«Золотая маска» в эпоху пандемии

Такой «Маски» еще не было и, хочется надеяться, больше не будет. Хотя, если иметь в виду сам аксессуар, без которого теперь никуда не пускают, то актуальность театрального фестиваля возросла до какого-то немыслимого, почти планетарного уровня. Все теперь в масках. И жюри, и публика, и рабочие сцены. Только артисты — главная «группа риска» — остаются беззащитны перед коварным вирусом и опасностью заражения. Недаром одной из первых запретительных мер, вызванных пандемией, стало закрытие театров и массовых культурных действ. 

Так совпало, что начало общероссийского карантина пришлось на март 2020 года, как раз в разгар проведения театрального фестиваля «Золотая маска». Спектакли отменили, программу — переверстали на осень. Все, что возможно, перенесли в онлайн. Даже самые темные и не разбирающиеся в новых технологиях театралы теперь вынуждены осваивать трансляции по YouTube и дискуссии в Zoom. А иначе рискуешь остаться совсем без театра. 

Пандемия превратила демократический по существу театр не только в зону риска, но и в пространство невообразимой, немыслимой раньше роскоши. Даже в самых смелых мечтах невозможно было вообразить, что лучшие спектакли с первыми актерами страны будут идти при полупустых залах. Предписанная «социальная дистанция» теперь обеспечивается за счет пустых кресел справа и слева. Вчера по распоряжению Собянина зрительская аудитория была сокращена до 25 процентов от общей численности зала, что, естественно, вызвало уже стон отчаяния у всех театральных директоров. Как выживать дальше? 

Но главное, что одним росчерком вычеркнут из списков «живых» главный театральный контингент — публика 65+. Во всем этом самые подозрительные и обидчивые склонны усмотреть даже некий мировой заговор и тайное распоряжение, спущенное откуда-то сверху. Мол, пора уже театру перестать быть филиалом собеса. Пора кончать с этой круговой порукой бессмертия: пожилые народные артисты на сцене, пожилые зрители в зале. Сколько можно? Под это дело и старых капельдинерш с гардеробщицами тоже поспешили убрать с глаз долой. Осуществили, можно сказать, давнюю мечту кого-то из заместителей Олега Табакова: поменять мхатовскую старую гвардию на молодых «гостей столицы». И дешевле, и надежнее, и бюллетени оплачивать не надо. 

То, что со стороны, может, и выглядит скверным анекдотом, по существу является трагедией для нескольких поколений, масштаб которой нам пока трудно оценить. И, может быть, «Золотая Маска» — это важная линия обороны. Последний редут на страже территории русского театра. И та непреклонность, с которой команда «Маски» во главе с ее директором Марией Ревякиной довела фестивальную историю до заключительной церемонии раздачи призов, вызывает неподдельное уважение. Наверное, только так и надо себя вести, когда все рушится, отменяется, когда уже никто ни во что не верит, когда вся наша жизнь превращается в одну «красную зону», — должно быть что-то, что остается неподвластным ни коллективной истерике, ни всеобщей панике и тревогам. 

За театром в России всегда была закреплена некая утешительная, психотерапевтическая роль. Он и в прошлом старался не столько разжигать страсти и звать на борьбу, сколько дарить отдохновение, радость и надежду. Эти установки не теряют своей актуальности до сих пор. 

Изучаю список спектаклей из фестивальной программы, которые запросили к себе на гастроли регионы. Понимаю, что многое упирается в бюджет. Но наверняка есть и другие резоны. Например, бросается в глаза, что все спектакли поставлены на основе большой литературы. Тут тебе и Достоевский («Преступление и наказание», театр «Приют Комедиантов», СПБ), и Брехт («Добрый человек из Сезуана», Театр им. А. С. Пушкина, Москва), и Шекспир («Сон в летнюю ночь», театр «Мастерская П. Фоменко», Москва), и Ануй («Антигона», Камерный театр, Воронеж), и Чехов («Скрипка Ротшильда», Московский ТЮЗ), и Лев Толстой ( «Сережа», МХТ им. Чехова). Увы, почти не пользуются спросом театральные перформансы, как, впрочем, и другие междисциплинарные изыски. Ставка делается на проверенные режиссерские имена — Константин Богомолов, Юрий Бутусов, Дмитрий Крымов, Кама Гинкас. Театральная публика в провинции пресытилась одноразовыми антрепризами с медийными звездами и их непритязательным репертуаром, но пока не готова тратить кровные на рискованные эксперименты и смелые новации. Новое искусство остается заминированной территорией для знатоков и опытных следопытов. Простой зритель туда ни ногой. Но «Золотой Маске» всегда удавалось балансировать. Этот умный баланс прослеживается и в работе жюри, стоически, хотя и не без потерь, доведшего свою работу до победного финала. 

