СЕсли бы вы снимали «Жить» сейчас, после «протестной зимы», приговора Pussy Riot и всего, что за ним последовало, вы бы сняли фильм по-другому?

Для меня это никак не связано. То есть на мне бы это точно никак не отразилось, потому что я рассказывал историю про страну. Историю достаточно вневременную. К тому же в тот момент, когда я снимал фильм, мне вообще не хотелось касаться никаких событий, происходящих в стране. Потому что общечеловеческие истории важнее. В силу того, что они вечны. А то, что происходит сейчас, пройдет и забудется.

С чего начался для вас фильм?

С воспоминания из детства. Когда мне было двенадцать лет, я увидел, как мать одновременно потеряла двух своих детей. И я на нее смотрел и пытался понять, как ей теперь жить дальше. Это был первый росток.

СПрактически все, что вы когда-либо делали, носит автобиографический характер — и в театре, и в кино. Насколько осознанно это у вас происходит?

По-другому у меня не получается, иначе все будет высосано из пальца. Чтобы получить хороший результат, нужно если не прожить, то по крайней мере как-то почувствовать то, о чем ты снимаешь. Чтобы происходящее на экране выглядело достоверным. Личного опыта как такового в моих фильмах нет, но определенное родство, вне сомнений, присутствует. Нужно, чтобы история цепляла так, что невозможно жить дальше, не рассказав ее.

СКак вы работали над сценарием?

Последнее время я работаю очень странно. Сажусь и жду, пока герои начнут сами в моей голове что-то делать, а мне лишь придется это фиксировать. Рабочие фрагменты сценария, пока он еще не готов, я иногда показываю Яне Трояновой (жена режиссера, исполнительница главных ролей во всех фильмах Сигарева. — Прим. ред.), а иногда не показываю вообще никому — до написания самой последней точки. «Жить» читало всего несколько человек. Если мне предлагают внести комментарии в текст, я ничего обычно не меняю. Потому что показываю обычно текст на той стадии, когда для себя все уже решил. Иногда правки вносятся уже в процессе съемок. Как, например, в «Волчке». Мы там даже переснимали несколько эпизодов — с одобрения продюсера фильма Романа Борисевича. А здесь я уже ничего не менял. Единственное, еще перед съемками, я переписал одну сцену в «Жить», мы ее сняли, но в финальный монтаж она не вошла. Она была лишняя, выбивалась из общего повествования.

СТо, что фильм получился таким физиологичным, как-то связано с тем, что вы учились на биолога и химика?

Никак не связано. Я там учился, потому что мне вообще негде было учиться. Но и в Москву я не мог поехать: попросту не было денег. Поступил я на этот факультет совершенно случайно, потому что меня выгнали из общаги в Перми, куда я приехал поступать на медицинский. Возвращаясь домой, я спросил у кого-то в Нижнем Тагиле, какой у них тут есть институт в городе. И просто пришел и поступил на химико-биологический факультет. Но никакой роли в моей жизни это не сыграло.

СВы показывали «Жить» в основном конкурсе Роттердамского кинофестиваля. Насколько фильм понятен зрителю, который находится вне нашего контекста?

Разумеется, он менее понятен, чем российскому зрителю. Все-таки они другие. Они холодные, у них нет такого запаса эмоций, как у нас. Поэтому они там, например, смеются над стаканом водки на поминках. Что для меня, конечно, странно. Хотелось бы, конечно, чтобы иностранцы понимали мое кино, но в целом это не самое важное для меня. Я просто знаю, что так, как наши зрители, они не поймут никогда. Когда в Лондоне ставили спектакль по моей пьесе «Пластилин», ее перед этим специально адаптировали. В итоге они ставили историю про себя, про англичан. Мне кажется, это правильно. Про валенки, медведей и балалайки ставить точно не нужно. Потому что это все дурной вкус. А вот ставить про себя — это правильно.

СВ театре вы не хотите что-нибудь как режиссер поставить?

Есть идея поставить в «Табакерке» «Вия». Мне очень нравится это произведение. Именно в «Табакерке» хочу ставить, потому что там правильные актеры. И площадка у них идеальная для этого спектакля. Если ставить на небольшой сцене, можно поиграть со зрителем.

СТроянова будет участвовать?

Это будет одним из моих условий. Хочу, чтобы она сыграла Панночку. Ну, не Фому же.

СВы где-то упомянули, что вашим следующим фильмом будет комедия. Откуда такая смена траектории?

Пока толком не о чем говорить. Будет смена жанра, но мое отношение к миру останется на месте.

СТо есть тяжесть останется?

Определенно. Но все, что было тяжелым, мы перевернем, превратим в нечто очень легкое. Ведь у той же смерти есть нелепые моменты. Короче, должна в итоге получиться черная комедия. Думаю, она будет достаточно циничной — такой русский «Южный парк». Я еще только придумываю, о чем там может пойти речь.

СТо есть в Екатеринбург из Москвы вы сейчас отправляетесь, чтобы запереться в рабочем кабинете?

Через какое-то время — да. Уже пора. Кино в прокате поддержим, и пора домой возвращаться. Обычно со мной происходит переключение, когда сажусь за рабочий стол и начинаю писать. Спектакль, получается, будет позже, он может подождать.

