Я не политолог, не социолог и не историк. Поэтому мое мнение — оно, вообще-то, ничего не значит, это просто частные рассуждения.

Мы все, типа мыслящие люди, уже не первый день обсуждаем, в какой стране живем, что делать, куда валить/не валить, как относиться к разного рода несправедливости и мракобесию и, вообще, к окружающей нас среде.

Но пока при всех усилиях есть всего два ярких и популярных мнения: «Путин — зло», «Народ — быдло».

Так вот, про Народ.

Разговоры про этот Народ я помню еще со школы. Мы — тут, Народ — там, к нему хорошо бы ходить, проповедовать, учить его жизни, кормить сахарком. Народ  — масса: забитая, покорная, блюющая от «Черного квадрата» Казимира Малевича, украшающая свои конурки репродукциями котиков и цветочков.

А мы читаем Фрейда и Солженицина (в моем относительно сознательном возрасте уже не очень подпольно, но все еще с романтическим флером фрондерства). Мы слушаем Лед Зеппелин, не верим в социализм, у нас есть фирменные джинсы и мы хотим перемен.

Конечно, в любой стране есть эта разница между народом и элитами. И между ними (народом и элитой) в каком угодно государстве происходит довольно сложное взаимодействие.

Существуют народные театры, народное ТВ, народные артисты, народные фесты — для одной публики. И есть культура для совершенно другой публики.

В России, с одной стороны, все то же самое, с другой - отношения между этими двумя группами куда более напряженные.

Я не буду забираться в глубины истории и поднимать факты о крепостном праве и прочем. В общих чертах себе это представляет каждый. И это здесь не так важно.

Главное — что случилось после Революции 1917 года.

Народ и элиты смешались.

А для неприязни достаточно малейшего разногласия. Даже внутри группы, кстати. Например, я такая богемная и свободомыслящая, прихожу в гости к классическим буржуа, которые даже при хорошем образовании мыслят шаблонами, и тут же начинаю их презирать. Потому что они не похожи на меня. Это универсально — об этом уже снят миллион фильмов и написаны тысячи книг.

И вот после революции вдруг в квартирах «недорезанных буржуев» появляется этот самый Народ в лаптях, начинает ссать в раковину, исполнять песни под гармошку и считать себя правящим классом.

Конфликт чудовищный. Даже без гражданской войны, последующих репрессий, геноцида, нищеты, железного занавеса и всего прочего.

В СССР для Народа элиты были враждебны по умолчанию, по государственному устройству, а элитам (и новым в том числе) Народ — еще в большей степени, поскольку им все время приходилось маскироваться, врать и делать вид, что они — тоже народной плоти и крови.

Это я к тому, что на протяжении уже ста лет в России эти группы никак не хотят признать друг друга.

Элита яростно презирает Народ за то, что у того такие убогие вкусы, что он слушает Филиппа Киркорова, смотрит НТВ и голосует за Единую Россию.

Элита хочет жить в другой стране (иногда — переносно, иногда — буквально), где Народ, конечно, будет слушать Моцарта, смотреть исключительно Бергмана и голосовать умом, а не сердцем или жопой.

И тут уже сразу миллион тысяч «но».

Во-первых, этот самый Народ где угодно слушает в лучшем случае Бритни Спирс. Он смотрит реалити с Ким Кардашьян, обожает комедии, где все пердят, а голосует за тех, кто лучше врет. Народ против гей-браков, против абортов, и ему насрать на фестивали независимого кино.

Любое развитое общество формировалось не очень просто, однако в нем на каком-то этапе шкурные интересы Народа и элит срослись. У них нашлись точки пересечения. Разрушились монархии, аристократии, и государства большей или меньшей кровью пришли к демократии, то есть к власти всех. И при уже понятном государственном устройстве Народ и элиты отлично объединяются на темах здравоохранения, налогов, гендерного равновесия и тому подобного.

Во-вторых, в России, понятно, все по-другому.

Русская элита – она живет как бы немного в будущем. Ее возмущает ущемление свободы слова, нарушение гражданских прав, псевдодемократия, хамский тон политических дискуссий, нарушения на выборах и так далее.

Элита говорит — долой Путина, долой жуликов и воров прямо сейчас, мы хотим революцию, мы готовы страдать, пусть упадут цены на нефть, пусть Запад примет список Магнитского (принял).

