Михаил Каменский когда-то придумал идею литературного номера журнала «Сноб» — «Сказки, которые рассказывают взрослые». Шло время, мы постоянно возвращались к этой теме, но не знали, как к ней подступиться. Одновременно весь год мы собирали слова и выражения месяца, составляя «Глоссарий» в журнале «Сноб».

В конце уходящего 2012 года мы придумали объединить эти две истории в одну, предложив участникам проекта «Сноб» написать короткую новогоднюю сказку, в которой упоминались бы слова из «Глоссария».

Получились политические абсурдистские памфлеты, авторами которых выступили Андрей Макаревич, Елена Панфилова, Стас Жицкий, Олег Кашин и Дмитрий Быков.

Присоединяйтесь и вы к этому проекту.

Андрей Макаревич:

Жил-был народ, который очень любил, чтобы им княжили. Прямо хлебом не корми. Он без этого впадал в разброд и внутреннее шатание. Правда, когда им княжили, он тоже сыром в масле не катался. Но, ощущая некоторую стабильность, начинал радеть. И даже прорастал внутренними скрепами. Не весь, разумеется — некоторая его часть.

Примерно полнарода. Плюс-минус. Вторые полнарода, наоборот, не любили, когда ими княжат. Тем паче что царь, который ими княжил, то и дело чудил: то скоморохов в острог засадит, то ребеночка живого съест. От этого полнарода роптали. И по причине ропота их очень не любил княживший ими царь и те полнарода, что радели. «Не наши какие-то, — говаривали про них радевшие, — как пить дать засланные». А поскольку за громкий ропот можно было уехать в острог к скоморохам, роптали в основном негромко. Вполголоса. В допустимых пределах. Так и жили совместно, помолясь.

Хочешь узнать, чем сказочка закончилась?

Скоро узнаешь.

Стас Жицкий:

В некотором мрачно-неправовом царстве, в темном-претемном государстве (переведенном к тому же на зимнее время) в дальнем углу Болотной площади жил маленький-премаленький Автозак. Был он такой маленький, что больше одного иностранного агента в него никак не помещалось, да и попадался он Автозаку не каждый день. И была у маленького Автозака большая-пребольшая мечта: вырасти огромным-преогромным, чтобы проглотить всю-всю оппозицию до последнего кощунника. И тогда темное царство сразу станет светлым, и наступит полная и окончательная скощуха... Написал маленький Автозак письмо большому Президенту с просьбой издать какой-нибудь такой людоедский закон, чтобы его, Автозака, кормили почаще и посытнее. Большой Президент, конечно, закон такой немедленно издал, и стали Автозака кормить часто и сытно: как пойдут агенты оккупировать Абая или начнут свои бесовские дрыганья — их сразу хвать и к Автозаку тащат. И тащат, и тащат, и тащат... И стал Автозак расти: из маленького превратился в средненького, из средненького — в толстого, из толстого — в огромного, а агентов все тащат и тащат... А Автозак все ест и ест, и все ждет, когда же уже царство посветлеет и полная скощуха наступит... Ел он, ел, и так его раздуло, что в один непрекрасный день он возьми да и лопни! И все агенты выскочили из него целехонькие и побежали хороводы водить: кто вокруг Абая, кто вокруг Следственного комитета, а кто просто гулять с писателями отправился. А лопнувший Автозак, глядя в небеса, где как раз пролетал со стерхами Президент, успел лишь подумать: «Скощухи не будет...»

Елена Панфилова:

Однажды давным-давно у одной женщины родился мальчик (а может быть, и девочка, но это не важно). Мама очень любила своего малыша, щекотала его розовые пятки, пела ему нежные колыбельные, рассказывала добрые сказки, где добро всегда побеждало зло. Потом маленький мальчик пошел в детский сад и на утренниках всегда был зайчиком. Затем была школа, университет (или даже два), потом работа, жена, свой собственный первенец. Потом открылись возможности, и еще раз открылись, и мама гордилась сыном, а воспитатели детского сада и учителя с радостью смотрели на него в телевизоре. Мальчик научился носить костюм и прятать зайчика глубоко внутри себя. И чем дороже становились костюмы, тем глубже прятался зайчик. Возможности мальчика росли, его включили в список, и, как водится в таких случаях, мальчик неизбежно получил значок на лацкан и мандат в карман дорогого костюма. А потом в один предновогодний морозный день мальчик с мандатом нажал на кнопку. Зайчик внутри него, даже не пискнув, окончательно сдох. А мальчик превратился в упыря. И это — навсегда.

Дмитрий Быков:

В гребаном Лукоморье на гребаном дубе по гребаной цепи ходил гребаный черный кот.

Идя направо, он заводил одну и ту же песню:

— Мобилизация! Вражеское окружение! Посягательство на суверенитет! Самодержавие! Православие! Разорю!

Идя налево, он повторял одну и ту же сказку:

— Модернизация! Большое правительство! Еда лучше голода! Перезагрузка! Диверсификация! Не потерплю!

Внизу, в болоте, делая свое вечное болотное дело, сидел иностранный агент. Он верил, что кот договороспособен, вменяем, адекватен, что Толстой и Достоевский появились на этом дубу не просто так, что рано или поздно коту надоест сидеть на цепи, и тогда агенту перестанут угрожать, обзывать его причиной всех бед или хоть позволят усыновить несчастную мутантку-русалку, сидящую на ветвях в вечном голоде и одиночестве.

Иногда агент предлагал коту печенки, но кот гордо отвечал:

— Спасибо, у нас свое. Мы этого вашего фастфуда не едим. Мы нефтью питаемся.

— Ну, погоди! — вторили ему тридцать три богатыря, дядька которых сидел в тринадцатикомнатной квартире под домашним арестом с полюбовницей, но и оттуда умудрялся подбирать все, что плохо лежало. Хуже всего лежали земельные участки.

— Что они говорят? — нервно запрашивала у агента по рации вражеская сверхдержава.

— Предлагают подождать, — переводил агент.

— Триста лет ждем, — вздыхала сверхдержава и продолжала на что-то надеяться.

Олег Кашин:

В некотором царстве, в некотором государстве наступило зимнее время.

Вышел Котреарх Перил во двор. Брусчатка занесена снегом. Холодно. Грустно.

Пошел к своей подруге — государственной дуре, которая жила в автозаке на курьих ножках.

— Автозак, автозак, повернись к лесу задом, ко мне передом, — говорит Котреарх Перил.

Автозак повернулся. Вышла государственная дура и спрашивает его:

— Какое у тебя ко мне болотное дело?

— Хочу увидеть твои бесовские дрыганья, — говорит Котреарх Перил.

— Ох, кощунник, — вздохнула государственная дура и устроила.... Оккупайабай.

— Все это звенья гребаной цепи, — сказал Котреарх Перил.

Такой уж у него был людоедский закон.