— Как дела?

— Как дела? Да так, умираю.

С этими словами Кристофер Хитченс впускает в свой дом коллегу по журналу «Атлантик» Джеффри Голдберга, пришедшего взять у него видеоинтервью. Не интервью даже, а этакий дебрифинг с порога небытия, преждевременные поминки; на заднем плане мрачно слоняется лучший друг еще не усопшего, писатель Мартин Эмис, с бутылкой пива. Хитченс, один из моих любимых журналистов и мыслителей, несмотря на то что я практически ни в чем и никогда с ним не согласен, действительно умирает. В июне у него обнаружили рак легких. Обнаружили в тот же день, когда его мемуары Hitch-22 оказались в списке бестселлеров. (На обложке книги Хитченс курит).

Хитченс был — черт, я все-таки не некролог пишу — был и остается уникумом. Его взгляды на ту или иную тему невозможно предсказать. Почти всю жизнь был убежденным троцкистом (в честь чего на годы рассорился с Эмисом), а в иракской войне прочно встал на сторону Буша. Главным врагом цивилизации считает исламистов, но поддерживает проект мечети в Нижнем Манхэттене. Гордый британец, но с американским паспортом. Написал злющую книжку про мать Терезу (под названием, разумеется, «Миссионерская позиция»), в которой заклеймил старушку как «мошенницу и фанатика», и подобострастную — про Джорджа Оруэлла. В последние годы почти полностью посвятил себя воинствующему атеизму. И так далее.

И вот — рак. Самая банальная из трагедий. Для оригинала вроде Хитченса этот диагноз просто оскорбителен. В конце концов, речь идет о человеке, выпивавшем за обедом (как рассказывал мне некогда Люсьен, владелец одного облюбованного Хитченсом бистро, где я работал барменом) бутылку красного и пол-литра «Дикой индейки». Таким людям предписан конец покрасочнее или по крайней мере подинамичнее. Не тихое угасание под капельницей.

Сам Хитченс знает это лучше всех. На прошлой неделе Vanity Fair опубликовал его программный текст «Топик рака». Короткая эта статья бесцеремонно ставит жанр раковых мемуаров с ног на голову.

«Неужели я не доживу до свадеб своих детей? Не увижу новое здание ВТЦ? Не прочту — и тем более не напишу — некрологи дряхлых злодеев Генри Киссинджера и Джозефа Ратцингера?» — начинает автор, даже здесь не упуская случая поддеть пару врагов. Но и это оказывается обманкой. «Подобный нонсенс, — внезапно разворачивается Хитченс на 180 градусов, — не заслуживает звания мыслей. Это так, сентиментальность и жалость к себе. Рак… означает встречу с одним из самых соблазнительных клише нашей культуры. Вы все его слышали. Люди не страдают от рака. Они "борются" с раком. Родные и близкие говорят им: "Ты победишь". Даже в некрологах пишут, что имярек скончался после "самоотверженной битвы" с раком. Я сам обожаю терминологию борьбы. Было бы неплохо отдать жизнь за какое-нибудь правое дело… Но поверьте: когда вы сидите в одной комнате с другими финалистами, и добрые люди приносят вам по прозрачному кульку с ядом и втыкают его вам в руку, последнее, что приходит на ум, — это образ бравого революционера или бесстрашного солдата». Хитченс, как обычно, застолбил себе уникальную и слегка парадоксальную позицию. Он не просит ни жалости, ни фальшивой бодрости. Он просит мир просто и честно признать, что, м-да, не повезло парню, ну так что ты будешь делать.

Чертов Хитч умудрился нащупать любопытный и как бы негласно табуированный вопрос: насколько правомерно рассматривать попытки избавиться от рака сквозь призму «героизма»? (Кто в таком случае НЕ герой — человек, который, едва заслышав диагноз, совершает самоубийство?) Не связано ли наше рефлекторное воспевание раковых «героев» с неизбежностью поражения, и кто они тогда такие — наши камикадзе, наши шахиды?

От размышлений на эту тему мороз продирает по коже. И тем не менее Хитченс не вполне прав. Во-первых, ничто не возвышает человека до героического статуса быстрее фразы: «Я не герой». (И ее близнеца: «На моем месте так поступил бы каждый».) Во-вторых, весь этот героический дискурс относится не к борьбе с раком как таковой. А к тому, что ты успеваешь сделать ПОМИМО этой борьбы. Один из моих лучших университетских друзей, Мэтт, скончался год назад от опухоли головного мозга. Его диагностировали еще в 2004-м. Врачи дали ему год, он продержался пять. За это время он написал сценарий, развелся с так себе подругой и нашел прекрасную новую (!), вовсю агитировал за Обаму и закончил огромную книгу мемуаров. Не знаю, героизм ли это, но если нет, то я вообще не понимаю значение этого термина. И что-то подсказывает мне, что подобный взрыв продуктивности мы увидим и здесь. Хитч всегда был упрямцем. Хочется думать, что в его лице известно чья коса нашла на камень.