Перед отъездом из СССР я прочитал роман Шолома Аша о жизни эмигрантов в Америке. Почему-то в СССР он был переведен с идиша и издан. Наверное, потому что в нем описывались разбитые иллюзии и душераздирающие лишения многодетной еврейской семьи. Меня же в романе больше всего вдохновил младший сын, который в Америке занялся торговлей, а прибыль отдавал маме на домашние расходы.

Правда, когда мы приехали в Рим, я кормильцем семьи не стал, а наоборот, быстро оказался обузой для ее бюджета. Потому что первым делом я пристрастился к игорным автоматам «флиппер», которых в своем обездоленном советском детстве не видел. Увлечение по нашим иммигрантским меркам стоило недешево — 50 лир за одну игру. Я вскоре стал специалистом в этом деле и даже собирал толпу малолетних почитателей. Со временем мои затраты сократились, потому что чем лучше играешь, тем дольше длится игра. Но для того, чтобы научиться хорошо играть, нужны были деньги.

Собрав все, что мы привезли по совету умудренных друзей, писавших нам еще в Москву, я сложил в сумку часы-будильник «Слава», коротковолновый радиоприемник «ВЭФ-2», фотоаппарат «Зоркий» и разные матрешки-деревяшки и льняные рушники. Эти лучшие образцы советского ширпотреба, снабженные пятиугольным «знаком качества», можно было по бросовым ценам продать на обширном блошином рынке на виале Порто Портезе.

«Русских» пускали торговать на «Русскую горку» — каменистый спуск где-то на задворках. Я постоял под жарким солнцем два воскресенья, но конкуренции не выдержал. Двумя сплоченными рядами, плечом к плечу, там толкалось десятка три бывших соотечественников, и их ассортимент был в точности как мой. Те же будильники и фотоаппараты, такие же матрешки. «Знак качества» явно переходил обратно в количество.

И тут меня осенило. Кроме электроники и матрешек с хохломой, наши эмигранты везли с собой еще и черную икру в банках. Ее тоже продавали на «Русской горке», но шла она даже хуже, чем хохлома. Туда наведывались в основном итальянцы невысокого достатка. Зачем пыльному пролетарию черная икра, даже по дешевке?

Я уже немного говорил по-итальянски — достаточно, чтобы составить фразу «че ло кавьяле неро да Руссья а вендере», которую я протестировал в ресторане в Трастевере. Успех превзошел ожидания. Баночка икры ушла в два раза дороже, чем на рынке, и хозяин сожалел о том, что я принес всего одну.

Отступать было невозможно. Я познал не только прелесть наживы, но и сладость халявных денег, потому что назвать то, что я только что проделал, работой не поворачивался язык. Так я стал бизнесменом.

В бизнесе главное — партнер. Партнера я нашел в лице своего приятеля Левы. У Левиной семьи в Москве был ремесленный промысел, основанный еще его дедом. Дед чинил ручки-самописки в подземном переходе под площадью Дзержинского. Бизнес был, возможно, и государственный, но для Левиной семьи это был семейный подряд. Существовал он с тех пор, как в 1930-х годах вырыли переход, и в нем работали многочисленные Левины дядья. Они в своем подземелье чинили авторучки, а в соседнем подземелье тем временем пытали и расстреливали. Всюду жизнь.

Левин папа был нашим инвестором. Он снабдил нас начальным капиталом.

Вновь прибывавших из Вены иммигрантов селили в пансионатах в начале виа Номентана, и тут мы их перехватывали. Мы были не одни такие умные — вокруг крутились разные перекупщики пожирнее. Их интересовал антиквариат, картины и иконы, но и икрой они не брезговали.

У нас с Левой был интеллигентный подход. Мы были перекупщиками-джентльменами. Мы честно рассказывали новичкам, что да как, за сколько они могут продать эту свою икру на «Русской горке» и сколько предлагаем им мы за продажу оптом.

Не все шло в нашем партнерстве гладко. Я предпочитал начинать рабочий день с чашечки эспрессо и партии-другой во флиппер. Лева же во флиппер не играл, кофе не пил и считал, что сначала нужно сделать дело, то есть заработать денег, а потом уже гулять. Еще Леву раздражала моя привычка оставлять в барах чаевые. Он был нашим  казначеем и чаевые оставлять отказывался.

Как-то раз мы зашли в доселе невиданный нами ресторан. Для наших визитов мы выбирали время между обедом и ужином, когда в ресторанах нет посетителей, но уже вовсю идет подготовка к вечеру. Узнав, что я говорю по-итальянски, хозяин стал меня расспрашивать об экономической и политической ситуации в СССР. Естественно, ничего хорошего я ему не рассказал. Бедность, убожество, запустение. Отсутствие элементарных свобод и товаров ширпотреба. Обычная печальная песнь руссо эмиграто.

Почему-то эти сведения его несказанно обрадовали. Он схватил меня за рукав и куда-то поволок, на ходу объясняя, что его шеф-повар — убежденный коммунист и что он, хозяин заведения, давно ждал этого момента, чтобы кто-нибудь прочистил ему мозги.

Что было дальше, рассказываю со слов моего партнера. Лева по-итальянски не понимал и поэтому просто последовал за нами на кухню. Видит: у огромного деревянного стола стоит парень в белом колпаке и большим ножом шинкует овощи. Я начинаю ему что-то рассказывать, жестикулируя и все больше распаляясь. Парень постепенно мрачнеет и медленно и несколько угрожающе начинает двигаться вокруг стола. Овощи шинковать он при этом не прекращает, скорее наоборот, работает все быстрее и быстрее. Я продолжаю что-то говорить с возрастающим энтузиазмом, но тоже двигаюсь, соблюдая позицию ровно напротив повара. Так длится минут пятнадцать. Я говорю все громче, парень все мрачнеет и резкими движениями, быстро-быстро режет свои овощи. Все мельче и мельче. И мы уже так быстро ходим вокруг этого стола, что почти бежим. Лева ни слова из моей речи не понял, но просто по внешнему виду сообразил, что нам пора оттуда уносить ноги. Когда я в очередной раз пробегал мимо двери, он вытянул меня из кухни и быстро захлопнул за нами дверь.

Наш бизнес, как это часто бывает, шел очень хорошо, пока неожиданно не лопнул. Беда пришла откуда не ждали. Однажды у каких-то приезжих мы купили несколько килограммовых банок икры, которые успешно загнали во французский ресторан недалеко от пьяцца дель Пополо. Хозяин хорошо заплатил и потребовал новую партию. После этой сделки я уехал путешествовать, оставив бизнес в руках партнера. Когда через неделю я вернулся, Лева встретил меня с лицом немного лоснящимся, но печальным. Придя в тот же ресторан с новой партией икры, Лева был встречен разгневанным французом, который утверждал, что проданная ему икра была несвежей. Новую партию он у Левы тем не менее забрал, а вместо денег вернул ему старую, но в уже открытых банках. Пока я наслаждался видами флорентийского собора и кормил голубей на площади Св. Марка, вся Левина обширная семья: мама с папой, два маленьких брата, дядьки, пожилая тетка и сам Лева — ускоренными темпами, чтобы не протухла, пожирали нашу с ним икру. Три раза в день, на завтрак, обед и ужин. И так всю неделю.

Таким образом, наш бизнес пошел если не совсем псу под хвост, то где-то в том направлении. С тех пор Лева черную икру ест очень неохотно.