Владимир Зимов, владелец бара Holy Water: Нашей аудитории нравится мрак — это так по-домашнему

Начало цикла читайте здесь:

Я видел отзыв на гугл-карте, где сказано, что в моем баре можно увидеть самое большое количество фриков за ночь в Петербурге. Это правда. Мы даже не просим дресс-код, они сами так приходят. Я угощаю людей шотами за необычный вид. Главное требование к гостям у нас написано на стене: «Можешь здесь быть кем угодно, кроме как мудаком».

Мне импонирует, что не всем завсегдатаям ЛГБТ-клубов здесь нравится. Они приходят и говорят: «Чего-то у вас не играет Полина Гагарина, “Ночные снайперы”, как-то скучненько». Это хорошо. Я хотел бар с хорошей музыкой. Я всю жизнь увлекаюсь музыкой и до того, как открыть бар, был замдиректора в магазине музыкальных инструментов. На всех стенах бара — тексты песен. Это я попросил каждого из близких друзей прислать текст песни, которая им очень важна в жизни. Прислали тексты Marilyn Manson, Placebo, Antony and the Johnsons, Patty Smith, PJ Harvey.

Знакомые, которые открывают бары и потом закрываются, чаще дохнут не из-за финансов, а потому что не понимают, для кого открываются. Если ваша аудитория существует и вы ее четко видите, ваш бар сработает. Еще до открытия бара я хорошо представлял аудиторию, с которой хочу работать: люди около 30, с хорошим музыкальным вкусом, в том числе ЛГБТ. Я бывал во всех гей-заведениях Петербурга, и ни одно мне не нравится. Дурновкусие. Мне нравятся европейские гей-бары, где сочетаются и ЛГБТ, и хипстеры, и богема, — я хотел такое место. У нас бывают архитекторы, кураторы галерей, театралы, художники, арт-директора, музыканты — богема, короче. Получается, что автоматически большинство из них ЛГБТ — творческие люди часто такие.

Многие бары берут кредиты, но мы не брали. Мои инвесторы — друг и бывшая коллега. Они меня давно знают, их не нужно было уговаривать. Мы открылись недорого — миллионов пять. Долго искали место — хотели быть именно на Некрасова: улица Рубинштейна стала дорогой и там все-таки ресторанная фишка, а Некрасова — новая барная улица. И аренда ниже, чем на Рубинштейна. Размер аренды — коммерческая тайна, но могу сказать, что у нас сложные хозяева, мы с ними не торговались и платим больше, чем все остальные на Некрасова.

В тот день, когда мы нашли помещение, я вдруг увидел, что почти напротив моего бара, тоже на Некрасова, есть церковь. Она выглядит как обычный дом, только если поднять голову вверх, замечаешь купол. Я не знал до того дня про эту церковь. Я зашел в нее, а когда вышел, решил, что бар будет называться Holy Water — святая вода по-английски. Как с языка слетело.

Весь дизайн придумал я. У нас все сидения — настоящие автомобильные кресла, которые мы заказывали с разборок — это когда после ДТП машину сдают на запчасти. Только на четвертой разборке нашли кресла в хорошем состоянии, они все от дорогих машин — BMW, Porsche. Дешевые кресла выглядят неэстетично, мы не хотели ощущения пожеванности.

Когда открываешь первый бар, у тебя непредвиденные сложности будут по-любому. Например, мы хотели, чтобы у нас был необычный выбор алкоголя. Оказалось, что найти в Петербурге оптовиков с необычным алкоголем вообще нереально. Искали поставщиков месяца три. Возить редкий алкоголь официально — непросто. Это проблема всех баров с нетипичным ассортиментом. Я думал, что поставщиков много — просто гуглишь и находишь, а на самом деле у них всех все одинаково.

С властями у нас никаких сложностей нет. Если почитать нашумевший закон о пропаганде гомосексуализма, то увидите, что он только про несовершеннолетних, никаких ограничений для людей старше 18 лет там нет. Проблемы были, когда мы хотели нанять охранника. Через полгода после открытия мы ввели фейс-контроль, потому что по весне много гостей из соседнего «Бирхауза» — такое заведение для мужчин за 40 с пузами — стало вваливаться к нам под утро полураздетыми. Когда у вас такая рафинированная аудитория, любое существо, которое не попадает в эту тему, выделяется, и гости напрягаются. Мы искали охранника больше двух месяцев. Выяснилось, что охранные предприятия Петербурга не готовы работать с заведением, в которое ходит ЛГБТ.

Проблемы были еще с жильцами дома. Но это общая барная проблема Петербурга: соседи жалуются на сигаретный дым и шумные компании. Не все жители Петербурга привыкли к тому, что Петербург — барная столица России, ведь 10 лет назад такого еще не было. Чтобы жильцы меньше жаловались, мы сделали шумоизоляцию — это опустило потолок на полметра. Потом, что во дворе-колодце все равно эхо. Тогда мы обратились в Роспотребнадзор, к нам приехал эксперт, который измеряет громкость по ГОСТу, допустимую в жилом доме. Мы настроили акустику, и сейчас проблем нет. Исключения бывают, только когда диджеи ставят песни из «Вконтакте» — там разное качество треков, и бывает звук выскакивает громче допустимого. Но большинство квартир в нашем доме коммунальные и заполнены студентами и тихими алкашами. Нет злобных бабушек.

Для успеха бара важны бармены. У бармена всегда своя тусовка, которую он приводит в бар. Важно, чтобы у бармена был бэкграунд, соответствующий вашему заведению. Если вы наняли офигенных хипстеров и к ним приходят модники, а у вас пивная — это не то. Важно, чтобы гости могли говорить с барменом на любые темы. У нас есть те, кто приходят к нам специально для душевной беседы за стойкой. Я иногда слышу оттуда феерические беседы. Вечеринки в выходные и душевные беседы с барменом в будни до пяти утра — такой у меня бар.

Я считаю, что хозяин всегда должен быть в своем баре. Но знаете, я так в жизни никогда не уставал. Меня взбесило, когда знакомые сказали: «О, ты открыл бар, веселье, бухлишко — это же так легко». Нет, это постоянный стресс. Но когда ты в стрессе всю неделю: у тебя проблемы с поставщиками, еще что-то, а потом в выходной ты сидишь на подоконнике и смотришь, как сотня людей на танцполе танцуют под офигенный трек в едином порыве, — понимаешь, что оно того стоит. Мы выкладываем фотографии вечеринок во «Вконтакте», и когда у меня плохое настроение, когда я спал три часа, я листаю фотографии довольных людей.

Если вы хотите на одном модном баре в Петербурге заработать кучу денег, вы их не заработаете никогда. Для этого вам нужна сеть. Я бы не открывал этот проект, если бы у меня не было других источников финансирования. Но проект не убыточный. Радует, что в такие непростые времена в России мы сработали — нам еще нет года, а все уже неплохо.

Я по жизни депрессивный человек. Много было всего в жизни, и к 30 годам у меня сформировался такой взгляд. Мне приятно видеть здесь порой таких же разочаровавшихся в жизни людей, как я. Сейчас в Петербурге в моде sad core — модно тлеть, короче. Мое место выглядит мрачновато, и людям это очень нравится. Я счастлив, когда мне люди говорят, что они в этом мраке чувствуют себя счастливыми. Это такое удовольствие от обратного. Есть люди, которые приходят и говорят: «Ой, тут грустно, пойдем отсюда», но основной аудитории нравится: мрак — это так по-домашнему.