В семье насилье мы разрушим
Мосгордума внезапно задумалась о внесении поправок в Уголовно-процессуальный кодекс. Поправки, «целесообразность которых сейчас обсуждается» (так сказала журналистам член комиссии по социальной политике и трудовым отношениям Мосгордумы Ирина Великанова), позволят отнести домашнее насилие в область публичного обвинения. То есть возбуждать уголовные дела можно будет без заявления жертвы.
В настоящее время такие дела возбуждаются не иначе, чем по заявлению потерпевшей, и могут быть прекращены в связи c «примирением сторон».
В ЕС каждая пятая женщина хоть однажды была жертвой насилия со стороны ее партнера-мужчины. В РФ нет внятной статистики домашнего насилия, но, по некоторым независимым исследованиям, только 42% семей живут-поживают без рукоприкладства. Потому что эта тема мало волнует общественность. Это же личное дело, семейное, так?
И что делать женщине, которую ударил муж?
Допустим, она в ночной рубашке и уггах выбежала из дома, доехала до подруги. Сидит там, рыдает, угрожает немедленно развестись. На следующий день возвращается домой, потому что надо же куда-то вернуться. А там муж — стесняется и извиняется. После побоев мужья всегда извиняются.
А если у женщины дети? Побег отменяется. Детей ведь с ним не оставишь. И вот она терпит. Потом он извиняется. И она думает, что все образуется. Потому что еще непонятно, что хуже: разменивать квартиру (на две комнаты? На две крохотные квартирки в Московской области?), делить детей или жить, пусть и с немного негодяем. Это все вообще очень сложные вопросы. Тут нет однозначных решений — встал, собрался, развелся, преступника под суд.
Тем более, что женщина боится. Страх становится ее естественным состоянием. Каждый день. Даже если она вроде прямо сейчас радуется и счастлива — она все равно боится. Такого эффекта и добиваются побоями. Происходит слом психики.
Поэтому страх, конечно, лучшее средство добиться чего-то. Самое действенное. И очень хорошо, если бояться будут мужчины-насильники.
Сейчас насильник знает, что даже если он так допечет жену, что та подаст заявление в полицию, то она в любое мгновение, растрогавшись от его очередных извинений (или запуганная угрозами), может его забрать. И ничего ему не будет.
Но если поправки в законодательство будут приняты, то все у нас станет так, как, например, в Швеции: коль скоро заявление о насилии или изнасиловании уже существует, и даже если его подали родственники (друзья, коллеги), то дело будет рассмотрено в суде.
Хотя еще в 90-х в Швеции тема домашнего насилия как раз замалчивалась. Это такой типично протестантски-скандинавский подход: не выносить сор из квартиры. И только благодаря публичным обсуждениям этой проблемы, активности чиновников, маршам протеста, которые устраивали различные организации, им удалось привлечь внимание к проблеме. С 1990 года до 2003-го, когда этим стали активно заниматься политики, число обращений жертв насилия в полицию выросло в Швеции почти в два раза.
И что особенно прекрасно, в новый законопроект разработчики планируют внести и замечания о психологическом насилии. Которое теперь из области мифологии и досужей болтовни переходит на законодательный уровень. Ведь издевательства — они бывают разные, и нет такой причины, по которой один человек может унижать другого без наказания за это.
Я не хочу огульно называть всех мужчин агрессорами, но в патриархальной структуре насилие над женщинами и детьми не рассматривается как нечто из ряда вон выходящее. Мужчина догадывается, что любая его выходка останется безнаказанной. И женщины сами всячески поддерживают такое положение дел, так как они тоже изуродованы этим патриархальным менталитетом.
Однако закона мужчина боится. Это я говорю как бывшая жертва домашнего насилия. При всей своей разнузданности мужчина-насильник прекрасно осознает (так как в большинстве случаев такие типы вменяемы), что он поступает плохо и что за это ему может грозить тюрьма. И тюрьмы такой мужчина боится страшно. Поэтому, если каждый из агрессоров будет знать, что родственник или друг его жены может подать на него в суд, то это станет мощным сдерживающим фактором. Насильник догадывается, что манипулировать он может только женой. Запугать он может только ее, и она единственная, кто его по-настоящему боится. Для всех остальных насильник лишь заурядный человечишка, который может доказывать свою силу только своей живой груше для битья.
И даже если его не осудят, насильнику придется пройти через уголовное дело. И все будут знать, что он колотит жену. А для таких людей публичность их деяний — серьезная угроза. Они ведь думают, что все шито-крыто, и страшно оскорбляются, когда узнают, что жена рассказывает про побои подругам. Они стараются этих подруг либо улестить, либо игнорируют их. Общественное мнение для них невероятно ценно.
Так что новый законопроект бьет по всем их больным местам. И главное в этой инициативе — именно перевод ее из области личного в публичное. Многим ведь кажется, что «мой дом — моя крепость (или тюрьма)», и все, что происходит за этими стенами между двумя людьми — это как исповедь, это остается только между тобой и партнером.
Но если некоторые люди не могут заботиться о себе сами, это должно делать общество. И для развитых европейских государств такое состояние уже давно норма. Общество следит за насилием над супругами, за жестоким обращением с детьми и считает в порядке вещей вмешиваться, если люди не могут решить конфликт мирно. Потому что запуганные женщины и дети, над которыми издеваются, — это проблема общественная, а не частная. Мы все-таки коммуна, даже если живем в больших городах и не помним, как выглядят соседи. Вопрос в том, что жертвам нужно знать — им есть на кого положиться в трудную минуту.
Эта культура ответственности за ближнего — она в России, конечно, стремительно развивается, но ее надо еще долго и целеустремленно прививать.
Потому что люди до сих пор возмущаются таким вмешательством. Им кажется, что у себя дома они могут творить что хотят. И что это только с посторонними нехорошие поступки — криминал, а с близкими — вовсе нет.
Им непонятно, как в той же Дании школа может начать расследование лишь потому, что у ребенка резко меняется настроение, если он стал хуже выглядеть. Подключаются социальные службы — исследуют семью, задают вопросы.
Русским (или бывшим гражданам РФ) это кажется дикостью, они просто не понимают, как так — их учат воспитывать собственных детей! Считают, что домашнее насилие — это между мужем и женой, совершенно личное, нечто вроде БДСМ-развлечений.
И это очень здорово, что мы постепенно становимся обществом, где подобные проблемы вдруг перестают быть твоим собственным делом. Пусть это все пока развивается медленно и коряво, но движение в эту сторону показывает, что гуманизм в конце концов побеждает, несмотря ни на что.