Не знаю, как сейчас, но во времена перестройки в газетах было не счесть объявлений типа: «Трансцендентальный психолог. Диагностика кармы. Снятие венца безбрачия. Диагноз и лечение по фотографии». Читая их, я добродушно посмеивалась над людским легковерием и была совершенно уверена, что ко мне все это не имеет никакого отношения. Но вот однажды…

— Так всегда было. Им все равно. Пока я не скажу двадцать раз, никто ничего не сделает, — вытирая платочком глаза, быстро говорила полная женщина со следами былой миловидности и тщательно уложенными негустыми волосами. — Садись за уроки, вынеси ведро, купи картошки, почини кран, поменяй рубашку, поздравь свою маму с днем рождения… Я всегда работала, как и муж, но должна была все помнить, за всем следить. Мои подруги и его друзья завидовали, какой у нас хороший дом. Много лет их все устраивало. А теперь у меня просто не хватает сил, и меня выбросили, как старую тряпку. Сын шляется, где придется, прогуливает школу, дочка огрызается, муж завел молодую любовницу. Со мной они почти не разговаривают, хотя и едят исправно то, что я приношу из магазина и готовлю, надевают чистое, что я постираю и поглажу. Немудрено, что я то и дело срываюсь. Ору, да, самой потом стыдно. Но все это как будто в пустоту, даже кот, и тот отворачивается… Что же мне делать, я не могу так больше!

Женщина расплакалась. Я ее не останавливала.

Очевидно, что их семейный корабль дал существенный крен. Но в чем причина? Ее видение ситуации причин не проясняет. Надо говорить отдельно с мужем и сыном (дочке 10 лет, вряд ли корень проблемы в ней). Вполне возможно, что объяснение происходящего в одновременном наступлении кризиса среднего возраста (у мужчины) и подросткового кризиса (у мальчика)...

… — Да, да, да! — мужчина устало потер ладонями небритые щеки. — Все верно. У меня действительно есть любимая женщина. Да, много моложе жены. Я не ухожу к ней немедленно только из-за сына. Ведь он и так… забрать его с собой я не могу, но стоит мне окончательно уйти, и она своими вечными наездами и выяснениями отношений просто столкнет его в пропасть… Эта ее страсть все контролировать, всем управлять… Постоянные крики, требования, слезы, угрозы… Неудивительно, что мальчишка озлобился. И моя половинчатость, признаю, тут ничего не спасает. Страдаю я, страдает любящая меня и любимая мной женщина, а сыну это все равно ничем помочь не может.

— А не связана ли эмоциональная нестабильность жены с вашим романом? — поинтересовалась я.

— Нет, в том-то и дело! — мужчина взглянул мне прямо в глаза. — Все это началось до того, как я познакомился со Светой. Я вообще-то по природе отнюдь не ловелас, но дома, поверьте, стало просто нестерпимо. У жены всегда был «командирский» характер, это верно, но стервой она прежде точно не была.

— А как давно это началось?

— Да где-то года полтора назад...

… — Пусть она от меня отстанет и все! — заявил взъерошенный подросток. — Никаких проблем. Да, у меня сигареты — и что? Вредно для здоровья? Слыхали. Так это мое здоровье, мне и решать. Ну, выпили с друзьями по банке пива. Это что, преступление? Я от этого алкоголиком стал? А рыться в моих карманах, читать сообщения в моем мобильнике — это как?!

— Послушай, предположим, ты прав, — миролюбиво сказала я. – Пусть ты уже достаточно взрослый, чтобы распоряжаться своим здоровьем, временем, способами проведения досуга. Но вот скажи мне как взрослый ответственный человек: не кажется ли тебе, что мать сейчас переживает не лучший период жизни, нуждается в сочувствии и поддержке?

— Не кажется! — отрезал юный максималист. — Пусть она сначала орать перестанет, на нас с отцом наезжать и меня перед друзьями своими выяснениями позорить.

Я честно пыталась с ней работать. Самыми разными методами. Вспомнила то, чему меня учили в университете и что я обычно в своей работе не применяю. Разговоры с пустыми стульями. Установки. Анализ ее родительской семьи. Парадоксальная интенция по Франклу. Если бы у меня в кабинете была кушетка, я, наверное, использовала бы и ее. Я видела сотни людей, которые говорят, что хотят измениться, но на самом деле не собираются ничего менять. Есть те, кто приходит просто «поговорить». Эта женщина не относилась ни к первому, ни ко второму типу. Она слышала и понимала меня, была исполнена решимости исправить семейную ситуацию, пыталась изменить свое поведение и применяла в семье все то, что мы с ней разрабатывали на сеансах. Ничего не получалось. После непродолжительного перемирия она снова срывалась и устраивала очередной скандал. Сын научился просчитывать последействие ее визитов к психологу и, издеваясь, кричал отцу и сестре: «Во, глядите, сейчас она опять будет на нас психологические опыты ставить!»

