Вообще говоря, в городе окончательно наступила весна, я уже несколько недель как открыла велосезон, поэтому моя личная способность радоваться хорошим новостям в принципе восстановлена. Но новости об отсрочке смерти сохранившихся исторических зданий моего города я радоваться не могу — не потому, разумеется, что желаю им смерти, и даже не потому, что подозреваю, что процесс пересмотра выданных разрешений окажется взяткоемкой тягомотиной с предсказуемым концом. А потому, что мне решительно претят обе позиции в этом затянувшемся споре добра со злом. Точнее, так: в этом споре на стороне безусловного зла выступают, при поддержке городской власти, девелоперы, а на стороне безусловного добра — организация «Архнадзор» и сочувствующие. Вторые мне безусловно симпатичнее первых — ко вторым вообще принадлежат практически все мои друзья и знакомые, — но с их позицией мне идентифицироваться не хочется.

Позицию эту очень точно сформулировал журналист Андрей Лошак в ролике под названием «Несносная Москва», который он сделал по заказу «Архнадзора»: «Ее не надо перестраивать, — сказал он про Москву. — К ней нужно пристраиваться». Пристраиваться, надо понимать, в этом каламбуре означает не буквально «пристраивать конструкции к историческим зданиям», а «приспосабливаться к тому, что уже есть».

Надо признать, что у движения по охране памятников в России не очень долгая, но очень славная история. Мало кто сейчас помнит, что демократическое движение конца 80-х родилось отчасти в попытках ленинградцев отстоять исторический облик своего города. В марте 1987 года состоялась так называемая битва за «Англетер»: несколько сот человек вышли на Исаакиевскую площадь перед историческим зданием гостиницы, потому что слышали, что его собираются взрывать. И его взорвали. Но дальше случилась странная вещь: никого из пришедших не арестовали. Дальше случилась еще более странная вещь: демонстранты не разошлись по домам. Протест продолжался трое суток. К концу третьего дня весь строительный забор был оклеен афишами, листовками, страницами из самиздатских журналов. Он превратился буквально в стенгазету, которая обновлялась регулярно в течение многих месяцев: именно сюда ленинградцы приходили за информацией и единомышленниками.

В самиздатском журнале «Меркурий» тогда был опубликован текст его редактора Елены Зелинской — один из самых точных и провидческих текстов, которые мне приходилось читать. «Там, на Исаакиевской, мы нашли друг друга: общественные объединения молодых ленинградцев, клубы творческой интеллигенции, экологические группы. (...) Мы ступили на трудный путь. Те, кого сейчас учтиво называют бюрократами, те, кто долгие годы жили в кредит за счет наших детей и внуков, вырубая леса, изводя реки, разрушая дорогие русскому сердцу памятники истории, оскверняя храмы, приводя в запустение кладбища, развращая и деформируя духовный мир молодых людей, те, кто рассчитывает все изменить, ничего не меняя, — они будут биться насмерть, совершенно справедливо видя в новых силах своих могильщиков. (…) Наверное, мы совершим много ошибок, наверное, кто-то сорвет голос, наверное, не вытянуть, не спасти все то, что мы приняли, как свой долг, — как не спасли «Англетер». Что ж, мы действительного многого не умеем. Можно ли ждать от людей, чье мнение никогда не спрашивали, что они научатся его красиво аргументировать, можно ли ждать от людей, долгие годы отстраненных от какой-либо общественной деятельности, что они, сидя по своим подвалам, выработают блестящие бойцовские качества и навыки в борьбе с теми, кто отлично умеет защищаться, можно ли ждать от людей, от чьих решений и поступков никогда ничего не зависело, даже их личные судьбы, что они сумеют точно рассчитать траекторию своих действий?»

Ну хорошо, но спустя 24 года, когда даже общеполитический дискурс стал немного более нюансированным, можно хотя бы ждать, что аргументация защитников памятников станет более продуманной и менее догматичной? Категоричность, которая казалась романтичной поколение назад, теперь выглядит почти жандармской: «держать и не пущать». «Архнадзор» призывает спасать 8500 исторических построек в Москве, не позволить их сноса или реконструкции — только реставрацию. Мне трудно поверить, что все 8500 одинаково ценны, одинаково красивы, одинаково удобны для человека (а это, вообще говоря, главное) и одинаково заслуживают того, чтобы к ним «пристраивались». Более того, я знаю, что это не так. Я, например, совершенно не готова лить слезы по внутренней конструкции «Детского мира», но абсолютно уверена в том, что дом Наркомфина имеет смысл не только реставрировать в соответствии с первоначальным замыслом архитектора, но и заселить в соответствии с ним же.

Впрочем, это все мое частное мнение, которое мне, к сожалению, совершенно не с кем обсудить. Как мне не с кем обсудить примеры замечательных реконструкций (не реставраций!) — таких, которые мне хотелось бы увидеть в Москве. Например, такой вот реконструкции публичной библиотеки в городе Кембридж, штат Массачусетс: к историческому зданию библиотеки пристроено здание из металла и стекла, дополняющее и как бы оберегающее, но не заслоняющее старое здание; старое здание при этом перестроено изнутри, читальный зал модернизирован, но его убранство сохранено, а вот там, где были стеллажи, теперь тоже открытое пространство — при этом сохранены основные конструкции, что даже добавляет зданию «библиотечности».

Видимо, поэтому я не могу радоваться отмене разрешений на снос. В идеальной ситуации это был бы сигнал к началу разговора. Защитники памятников должны бы добиться публичного процесса пересмотра всех проектов и подробного открытого их обсуждения. И среди представителей «Архнадзора» даже есть люди, которые говорят ровно об этом. Но куда громче звучат слова о том, что все 8500 исторических зданий должны быть неприкасаемыми и что в историческом центре строительство надо запретить вовсе. Я живу в историческом центре этого современного города, в двух минутах ходьбы от знаменитого «дома с кариатидами»; он разваливается на глазах, вид у него такой, будто еще одну зиму он не проживет: про него надо кричать «Срочно реставрируйте!» а не «Не трожьте». Я живу в десяти минутах ходьбы от «Детского мира», любые попытки обсуждения проекта реконструкции которого заглушили крики о том, что менять внутреннее устройство здания (неудобного, недоступного для инвалидов, небезопасного для посетителей в принципе) — это чуть ли не преступление против человечества. Подозреваю, что мне действительно не понравится реконструкция «Детского мира», когда он наконец откроется. И на счастливую реставрацию или реконструкцию «дома с кариатидами» у меня мало надежды. В том числе и потому, что сторона добра отстаивает в этой ситуации позицию, не имеющую никакого отношения к делу.