Налич и места силы. Продолжение репортажа с «Евровидения»

Фото: MARCUS BLEASDALE/VII

День независимости. Главный праздник Норвегии.

«К королеве поедете? У нас вип-места!» — спрашивают кого-то из делегации Налича. «Не, — тот зевает, — неохота. Передавайте ей от меня привет!» И в последний момент все-таки впрыгивает в автобус.

Король с балкона произносит речь. Латвийские девушки, участницы «Евровидения», в телекамеру: «Вау!» Все вокруг в национальной одежде. Вчера все эти люди ходили вокруг тебя в костюмах и джинсах. А сегодня в Осло будто слет официанток из ресторанов «Ласкаво просимо». Ну нет, конечно, это совсем другая одежда. От нее пахнет овцами, шерстью. Она тяжелая, с ручной вышивкой. Самая дешевая, говорит русская девушка из Осло, стоит 5000 долларов.

«Эх, — полной грудью вздыхает муж кого-то из делегации Налича. — Ну почему вот так у нас в России нельзя? Чтобы детишки бегали, чтобы в национальной одежде ходили?»

«Меня, — говорит Налич, только что выбравшийся из толпы, — больше удивляет, что такое огромное количество людей, а банки не валяются, окурки никто не бросает».

«Потому что, — говорит кто-то группы, — если нас оставить в покое, мы тоже станем патриотами. Если нас не насиловать сверху».

«А вы, Петр, были в наших местах?» — спрашивает оживившийся муж.

«У меня дача по Щелковскому», — говорит Петя.

«В Дядькино нашем были? — продолжает наседать муж. — Вот еду я мимо Ботово, и хочется приписать на знаке: “Засрали вы Ботово”. Там мусора столько. А у нас чисто. Приезжайте к нам в Дядькино, а? Грибы пойдем собирать. Батюшка у нас, говорю вам, просветленный. Я так себе и записал: место силы».

На Петиной даче, которая по Щелковскому шоссе, были, кстати, сняты новые клипы — на выходных их выложили в сеть.

Заговорили про другие места силы. Маша, жена бывшего директора Налича и тоже архитектор (как Петя, как жена Пети и еще двое, если не трое музыкантов из группы): «Мне наши транспортники из МАРХИ рассказывали. Норвежцы прокладывали дорогу и сделали зигзаг. Их спрашивают: почему? Они очень серьезно отвечают: там под камнем живет тролль».

Налич и его коллектив в гостях у военного фотографа Маркуса и его жены в Осло. Огромная квартира с белыми стенами и сауной посередине.

— Это про что песня? — спрашивает Маркус.

— Эта? — говорит Петя про казачью песню. — Про войну.

— Про что эта песня? — спрашивает про вторую казачью песню жена Маркуса.

— Про войну.

— А эта?

— А эта, — говорит Петя, — про несчастную любовь.

Думает немного:

— И про войну.

Петя поет. Жена Маркуса плачет. Мама жены Маркуса, которой дали послушать Петю через айфон, плачет. Я плачу.

Петя по-английски: «Мой дед пел в Сараевской опере. Во время Второй мировой попал в концлагерь. Его покалечили. После войны он уже не мог петь — он работал диктором на югославском отделении русского радио». «Только я бы не стал, — говорит Петя, — рассуждать на тему, что судьба деда проглядывает в моей судьбе».

А норвежцы бы стали. Они вообще такие: у них там, кажется, связь с землей. Вчера, например, женщина из команды Eurovision рассказывала, что умеет лечить наложением рук. «Мне кажется, — говорит жена Маркуса, — вы в России должны понимать это».

«Иногда мы любим что-то такое, — смеется Петя. — Например, на Страстном бульваре растут два тополя. Мы раньше ходили и их обнимали. Мы считали, что это тоже места силы. Народ, конечно, косо смотрел».

Жена Маркуса говорит: «Как здорово, что вы пришли. Что с ребенком. У меня завтра такой день...» Жене Маркуса тоже нужна сила. Завтра ей снимать историю про 29-летнюю девушку на последней стадии заболевания раком. «У нее из-за рака вырос огромный живот: организм не может больше выводить воду. Все думают, что она беременная, и ее поздравляют, даже пытаются погладить ей живот. А она на самом деле умирает. От нее отказались норвежские врачи, — говорит жена Маркуса, у нее красные веки. — Муж позвонил в газету, рассказал, что его жена умирает в хосписе — тут же предложили сделать операцию. И это в Норвегии происходит! Я все время про нее думаю и думаю… Я так счастлива, одним словом, что вы именно сегодня пришли. Это неслучайно, наверное, все».

«Это кто?» Под окнами кто-то истошно орет. «Рюсы», — говорит Маркус. Школьники, у которых только что был выпускной. Рюсы в мае — это такие десантники в день ВДВ. «Пьют, орут и ссут», — говорит Маркус. И так две недели. «Идиоты! — говорит Маркус, закрывая окно. — Две недели пьют как сумасшедшие. Притом что у них через две недели как раз вступительные экзамены в институты. Каждый год проваливается огромное количество человек».

«Какая этимология у этого слова “рюс”?» — говорит Петя.

Петя прижимает к сердцу свою годовалую дочь, поет романс, смотря прямо в глаза младенцу. Младенец серьезно, не шелохнувшись, смотрит на Петю. Все, что нужно Пете, — так это жить в России с женой Наташей и младенцем Варей.

«Мы долгое время меняли состав, — говорит Петя. — Теперь, наконец, это оно. Я хотел бы играть с ними до конца жизни».

Младенец пытается засунуть Пете в гитару кусочек сыра.

Говорю: не боишься, что после Евровидения все может круто измениться? А вдруг вы победите? «Мне папа сказал, — говорит Петя, — что надо тренироваться. Потому что первое, что тебе хочется сделать, когда ты становишься более или менее известным, — так это зарыться в подушку, спрятаться. И вообще, надоело сидеть по кухням и жаловаться, что все вокруг делают говно, а мы типа знаем, как надо».

Местные чокаются, кричат: «Сколь!» «Какая этимология у этого слова?» — спрашивает Петя.