— Я живу как солдат, — сказал мой муж в тот момент, когда я сидела и думала, что никакого эксперимента не будет и уж точно я не буду про него писать на «Снобе».

Про эксперимент мы с коллегами придумали еще давно, когда прочитали в NYT про исследовательский центр CELF (The Center on the Everyday Lives Families), который занимается изучением жизни семей с двумя детьми и двумя работающими родителями. В статье, кроме прочего, говорилось, что, по данным центра, в семьях, у которых холодильник утыкан магнитиками и увешан счетами, бумажками и рисунками, всегда беспорядок.

— Вот я завтра сниму все эти бумажки и магнитики и доложу вам через месяц, стало ли у меня чище и аккуратнее. Могу еще какие-нибудь наработки CELF опробовать, я как раз представитель такой семьи с двумя детьми и двумя зарплатами, — сказала я коллегам. — Попробую пожить по науке.

Потом я пришла домой, увидела все свои бумажки (ПАЗДРАВЛАЭ ЗНОМРАЖДЕНА СВАСМЫММАРТАМ, неоплаченные счета с февраля по август минус июнь, записка «ножи, ботинки, зубы», записка «Пастернак!», записка «Васенька суббота, Маруся четверг») и магнитики (два Спайдермена, лошадь, котик, Шрек, шесть кружочков), увидела весь этот наш беспорядок: наши кеды, детские игрушки, книги, книги, книги, карандаши, рисунки на стенах. Ну конечно, и думать забыла про науку и эксперимент: ну какая к черту наука, нормальная счастливая семья с двумя детьми.

И тут мой муж говорит: «Я живу как солдат. Я без конца что-то делаю, при этом я засыпаю с чувством, что ничего не успел, и просыпаюсь с чувством, что нужно еще столько всего сделать».

Я как раз в этот момент думала, что никакого эксперимента не будет, потому что я прихожу с работы с мыслью, что я ничего не успеваю, читаю со старшей дочерью с мыслью, что я мало с ней занимаюсь, рисую с младшей с мыслью, что я мало с ней играю, перекладываю вещи с места на место с мыслью, что у меня нет времени, чтобы найти домработницу, покупаю билеты, например, в Испанию с мыслью, что, наверное, сначала нужно было бы купить новую машину — куда же я встрою еще и эксперимент?

— Нам по 30 лет, у нас все есть, и мы совершенно не умеем всем этим управлять, — сказал мой муж.

В наших раздельных еще юношеских жизнях мы накопили опыт самого разного характера: как заводить отношения и как их строить, как решать конфликты, как договариваться, как проговаривать, как поддерживать и даже как задеть побольнее.

Единственное, чему мы не научились и чему нас никто никогда не учил, — как управлять семьей как бизнесом. Как делать так, чтобы эта структура (двое детей, двое взрослых, две зарплаты, няня, домработница, несколько зависящих от нас родственников) оказалась эффективной.

Это вполне уместное сравнение, потому что если сравнить нашу семью и какое-нибудь предприятие малого бизнеса, то окажется, что и по годовому обороту, и по сложности поставленных задач, и по количеству вовлеченных участников наша семья и какое-нибудь ИЧП «Людмила» очень похожи. И работникам «Людмилы», и нашей семье приходится считаться с тем, что у нас есть бюджет и что в конечном счете он ограничен. И у них, и у нас есть цель развиваться; и им, и нам приходится вступать в отношения со сторонними организациями; и у них, и у нас есть первостепенные задачи и задачи долгосрочные (хорошо бы уметь отличать первые от вторых); ни один работник ИЧП «Людмила», как и ни один из членов нашей семьи, не сможет решить общие задачи в одиночку, а значит, мы должны согласовывать наши графики и распределять зоны ответственности.  И мы, и они иногда ходим в отпуск! И главное, у всех у нас 24 часа в сутках.

Тут важно сразу оговорить вот что. Характер наших проблем не имеет ничего общего с тем, о чем обычно говорят на приеме у семейного психолога. Кто-то скажет, что невозможно отделить психологические семейные проблемы от проблем «управленческих», но мне кажется, я поняла, где проходит эта грань.

Если придерживаться все той же метафоры с ИЧП «Людмила», нам нужен не консультант по тимбилдингу, а кризис-менеджер. То есть нам не нужен парень, который вывез бы нас на природу, налил бы нам водки и научил доверять друг другу: с этим у нас все в порядке. Нам бы больше подошел бодрый мужчина с портфелем, который сказал бы, кого уволить (няню, например), кого нанять (другую няню, например), где сократить траты и какой придерживаться стратегии. Нам нужен кризис-менеджер, потому что, конечно же, у нас кризис. Но не в том смысле, что мы на грани развода, а в том, что мы в ступоре и на грани истерики. При этом мы, конечно, отдаем себе отчет, что последствия этих проблем вполне могут перетащить нас на кресла к семейному психологу: известно немало случаев, когда у партнеров из-за неразрешенных проблем в менеджменте заканчивались не только деловые отношения, но и человеческие.

Наша ситуация отчасти проще: дело не в том, что у нас разные взгляды на управление семьей, дело в том, что у нас нет никаких. Мой личный опыт, то, как меня воспитывали, культура, в которой я выросла, говорят о том, что семья — это в первую очередь про любовь, про общность интересов, про хороший секс, про детей и поддержку.

Теперь все это у меня есть, а вместе с этим есть ощущение, что это не семья, а война. Не гражданская, а с внешним врагом. С нехваткой времени, приоритетами, обязанностями, ответственностью, чувством вины. Уверена, что мой папа сказал бы, что такая война и есть жизнь. Но это не наш метод. Поэтому, когда мой муж сказал, что живет как солдат, я предложила ему попробовать по науке.

Я позвоню в центр CELF и поговорю об эффективности семьи с ними, прочитаю обо всех исследованиях на эту тему, узнаю, как нам разделить зоны ответственности и сколько времени нужно проводить с детьми. Потом мы составим программу нашей дальнейшей семейной жизни и будем придерживаться ее целый месяц. Каждую неделю, чтобы не соскочить, я буду рассказывать об этапах и результатах. Для начала — сниму с холодильника бумажки и магнитики.

Продолжение следует