Рассмотрение кассационной жалобы назначено на 10 утра. Когда я подхожу к кабинету 324, дверь его плотно закрыта, а в коридоре уже толпятся человек 30: несколько правозащитников, «несогласные», журналисты и два адвоката осужденного, Татьяна Маркова и Михаил Трепашкин, личность легендарная, почти мифологическая. Бывший сотрудник КГБ, в 1997-м уволенный уже из ФСБ, ставший помощником депутата Бориса Березовского, потом — соратником и консультантом Александра Литвиненко, Трепашкин уже с «другой стороны баррикад» занимался расследованием взрывов жилых домов в Москве; с 2004-го по 2007-й отбывал заключение за разглашение гостайны и незаконное хранение оружия; сейчас занимается адвокатской деятельностью и защитой прав незаконно осужденных. Колоритный, словом, персонаж.

Мы ждем долго — проходит полчаса, час... Никому не хочется думать, что заседание опять перенесут, как уже было 4 августа. Причиной той отмены стало желание Мохнаткина присутствовать на рассмотрении — в Бутырском СИЗО как-то не успели наладить видеотрансляцию. Осужденный, правда, просил о личном присутствии, но везти его аж из Бутырки да в Сокольники, конечно, не стали.

Две недели спустя связь вроде как установлена. Но заседание все не начинается. Впрочем, настрой у публики скорее оптимистический. Расходятся в степени оптимизма: кто уверен в отмене приговора и пересмотре дела, кто надеется хотя бы на уменьшение срока. Уж больно очевидны в этой истории белые нитки.

Ведь 56-летний житель Тверской области, уроженец Ижевска Сергей Мохнаткин даже не активист оппозиции. Скорее, просто сочувствующий прохожий. Вечером 31 декабря 2009 года он оказался возле Триумфальной площади, имея в авоське нехитрый набор из бутылки шампанского, колбасной нарезки и т. д. Мохнаткин увидел, как трое милиционеров волокут в автобус митингующую пенсионерку, сделал им замечание — и был немедля задержан сам. После чего, по версии Мохнаткина (подтвержденной задержанными), закован в наручники и избит. А по версии милиции (подтвержденной милиционерами) — впал в буйство и сломал нос сержанту Моисееву. Лишь 1 июня Мохнаткин был вызван якобы для дачи показаний, арестован и уже 9-го приговорен к двум с половиной годам колонии общего режима по статье 318, часть 2 УК — «применение насилия в отношении представителя власти». Суд принял во внимание исключительно показания сотрудников милиции, показания задержанных отклонив, поскольку они — «заинтересованные лица».

Про Мохнаткина писали журналисты и блогеры, его история стала поводом для нескольких протестных акций и митингов, даже из Общественной палаты прозвучала реплика: «Надо бы внимательно разобраться». Адвокаты обнаружили и в деле, и в приговоре целый букет нелепостей. Самая яркая: в приговоре упомянута медицинская экспертиза, установившая перелом носа у сержанта Моисеева, вот только датирована она… сентябрем 2009-го. На этом «букете» и строилась кассационная жалоба.

Наконец — уже почти полдень — дверь 324-го кабинета открывается. Дюжий охранник запускает по одному; скоро выясняется, что всех и не пустят, места нет. За столами — двое адвокатов, трое судей, дама-прокурор. Имена судейских и представителя обвинения называют так, что никто не может их расслышать. Позже адвокат Трепашкин говорит мне, что председательствовавшая дама — судья Марина Комарова, та самая, что выносила приговор Игорю Сутягину. Мохнаткин тоже здесь — на настенных плазменных экранах. За решеткой, еще более бородатый, чем на прежних съемках, глядит в пол.

Словно чтобы компенсировать долгое ожидание, рассмотрение припускает с места в карьер. Быстренько дают слово осужденному — тот глухо сообщает, что его единственная вина состоит в том, что его в новогодний вечер не убили и ничего ему не сломали. Судья Комарова пару раз Мохнаткина поправляет, но говорить ему не мешает. Затем так же быстренько высказываются адвокаты — с ними судья построже, требует не дублировать уже изложенное в кассационной жалобе, «которую все мы уже внимательно читали». Дама-прокурор сама не склонна затягивать процедуру — очень тихо, монотонно и скучающе зачитывает недлинное послание, главные пункты которого: а) приговор следует оставить в силе, поскольку он верен; б) надлежит удалить из приговора пару «технических ошибок», одна из которых — та самая ссылка на сентябрьскую медэкспертизу.

Все это укладывается в полчаса. Судьи встают и «удаляются для рассмотрения». Мохнаткин на «плазме» все смотрит в пол — больше он так и не скажет ничего, только раз кашлянет. «Рассмотрение» занимает, по моим часам, чуть больше пяти минут. Судейские бодро возвращаются. Приговор остается в силе безо всяких изменений.

Секундное замешательство, потом оппозиционно-правозащитная половина публики разражается криками: «Позор!», «Басманное правосудие!», «Даже в концлагерях можно было заступаться за женщину!» Все встают и покидают помещение, повинуясь жестам дюжего охранника. На лице охранника написано раздражение. Лица судейских, напротив, совершенно безмятежны. Кажется, происходящее вполне соответствует их ожиданиям.

Публика продолжает бурлить в коридоре. Адвокаты дают комментарии прессе и сочувствующим. Что дальше? Есть соответствующая цепочка, обращение в надзорную инстанцию (в данном случае президиум Мосгорсуда), затем в Страсбург… Но решения будут приниматься после того, как можно будет ознакомиться с мотивами судей, подробное письменное решение — в течение 10 дней. А пока приговор вступает в законную силу. Сергей Мохнаткин должен отправиться в колонию общего режима. Да, будет сидеть, пока не смилостивится высшее правосудие, или не надавит Страсбург, или не скостят срок по условно-досрочному, или просто два с половиной года не пройдут. Невзирая на судейские несообразности и тем паче всякие там общественные кампании.

Если уж о кампаниях… Вчера на Триумфальной площади было от десятка (если мерить собственно в активистах) до полусотни (если считать собранные в итоге подписи) «акционеров». А милиции, омоновцев и солдат ВВ заблаговременно подогнали несколько сотен, два десятка автобусов. Примерно по автобусу на человека.