СТо, что вы до сих пор не переехали из Екатеринбурга в Москву, для вас принципиально?

Раньше — нет, а сейчас уже, наверное, да. Принципиально. Потому что все об этом спрашивают. На самом деле в Москве полноценно заниматься творчеством довольно сложно. Творчество ведь предполагает некоторое количество безделья. Ты должен ничего не делать и сконцентрироваться на себе. А если жить в Москве, то придется крутиться, потому что тут совершенно другой ритм.

СВаш новый фильм уже кто-нибудь продюсирует?

В этот раз я хотел бы спродюсировать все самостоятельно.

СПочему?

Не очень удобная для продюсеров история. Могут всех пересажать. А так я, если что, один сяду. Там ведь будет сатира на сегодняшнее общество. Общество потребления. Я сейчас не могу сказать, что там именно будет, живой процесс. Может быть, история будет как-то еще с политикой связана.

СА вы же сказали, что вам не очень важно то, что сейчас в стране происходит?

Нет, вообще-то мне это важно, просто это не предмет искусства. Происходящее имеет большее отношение к публицистике, чем к искусству. Оно может иметь отношение к искусству, только если перерастет во что-то большее. Сейчас же это жалкие поползновения.

СНу а как же «Зима, уходи!» студентов Разбежкиной?

Это все тоже публицистика.

СА что насчет Pussy Riot?

А вот это просто глупость, к искусству не имеющая никакого отношения. Вот в чем смысл этой акции?

СОна была сделана в помощь протестующим людям.

Это же была чистой воды PR-акция. И она у них получилась. Про них теперь узнал весь мир. Теперь они могут зарабатывать на этом деньги.

СПочему вы так думаете?

Разве вы не знаете, кто такой Верзилов? Это подонок, который все делает только ради пиара. Человек, который ради пиара готов на все, даже на предательство. Сколько раз он подставлял «Войну». Кураев в одном из интервью вообще сказал, что эта акция была инициативой Суркова. И в этом есть доля правды, поскольку их акция снивелировала протест. Их бездарная акция теперь напрямую ассоциируется с протестом и оппозицией. Своими действиями они оказали всем медвежью услугу. Но срок им, конечно, дали несоразмерный их поступкам. Ведут они себя как дети, а наказывают их по-взрослому. На одну глупость государство отреагировало другой. Никто в этой ситуации не выиграл — все проиграли.

СИ какие из этого всего можно сделать выводы?

Какие тут выводы можно сделать? Дурацкая история. Что касается нашей церкви, то про нее я понял все гораздо раньше. Что это корпорация, в которой работает не так уж много порядочных людей. Я уже где-то это говорил, и повторю еще раз: попам нужно проводить переаттестацию. Не такую, как полицейским, формальную, а самую настоящую. Чтобы в церкви остались только те люди, которые по-настоящему чувствуют чужую боль и способны бескорыстно помогать окружающим. Вести людей к Богу. Я сейчас не про всех говорю, но там много людей, которые там не должны находиться.

СКогда вы это поняли?

Когда у меня умер отец. А он у меня был некрещеным. Мы попытались его отпеть, а нам отказали. Сказали, что нам сперва нужно в течение года читать определенные молитвы. Моя мать читала их год, а потом пришла к нашему митрополиту Свердловской области, который в итоге отказался брать на себя ответственность отпеть некрещеного. После этой истории моя мать ушла из церкви. Теперь она состоит в секте. Неопасной, хотелось бы заметить. К чему я это рассказываю: задача церкви — приводить к себе людей. На практике же получается, что они занимаются их отторжением. Выражают его они своим образом жизни, равнодушием и поступками. Но, опять же, не все. Вот у меня, например, есть в Екатеринбурге знакомый батюшка — отличный просто человек, который тайно отпел моего отца. Он сказал, что возьмет на себя такую ответственность. И отпел. Да, тайно, но в церкви и с моей мамой. Попросил, правда, никому в городе не рассказывать. Потому что его за это могут там наказать. А то, что его Бог не накажет, — он это знает точно.

СКак вы думаете, что теперь будет дальше?

Самое страшное, что сейчас произошло, — это раскол и дробление общества. Это всегда очень опасно. Честно говоря, такого раскола общества я не видел в своей жизни ни разу. Даже в 90-е годы, когда я уже что-то соображал, ничего подобного не происходило. А сейчас есть. И виноват в этом только Путин. Ведь задача правителя — общество, наоборот, сплотить. В этом его самая главная вина из всего того, что он сделал. Если вдруг это выльется во что-то нехорошее, ответственность будет целиком на нем.

СЕсли вы помните, когда он пришел к власти, уже была разобщенность.

Так это случилось за весь период его правления, то есть за двенадцать лет. Трещина пошла еще в начале нулевых, а сейчас уже дошла до состояния бездны.

СКак по-вашему, в провинции это так же ярко проявляется?

В Екатеринбурге, например, этого гораздо меньше.

СВозможно, раскол только в Москве произошел?

Раскол определенно произошел во всей России. Но в Москве это, конечно, ярче выражено. Но и людей здесь больше живет. Ведь все всегда начиналось с Москвы.С