Тех, кто воевал, становится все меньше. Самым молодым призывникам, тем, кто ушел со школьной скамьи, уже хорошо за 80. И это притом, что те, кто родились в 1926-1927 годах, почти не призывались. Так что даже самые пожилые из тех, о ком писал журнал, в 1945-м были еще детьми. Или почти детьми, хотя судьба и бросила их на фронт.

Борису Стругацкому было восемь лет, когда началась война, и 12, когда закончилась. Но он хлебнул ее целиком, оставаясь в блокадном Ленинграде до 1943 года. Старший брат Аркадий с отцом мальчиков были эвакуированы годом раньше, но отца, находившегося в крайней стадии истощения, это уже не спасло. В статье о писателе Дмитрий Быков утверждает, что жизнь или, во всяком случае, творчество Стругацких война сформировала полностью. Война в их книгах похожа на опустошенный, изрытый воронками ландшафт послевоенного Ленинграда, куда семья вернулась в 1946 году. Эпизод из «Поиска предназначения», когда за мальчиком в блокадном городе охотится людоед, Быков считает в большой степени автобиографическим и ключевым.

Итальянский поэт и сценарист Тонино Гуэрра, несмотря на воинственную фамилию (guerra — по-итальянски «война»), в армию не попал из-за плеврита, как он объясняет в разговоре с участниками проекта. Что очень хорошо, потому что, когда Муссолини вторгся в Албанию и, получив там крепкий отпор, заключил «Стальной пакт» с Гитлером, Гуэрра было 19 лет. Как раз призывной возраст. Он вполне мог бы оказаться тем самым убитым под Моздоком итальянцем, о котором написал свое стихотворение Михаил Светлов, только он был не «молодым уроженцем Неаполя», а уроженцем Романьи, как и его ровесник и коллега по итальянскому кинематографу Федерико Феллини.

Вместо Восточного фронта Гуэрра попал в фашистский концлагерь в австрийском Инсбруке. Лагерь, война утвердили его в намерении стать писателем и сценаристом.

Под Инсбруком День Победы встретила и Елена Боннэр. Елена Георгиевна почти ровесница Гуэрры. Когда началась Великая Отечественная, ей было 18 лет. Она, как и Стругацкие, жила тогда в Ленинграде, и, как и у Гуэрры, лагеря сыграли в ее жизни не последнюю роль. Только не фашистские, а сталинские. Дочь репрессированных, она попала на фронт в первые дни войны, была ранена, всю войну прослужила медсестрой. Это, конечно, удивительно, что люди, ни дня не служившие, не воевавшие, вылили на Елену Георгиевну столько помоев и в брежневские годы, и сегодня, обвиняя ее в предательстве. Как многие фронтовики, Елена Боннэр рассказывает о своих военных годах сдержанно, по-деловому, без пафоса и намека на ура-патриотизм.

Победу праздновали в мае, но думали о ней, и о тех близких, кто через нее прошел, задолго до годовщины и после нее. В августе Андрей Успенский написал о своем деде, хирурге Исааке Исидоровиче Мазо. Дед ушел на войну добровольцем, попал в немецкий плен, где избежал расстрела лишь потому, что в их бедной еврейской семье в Белоруссии просто не было денег на обрезание. Подобные истории — чаще менее драматичные, но иногда и более — есть в каждой семье. Мы приглашаем участников проекта написать о «своей» войне или о родственниках, в ней участвовавших. Пишите в своих личных блогах, а в комментариях под этим материалом оставляйте ссылки на ваши истории, пожалуйста.

С праздником.