу.

Я росла в татарской традиционной семье, в строгости: язык татарский, кухня татарская, обычаи тоже. Все как положено. В детстве я вообще не знала, что чеченцы и татары — это что-то разное. Для меня главное было, что и те, и другие — мусульмане, и обычаи у нас во многом схожи. С возрастом я начала понимать разницу. Мама рассказывала мне об обычаях чеченцев — что можно, что нельзя. Я всегда знала, что, когда входят старшие, надо вставать. При встрече нужно обниматься боком, чтобы не прикасаться животом. Мама рассказывала, как нужно вести себя на свадьбе чеченской — она хореограф чеченских танцев и очень хорошо во всем этом разбирается. Объясняла, что можно, а что нельзя говорить в чеченском обществе. Многие темы, которые открыто обсуждают в русскоязычном обществе, у чеченцев как-то завуалированы. Например, нельзя говорить «она родила» или «она беременна». Нужно говорить, «у нее появился ребенок» или «у нее будет ребенок». Нельзя говорить со своими родственниками мужского пола о своем молодом человеке. Молодые люди всегда прячутся от родственников своей девушки. Парень не говорит напрямую своим родственникам, что он собирается жениться, это делается через мать, и то какими-то непрямыми, условными фразами.

Мама всегда объясняла причину того или иного обычая. Сначала для меня это было странно, но потом на интуитивном уровне я стала соблюдать все эти маленькие правила. Я не могу объяснить словами, почему это важно в этом обществе, но я приняла такой метод общения. Сейчас я уже сама не смогу сказать при мужчине «она родила».

Они всю жизнь доказывают, что они настоящие чеченцы

У меня не было культурного шока, когда я приехала в Чечню. В принципе традиции чеченцев во многом совпадают с кодексом поведения девушек в исламе. Но, когда я стала больше общаться со своими земляками, я столкнулась с проблемой национализма. Некоторые люди говорили: «Мама татарка? Все про тебя тогда понятно».

С приятелями, коллегами никогда проблем не было. У меня в Чечне много друзей. Эта проблема всплывает, именно когда дело касается формирования семьи. В воздухе постоянно витает мысль о том, что наши взгляды, конечно, космополитичны, но только до тех пор, пока ты не попытаешься стать частью нашей семьи. А уж если человек не знаком со мной лично, предвзятости по национальному признаку не избежать. И таких чеченцев, по моему опыту, не меньше 30%.

В какой-то момент из-за этого не сложилась моя личная жизнь. Мне прямо предъявили это как недостаток: не знает языка, не росла в Чечне, не впитала все необходимое с молоком матери. И как вердикт — «необучаема», так как этому научиться якобы невозможно. Я до сих пор не могу этого понять. Я же выучила татарский язык, русский, английский и немецкий. Почему же я не смогу выучить чеченский? При желании все можно в себя впитать.

Более того, в смешанных семьях женщины прилагают вдвое больше усилий, чтобы доказать, что они достойны жить в этом обществе. В свою очередь их дети впитывают это и всю свою жизнь пытаются доказать, что они ничем не хуже детей, у которых оба родителя чеченцы.

Для меня было сюрпризом, что с точно такими же проблемами при создании семьи сталкиваются и парни, чьи отцы чеченцы, а матери нет. За них так же не очень охотно отдают замуж, к ним такое же отношение, как к девушкам-метисам. Это проходит красной нитью через всю жизнь. Они не пользуются должным уважением, авторитетом среди соседей, односельчан и так далее. Они всю жизнь борются и доказывают, что они настоящие нохчи (чеченцы).

Тут, в Чечне, при заключении брака даже принадлежность к тому или иному тейпу может быть решающим вопросом, что уж говорить о национальности.

«У отца была недвижимость в Чечне, но после его смерти оказалось, что у нас ничего нет». Карина, 30 лет. Мама — татарка, папа — чеченец

Родители познакомились в Саратове, куда папа приехал на заработки. Мама занималась торговлей, папа — строительством. Мама была красотка, блондинка. Папа ей сразу понравился, когда она его увидела, но она не показывала виду, тем более что у папы была куча поклонниц. Папа очень долго добивался маму, но родственники обоих были против. Мамин отец был против того, чтобы его дочь выходила замуж за чеченца, да и папины родственники не желали в снохи татарку. Отца пытались знакомить с чеченками, но ему это было не интересно, потому что он был влюблен в маму.

