Алексей Тарханов: Париж. Осадки остались

Этой зимой в Париже был неоднократно замечен снег. Редкое явление природы – в прошлом году я здесь с ним как-то разминулся. Мы встретились с ним у ворот Jardin des Plantes, Ботанического сада, куда я отправился погулять.

Я очень люблю Ботанический сад – для меня это такой же образец регулярного французского парка, как и Тюильри, но без толп туристов, снующих муравь­иной тропой между Лувром и площадью Конкорд, точно эту дорожку для них намазали медом. У входа в сад, повесив голову, сидит на круглом постаменте главный здешний ботаник, великий инвентаризатор природы Жан-Батист Ламарк и равнодушно смотрит на проходящих мимо представителей отряда приматов класса млекопитающих. Возле него я всегда вспоминаю четверостишие моего любимого Шумахера (не Михаэля, а Петра Васильевича, поэта) про памятник Крылову в Летнем саду: «Лукавый дедушка с гранитной высоты / глядит, как резвятся вокруг него ребята, / и думает себе: О, милые зверята, / какие, выросши, вы будете скоты».

Вообще-то я всегда считал, что плохая и переменчивая погода – в Лондоне, а в Париже – дивное солнечное постоянство. Теперь-то я знаю, что в самый жаркий день никогда не помешает зонтик. Так и в этот раз – я вышел из дома в разгар весны, а через час оказался под снего­падом. Я глядел по сторонам и отмечал, что в начале снега Париж полон умиления.

Дети в парке учатся у туристов катать снеговиков и играть в снежки. Парижане ласково улыбаются. Но очень скоро это им начинает надоедать, а к концу первого часа они возмущены, как страусы в вольерах. Когда проходишь мимо, видишь, как и те и другие вздергивают возмущенно голову.

Снег в Париже – это последний день Помпеи. Снежный вечер здесь встречают со смесью ужаса и восторга. Что поделаешь – стихийное бедствие, небеса разверзлись, и оттуда – страшное дело – весь день сыплется замерзшая вода.

Вот и машины задержались на светофоре и не могут сдвинуться с места. Зеленый свет бессилен. На брусчатке лежит снег, и колеса проворачиваются зря. Снега – всего ничего. В Москве на Баррикадной мостовой никто бы даже не притормозил, а здесь машины во втором ряду гудят тем, кто в первом, и слушают грубые гудки из третьего ряда.

Любая квартира с видом на двор напоминает в снежные ночи присыпанную снегом дачку. Любой загородный дом – отель «У погибшего альпиниста». Из-за города не выберешься так просто, по городу не походишь. Снегоуборочная техника не выведена на трассу – Париж опять оказался неподготовленным к зиме. Так и в газетах пишут. Тротуары разгребают хозяева магазинов, на то есть указ парижской мэрии, но если нет рядом магазина, топай по снегу, никто его для тебя убирать не станет. На улицах нет дворников-таджиков, владеющих лопатами, как самурай мечом.

Tombe la neige, tu ne viendras pas ce soir – пел в моей юности Сальваторе Адамо, но только теперь становится ясен смысл песни. Дело не в том, что любимая не хочет прийти вечерком. Она, может, и не против, готова и накрашена, но телефон такси вот уже десять минут как отвечает механическим ­голосом «ваш звонок очень важен для нас», а на одиннадцатую живая девушка быстро произносит «извините, в связи с падением снега заказы не принимаются».

Но! А как же быть, мадам?! Triste certitude! Le froid et l’absence! Гудки, отбой, нет ответа. Парижское такси – нежное создание, холод и снег для него губительны.

Пока же на легко одетого Ламарка, как и на меня, tombait la neige, а на голове его, как зонтик, раскрывала крылья большая черная птица. Вокруг, спасаясь от осадков, бежали люди под настоящими зонтами, а кварталом позади сада дымилась знаменитым мужским хаммамом главная парижская мечеть. Там можно было согреться чашкой мятного чая, но мне и без того ясно было, что зима эта несерьезно и ненадолго, и пахнет вокруг отнюдь не Сибирью, а святым Валентином и Пасхой. Под снегом зеленая травка, сам снег похож на декорацию, на вату, брошенную на елку. Тем более в Ботаническом саду, где зимой – я не поверил своим глазам – невзирая ни на что, расцветали розы.

Так оно вскоре и вышло. Снег растаял и своим вечным путем отправился на лето в Атлантику. Дня два город стоял в пробках не потому, что снег, а потому, что вода. Сена поднялась и затопила те набережные, что пониже. На мраморных скамейках у реки, на которых я грелся летом, можно было принимать ванны, как в холодном хаммаме. А на мостах стояли люди и, греясь на солнце, любовались паводком, обнимались, целовались и покупали замочки с ключиками.

Все пешеходные мосты весной увешаны этими «любовными замочками». Влюбленные замыкают замок и выбрасывают свои ключи в Сену. За каждым – страстная пара, любовь до гроба. Когда видишь, кто их вешает, несколько, правда, разочаровываешься. Когда видишь что – удивляешься. Одни туристы вешают маленькие латунные замочки, другие, чья любовь огромна, словно море, – велосипедные замчища. Вчера на мосту Искусств я видел висящие на решетке кеды, но, конечно, лучшей любовной жертвой, с моей точки зрения, были аккуратно повязанные на Епископском мосту кружевные трусики.

Интересно, сохраняют ли где-нибудь третий ключ, чтобы, если появится необходимость, можно было бы вернуться в Париж, отпереть назойливое напоминание и выбросить его?

И что делают тогда, когда мест на перилах уже нет? Возможно, сюда приходят люди с кусачками и удаляют замки. И по всей земле в этот момент просыпаются в постелях пары и смотрят друг на друга с удивлением: «Ты кто такой?» – «Нет, кто ты такая?»С

Автор – парижский корреспондент ИД «Коммерсант»