Элиту страшно раздражает Народ, которому плевать на список, который не хочет, чтобы нефть дешевела, и который голосует за Путина и ЕдРо.

Элиту раздражает Путин, народный президент, который на элиту забил большой болт, который гладит по шерстке условный Уралвагонзавод и всячески заигрывает с этим Народом.

Но!

Мы, эта элита, у которой нету сил и дальше вот так жить, эти... сколько там официально? 10, 20 процентов?... мы ведь не хотим демократии.

Потому что демократия — это когда интересы у всех — общие, а у нас с Народом интересы разные. Значит, мы хотим навязать презренным массам свое мнение, свою волю. И, значит, мы хотим аристократии на самом-то деле.

Но если мы все же говорим о демократии, то надо принять уже, что политика — это бизнес, причем масс-маркет, и если не видеть того, чего хочет Народ, и не понимать, почему он этого хочет, тогда элита обречена остаться группой рыдающих лузеров.

Вот недавно говорила с одним телепродюсером. Умный, образованный, тонкий человек. Сетовал на уровень аудитории, которой ничего не надо, кроме танцующего у Кремля Джигурды и сериала «Доярка из Хацапетовки». Он в пылу разговора так эту аудиторию изобразил, что теперь страшно выходить на улицу.

Но эта аудитория — она же состоит из обычных людей, с которыми лично я еду в метро, живу в одном доме, стригусь у них, покупаю продукты и все такое.

Нормальные люди. Симпатичные. Незлые. (Ну, в среднем).

И если они не читают запоем Кафку, это еще не значит, что они — бессмысленные животные.  Они просто сейчас на таком этапе, когда идет не отчаянная борьба за существование, а более-менее нормальная жизнь. Когда можно зарабатывать, покупать холодильники, машины, ездить в Турцию или Латвию.

Вот я лично ужасов 90-х почти не заметила. У меня тогда был бойфренд, американец, который делал здесь бизнес. У нас все было отлично — мы снимали хорошую квартиру, обедали и ужинали в недешевых ресторанах. А в это время люди радовались, если удавалось купить пять кило риса или макарон. Жили впроголодь.

У тех, кому было не 18 лет, как мне тогда, посыпалась вся жизнь — развалились госинституты, не было работы, пришлось заниматься черт знает чем, взбираться на крутую новую жизнь против ветра и снега.

И вот вопрос — могу ли я судить людей, которые, в отличие от меня, через все это прошли? И которые сейчас хотят в первый раз за всю свою жизнь быть в относительном достатке и осуществить свои мечты, даже если это покупка дивана и поездка в Париж?

Честно, я понимаю, почему они если не голосуют активно за Путина и его правительство, то уж точно не против. Они не хотят обратно — к продуктовым талонам или даже к тому состоянию, когда покупка чайника — знаменательное событие.

Всегда есть приоритеты. И в приоритетах Народа — не список Магнитского, а строительство дачи. Не надо только разводить тут сентиментальную совковую фигню типа «не в деньгах счастье».

Причем ситуация уже развивается — на митинги выходили разные люди, не только представители элит.  У нас возникли точки соприкосновения. Например, коррупция, которая физически мешает жить всем без исключения.

И то, что на улицы в прошлом году выходило по сто тысяч — это не заслуга элит. Элиты собирали по тысяче человек максимум. Это как раз начало симбиоза с тем самым «тупым быдлом», которое (сюрприз!) вовсе не такое тупое и не такое быдло.

Мы хотим новой жизни. Но смешно, что только Народ, просто уже более развитый, может этого добиться от чиновников. Потому что он — это те 45 миллионов, которые каждый день смотрят программу Малахова. Это меньше трети населения, но это очень много. А элита может просвещать, может оказывать давление, но сама по себе что-то изменить не в состоянии.

Поэтому пока мы можем только искать точки соприкосновения. И не с животными, к которым мы идем на полусогнутых, протягивая дрожащую руку с сахарком (сейчас откусят, ааа!), а с нормальными людьми, которые тоже хотят для себя лучшей жизни.

И которые, на самом деле, более влиятельные и разумные участники гражданского процесса, чем любая элита, живущая немного в романтических иллюзиях.