Потом мой отец поставил ультиматум своей семье, сказал, что они потеряют сына и брата, если не одобрят его выбор. Им пришлось согласиться.

В итоге моя мама оказалась идеальной снохой. Мой папа содержал всю свою большую семью, помогал семьям братьев. Его мать даже говорила, что надо было всех сыновей женить на татарках.

Когда мне было три года, мы переехали в Грозный. Язык я выучила за три месяца, бегая с детворой в селе. Мама не знала чеченского языка, и когда при ней родственницы отца говорили на чеченском, я требовала, чтобы они говорили по-русски, чтобы моя мама понимала, о чем речь. Папа пытался учить маму языку, она кое-что понимала, но говорить по-чеченски не могла, потому что язык сложный и выучить его, когда ты уже взрослый, очень тяжело.

Я не задумывалась о том, что мама «другая». Ну не знает она языка и не знает. Я порой слышала что-то недоброе в ее адрес, мне это не нравилось, и я начинала огрызаться. Потом уже, когда я подросла, я поняла, как маме было сложно. Во-первых, чужая среда, а во-вторых, у родственников моего отца сложные характеры.

Папа погиб во время войны.

После этого все изменилось. Мы стали не нужны. У отца была недвижимость в Чечне, но после его смерти оказалось, что у нас ничего нет. Добиться наследства от родственников мы так и не смогли. Мы уехали в Саратов, к маминой семье. Нам помогали мамины родственники, пока она не встала на ноги. Высшее образование я получила в Саратове.

Мне было скучно в Саратове, мне нужно было общение с чеченцами, хотелось говорить на родном языке. Каждое лето я хотела уехать в Грозный, я обожала свое село, родных. Я до сих пор их люблю, несмотря ни на что. Я очень хотела жить в Грозном, работать там. К тому же Рамзан Кадыров призывал молодых людей возвращаться на родину и помогать восстанавливать Чечню. Я хотела быть нужной своей республике. Наверное, мне это передалось от отца. Он безумно любил свою родину и готов был помогать каждому чеченцу, даже если тот не приходился ему родственником.

Я бы не хотела, чтобы мой брат женился на русской

После университета я приехала в Чечню с амбициями. Жила в селе, нашла работу в энергетической отрасли. Просто пришла, добилась приема у директора предприятия, оставила ему свое резюме. Меня взяли на работу. Каждый день я тратила по часу на дорогу из села и обратно. До переезда я знакомилась с чеченцами «Вконтакте». Когда жила в Чечне, познакомилась большим количеством людей лично, у меня было много друзей, знакомых. Каждый день со мной кто-нибудь знакомился, пока я шла на маршрутку.

Но в эмоциональном плане это было тяжело. Это общество, которое тебя парализует. Через какое-то время ты привыкаешь и думаешь, что это нормально. Я скучала по маме. И с родственниками жить было тяжело. Я не привыкла к сплетням, разборкам, обсуждению и осуждению.

Я не испытывала трудностей в работе и всем, что было с ней связано. Наоборот, я могла «прорваться» везде, где мне нужно. Мне предлагали несколько раз сменить место работы, но меня не устраивала то зарплата, то еще что-то. Вообще работать в вайнахском обществе для неподготовленного человека нелегко. Прожив четыре года в Чечне, я уехала в отпуск к маме и поняла, что не хочу возвращаться. Тем более одна. И я переехала в Москву.

Я ощущаю себя больше чеченкой. Но мне нравится быть метиской — я выросла в двух культурах, пусть они и схожи во многом. Мне кажется, если бы моя мама была чеченкой, я была бы совершенно другой. Мне приятно видеть метисов. Но только тех, кто, как и я, не обрусел, а помнит и чтит свои корни.

Большинство моих друзей — это те, кто жил за пределами Чечни, в России или в Европе. Люди, которые жили в Чечне все время, своеобразны, а те, кто например, жил все время в Москве, другие, у них другие понятия, взгляды, мышление. Они более лояльны в каких-то вопросах.

Я часто езжу в Чечню. Я бы хотела построить там дом. Но постоянно жить там не хочу. Я бы хотела туда приезжать, жить месяц-другой, пока не надоест, и уезжать.

Замужество в Чечне дело очень сложное. Я свободный человек и не хочу лишиться свободы. Это страшно. Я не стремлюсь быть карьеристкой, если муж будет меня обеспечивать — пожалуйста, я буду домохозяйкой. Но хочется, чтобы меня не ограничивали в моем общении, досуге, личном пространстве. Я в поиске себя до сих пор. Не хочу, чтобы муж запрещал мне водить машину или работать.