Я готова была опустить руки, послать ее к другому психологу, малодушно надеялась, что она сама поймет бесперспективность нашего с ней общения. Но она приходила исправно, ни разу не пропуская времени визита, говорила, что после общения со мной ей становится «чуточку полегче».

И вот однажды…

— Как все было хорошо, и как быстро все рассыпалось! — тоскливо сказала она, достала из сумочки фотографию и протянула ее мне. — Вот, поглядите, это мы с мужем и детьми, отдыхаем на море, два года назад…

Я не люблю смотреть чужие фотографии. Тем не менее бросила вежливый взгляд. Мужчина, женщина, двое детей, синее небо, лазурная волна, кружевная пена прибоя… Взглянула еще раз. Сама почувствовала, как удивленно ползут наверх мои брови. На фотографии была изображена другая женщина. Сильная, грациозная, даже немного хищная, с блестящими глазами и влажной копной темно-каштановых волос, она практически ничем не напоминала рыхлую блондинку, которая уже несколько месяцев ходила ко мне.

Некоторое время я молчала, обдумывая увиденное. Держа фотографию перед глазами, я все больше укреплялась во мнении, что здесь мы имеем дело не с психологической, а с чисто соматической проблемой. Она — не мой пациент.

Женщина, наблюдавшая за моим лицом, забеспокоилась.

— Да, потолстела я, — сокрушенно признала она. — Да и неудивительно. Как расстроюсь, так сразу за утешением к холодильнику бегу.

— Сколько вам лет? — спросила я.

— Сорок один.

Значит, на фотографии тридцать девять. Это не могут быть естественные возрастные изменения. Для климакса еще рано. Впрочем, всякое бывает.

— Как вы себя вообще чувствуете? Физически? Есть ли какие-то боли, функциональные нарушения?

— Я… я… — женщина растерялась, посреди семейных забот она явно не привыкла думать о своем здоровье. — Да ничего вроде… Бывает, конечно, поболит, но это как у всех, подруги тоже говорят… А что?

— Вот что: вам надо обследоваться, — решительно сказала я. — Быстро. Кровь, гормоны, все такое. Начните с хорошего эндокринолога.

Женщина побледнела:

— Я поняла: вы думаете, у меня это… эта болезнь. Там ведь сначала никаких болей нет.

Я даже зажмурилась от страха. И вовсе не потому, что действительно подозревала у нее онкологию. Просто я неплохо осведомлена о последствиях ятрогении — когда неосторожные слова врача могут вызвать у пациента ухудшение здоровья.

— Не говорите ерунды! — прикрикнула я. — При раке люди худеют, а не толстеют!

Она выдохнула и деловито достала свой блокнотик:

— А что эндокринологу сказать?..

Больше она ко мне не приходила. Я испытывала облегчение и некоторое чувство вины: сбагрила ведь человека, так ничем и не сумев ему помочь.

Но фотография на взморье впечаталась в мою память. И потому женщина, которая спустя два-три года вошла ко мне в кабинет с девочкой лет пяти, сразу показалась мне знакомой.

Она с порога напомнила о себе и пожаловалась на ночные страхи у девочки.

— Вы прекрасно выглядите! — честно сказала я.

— Это была сочетанная дисфункция щитовидки и поджелудочной, — улыбаясь, объяснила она. — Даже эндокринологи не сразу разобрались. Внешне я похорошела не так давно, но бушевать перестала сразу, как только начали лечение.

— Что ваша семья? — происхождение пятилетней девочки оставалось для меня непонятным.

— Муж ушел к своей женщине. У них родился ребенок, Шурочка. Сын поступил в техникум и сейчас живет с ними — ему оттуда ближе ездить. У нас с ним теперь очень хорошие отношения. Представьте: он жалуется мне, что отец на него наезжает! В прошлом году я снова вышла замуж и совершенно счастлива. Танечка — наша младшая дочь. Родная мама Танечки умерла, когда ей было два года. Теперь мы живем все вместе. При этом обе наши дочки регулярно общаются с обоими братьями. Новая жена моего бывшего мужа тому не препятствует. А моя старшая так к Танечке привязалась, что даже нас с отцом старается оттеснить… Но вот у Танечки страшные сны, муж говорит, что это еще и у них дома было.

— Сейчас попытаемся разобраться, — улыбнулась я. — Танечка, ты любишь рисовать?