Не знаю, будут ли Пушкинский музей обвивать такие же змеиные кольца очередей, как на Караваджо, но в популярности этого «викторианского авангарда» уверен. Прерафаэлитизм, родившийся из духа протеста и революционного романтизма, но оказавшийся десертным по сути искусством, серьезно изменил все мещанские радости: декоративное искусство, интерьер и дизайн, мебель, архитектуру. Но по порядку.

Неспокойный 1848 год, студенты Королевской академии художеств в Лондоне Холман Хант и Данте Габриэль Россетти, заочно знакомые с работами друг друга, встречаются на выставке, говорят об искусстве, находят сотни точек соприкосновения и замышляют тайное общество — Братство прерафаэлитов. Третьим братом-основателем становится 19-летний Джон Эверетт Милле, вундеркинд, поступивший в Академию в 11 лет, всего же у истоков стоит семеро «братьев» — друзей, родственников и единомышленников, сходившихся в том, что английская живопись — в глубокой точке, академизм убил в ней все живое, надо что-то делать, надо что-то решать. И коли родоначальником академизма был единогласно определен Рафаэль, революционный выход — в следовании художникам раннего Возрождения, предшественникам Рафаэля, флорентийским живописцам Перуджино, Фра Анжелико, Джованни Беллини: в их работах экспериментаторы с Пиккадилли видят искомую искренность и простоту. Маркером новой искренности становятся буквы P. R. B. — Pre-Raphaelite Brotherhood, крепкую идеологическую платформу формулирует критик Джон Рёскин, годы шумной славы венчает участие во Всемирной выставке 1855 года в Париже. Впрочем, братство распадается за пару лет до нее — после того как Милле вступает в члены Академии. Но романтика прерафаэлитов увлекает новых людей — одним из новообращенных становится Уильям Моррис, будущий основатель Движения искусства и ремесел. Искусствоведы находят влияние прерафаэлитов и в Уайльде, и в Кэрролле, и в Бердслее. Исходя из этих теорий, кураторы московской выставки представляют художников как первых авангардистов Европы. В таком случае перед нами еще один пример того, как общество спектакля (так спустя столетие с небольшим сформулирует Ги Дебор) присваивает все богемные провокации, лишая их и скандальности, и подрывного потенциала. Что в случае с этими всадниками грядущего модернизма даже неудивительно. В конце концов, главным объектом прерафаэлитского внимания были женщины — прекрасные, томные, соблазнительные (о чехарде любовниц и моделей в узком братском кругу можно написать отдельный эротико-исторический бестселлер), похожие на модельных див из современного нам глянца. И на любой скептический вопрос, что такого в этом приторном национальном достоянии Туманного Альбиона, прозвучит резонный ответ: «Во-первых, это красиво...»

В ГМИИ им. Пушкина прерафаэлиты приезжают по британской программе, они третьи в серии, начатой Тёрнером и Блейком. Всего 76 работ (в два с лишним раза меньше, чем на оригинальной выставке в Лондоне и Вашингтоне), включая графику и прикладное искусство: живопись — в Белом зале и колоннаде, витражи — в апсиде Белого зала, гобелен «Звезда Вифлеема» — в аппендиксе колоннады. Работы предоставлены несколькими музеями и частными коллекционерами, среди хитов — «Марианна» и «Офелия» Милле и «Леди Лилит» и «Возлюбленная» Россетти из галереи Тейт.