У меня есть брат, и я бы не хотела, чтобы он женился на русской. Я этому очень противлюсь. Я хочу, чтобы мои племянники были чеченцами, чтобы мой брат еще больше познакомился с родной культурой через свою жену. У нас с ней должно быть много общего. Мне нужна сестра, а не сноха.

«Тебя никогда не примут». Магомед, 33 года. Мама — русская, папа — чеченец

Мои родители познакомились в Казахстане. Отец остался там после депортации. Он был совсем маленький, когда вайнахов выселяли, там пошел в школу, вырос, учился, работал. Там он состоялся как человек, повстречался с мамой. Там же родился я. В 1989 году мы переехали в Грозный. Мне было шесть лет. До этого мы ездили сюда на летние каникулы. Родственники отца все жили в Грозном.

Когда я был маленьким, в Грозном жило много русских. У меня были друзья Вадик, Дима. Никто никогда мне говорил «у тебя мама русская». Тогда это не имело никакого значения. Я очень любил приезжать сюда в детстве. В Казахстане не было такой природы, а здесь черешня везде растет, много зелени.

В школе бывало иногда, что кто-то пытался задирать меня тем, что мама не чеченка, но я не могу сказать, что меня это как-то травмировало. У меня нет никаких обид или комплексов. Я прекрасно общаюсь с одноклассниками, друзьями детства.

Моей маме, наверное, непросто пришлось в самом начале, потому что родственники отца не были в восторге от того, что он женился на русской. Сейчас они все ее очень уважают. Отец всегда делал то, что считал нужным, никого особо не слушая, и его родственникам не оставалось ничего, кроме как принять его выбор. Кроме того, мама была серьезной опорой и поддержкой отцу, все это видели. Придраться было не к чему.

Если ты приличный человек — оставайся им, соблюдай нормы, принятые в этом обществе, и все будет хорошо

Парням, чьи родители разной национальности, намного легче создать семью, чем девушкам-метискам. Сегодня найти хорошего парня — чтобы работал, приносил домой деньги, нормально относился к своей жене, уважал ее — достаточно сложно. Поэтому когда девушки встречают цивильного, адекватного парня, для них это уже много значит. У меня всего один раз была ситуация, когда девушка негативно отреагировала на то, что моя мама русская. Она аж в лице изменилась. Я спросил, есть ли с этим проблемы, она ответила, что ее родители ни за что не согласятся отдать ее замуж за «нечистокровного». Я рад, что на этом все закончилось, не хочу связывать свою жизнь с той, которая была шокирована новостью о моей русской маме.

В чеченском обществе есть бытовой национализм, но это обычное явление для всех малых народов. Несмотря на то что многие народы Северного Кавказа не живут сейчас так, как жили их отцы и деды, вот это понятие «мы особенные» есть почти у всех. У нас это культивируется больше, чем у кого-либо из соседних регионов.

В Чечне любой может подойти и спросить: «А ты чеченец?» Были неприятные ситуации с чеченским языком, когда при мне обсуждали меня, зная, что я не все понимаю. Но это было в юности. Сейчас я стал непробиваемым, меня мало что может задеть.

Бывают случаи, когда женщина приходит в семью и сразу пытается стать другим человеком. Моя мама не такая. Я тоже другой. Это всегда было и есть. Не в последнюю очередь из-за того, что мои родители разной национальности. И мне это нравится.

Когда стараешься быть похожим на кого-то, кем не являешься, это выглядит не очень хорошо. Например, если девушка, у которой папа — чеченец, мама — нет, очень сильно старается быть настоящей чеченкой, чтобы не дай бог никто не подумал, что что-то с ней не так, — лишается своей индивидуальности.

Я понимаю этих людей. Им хочется приобщиться, чтобы не быть, что называется, и не здесь, и не там. И вот они начинают показывать, мол, ребята, смотрите, я похож на вас, я такой же, примите меня. Но это большой самообман: ты никогда не станешь таким, как они. Если ты приличный человек — оставайся им, соблюдай нормы, принятые в этом обществе, и все будет хорошо.

В моей жизни был один смешной случай. Я учился в вузе в Москве. Это был 2002 год, когда в Чечне было неспокойно. Преподаватель знал, что я из Чечни, и спросил: «А вы не чистокровный чеченец?» Я ответил, что папа чеченец, мама русская, и он говорит: «Ой! Страшный гибрид по нашим временам».