Жюри решило, что лучший спектакль сезона — «Иранская конференция» в постановке Виктора Рыжакова в Театре Наций. Три часа политкорректных разговоров, написанных Иваном Вырыпаевым по-европейски аккуратно и отстраненно. Плюс команда звезд первой величины, играющих в той же модной теперь отстраненной манере документального театра. Представляю, какая была проблема раньше их всех собрать на одной сцене. Теперь с этим, наверное, стало проще. Единственное утешение в сезон самоизоляции и бесконечного карантина.

Самым обсуждаемым спектаклем фестиваля стало «Преступление и наказание» в постановке Константина Богомолова в петербургском «Приюте комедиантов». Знаю энтузиастов, которые смотрели его по три-четыре раза, открывая там бездны новых смыслов. Я вообще считаю, что петербургские актеры чувствуют стиль Богомолова в чем-то гораздо тоньше, чем их московские коллеги. И искренне сожалею, что один из лучших его спектаклей «Слава» в БДТ был в прошлом году исключен из списка номинантов с какими-то невнятными, якобы идейными формулировками. Тем не менее пришедший оттуда на роль Свидригайлова замечательный Валерий Дегтярь — по-моему, на сегодня идеальный богомоловский актер, обладающий природным даром наполнять достаточно умозрительную режиссуру нервной вибрацией подлинной жизни. Гумберт Гумберт из «Лолиты» или фон Ашенбах из «Смерти в Венеции», или тот же Свидригайлов — это все персонажи его группы крови. И считаю, что «Маска» за лучший спектакль малой формы, полученная «Преступлением», справедливо увенчала петербургский роман в жизни Константина Богомолова. 

Победа в номинации «Лучшая женская роль в драматическом театре» Марии Смольниковой (роль Анны Карениной в спектакле «Сережа») мне представляется тоже весьма символичной. В истории МХАТа «Анна Каренина» — это «Чайка» 1937 года. Со всеми атрибутами большого стиля, с большой актрисой Аллой Тарасовой в центре сложной, многофигурной, помпезной композиции. В нынешней редакции «Анна Каренина» переименована в «Сережу» и вся закручена вокруг трогательной лысой куклы-марионетки, изображающей маленького мальчика в очках. Это очень в духе нашего времени, решительно упразднившего всякие намеки на большой стиль: маленькие люди, маленькие спектакли, кукольные терзания… И Анна в исполнении Смольниковой — это тоже маленькая, хрупкая женщина в черном, трогательно лепечущая своим серебряным голоском знакомый толстовский текст. Дмитрий Крымов, премированный за лучшую режиссуру, одним из первых почувствовал нынешний modus vivendi, эту потребность в домашнем, камерном, разрисованном от руки театре, и последовательно довел его через все малые и большие сцены до мхатовских подмостков. 

Мне жаль, что в список главных лауреатов не попал абсолютно выдающийся, на мой взгляд, спектакль «Гоголь-центра» «Барокко» в постановке Кирилла Серебренникова. Не могу судить об аргументах и контрдоводах жюри, но допускаю, что мощная неординарность Серебренникова, крупность его личности резко выбивается из того потока «модного режиссерского театра», принятого и утвержденного отечественной столичной критикой. И это тоже повод для размышлений и дискуссий, выходящих за рамки только театральных проблем. Время сделало ставку на человека, одиноко сидящего у экрана своего компа. Человека, которому более или менее чуждо все грандиозное и великое, неспособное разместиться в его малогабаритной съемной жилплощади, которого инстинктивно воротит от слишком яркой красоты и слишком сильных страстей. Все эти радости бумеров остались теперь в глубоком прошлом. У нынешнего поколения другие иконы, другой набор модных кодов и опознавательных знаков. Достаточно было поглядеть на то, как одеты и выглядят актеры во время прямых включений на церемонии «Золотой Маски», чтобы понять, насколько изменился весь наш культурный и театральный ландшафт, как уходит в небытие былая масочная суета и гламурное сияние. От него остались лишь взятые напрокат бриллианты на ведущей церемонии Дарье Мороз.

Под финал церемонии, прошедшей в режиме онлайн на фоне совершенно пустого зала Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко, на экране возникали портреты старейшин, награжденных «Золотой Маской» за вклад. Те самые 65+, которых теперь велено в театр не пускать: Людмила Петрушевская, Светлана Немоляева, Нина Гуляева, Герард Васильев. Всего 14 человек, среди которых были и театральные деятели из регионов России. Наш известный критик и театровед Анатолий Смелянский, теперь проживающий в США, осторожно порадовался, что список лауреатов «за вклад» несколько омолодился по сравнению с прошлыми годами. Его друг и коллега театровед Алексей Бартошевич был настроен, как мне показалось, менее оптимистично. Строго глядя в экран своего компьютера, он произнес важные слова без полагающихся в таких случаях расшаркиваний и реверансов. Не все переживут этот ковид, сказал великий Барт, но Театр будет жить вечно. И дай бог долгой и счастливой жизни «Золотой Маске». Что к этому еще добавить? Надеваем маски и идем в театр.