— Ну да, все — придурки! А чему вы, собственно, удивляетесь? — мальчишка лет двенадцати презрительно наморщил курносый нос.

— Вот! — воскликнула мать мальчишки, наставив указательный палец на сына. — Вот именно это! Я ему сто раз говорила: рассуди сам — в классе 30 человек, все придурками никак быть не могут. Просто статистически. А еще учителя…

— А что, учителя тоже сплошь придурки? — заинтересованно спросила я.

— Ну… не все… — честно подумав, ответил мальчишка, которого звали Вовой. — Физик нормальный мужик. И англичанка… И по ОБЖ еще…

— Что ж, и на том спасибо, — вздохнула я и оборотилась к матери. — Беременность, роды? Особенности, сложности? Все, что говорили и писали неврологи, и все, что вы замечали сами на первом году жизни?

Теперь, в свою очередь, вздохнула мать.

— У меня всю беременность были угрозы выкидыша. Особенно в первой трети. Почки больные. Планировали кесарево, но в результате роды начались раньше и рожала сама. Долгий безводный период, обвитие… в общем, все радости. Неврологи писали ПЭП (перинатальная энцефалопатия. — Прим. авт.) и гипертензионный синдром, но развивался он в общем по возрасту. Потом долго занимались с логопедом…

— Задержка развития речи?

— Нет, заговорил рано, причем сразу предложениями. Болтал непрерывно, начинал утром, как проснется, заканчивал вечером уже во сне, порой ужасно всех доставал, любимая фраза отца в то время: «Вовик, закрой фонтан». При этом была жуткая каша во рту, больше половины звуков не на своем месте, мы многого не понимали, а он злился. В садик пытались пойти три раза, кое-как получилось только в год перед школой, потому что я уже понимала, что что-то тут не так, и была решительно настроена…

— Что «не так», и почему не получилось первые два раза?

— Он ужасно орал всю дорогу от дома до садика и там — тоже. Болел всеми болезнями по списку из «справочника педиатра». В садике не общался ни с кем, кроме воспитательницы и нянечки. Очень аргументированно, хотя и не очень понятно объяснял им, почему ему надо домой. На детей не обращал внимания вообще, как будто их нет в природе. Сначала воспитатели говорили: «Ничего, привыкнет», а потом вот так поднимали брови и удивлялись: «Вы знаете, почему-то не привыкает». И педиатр советовал: «Пока в садик не водить».

— Вы, наверное, посещали какие-то дошкольные обучалки-развивалки? Вова общался там с детьми?

— Безусловно, посещали. Общался только с преподавателями. Обычно ему там нравилось, но если что-то не получалось, мог все швырнуть, встать и, ни на кого не обращая внимания, выйти ко мне в коридор со словами: все, хватит на сегодня, пошли домой!

— И как же вас с таким анамнезом и явными коммуникационными нарушениями занесло в гимназию?

— Да мы и не собирались. Пошли в ближайшую школу, к хорошей доброй старенькой учительнице. У Вовы с ней все замечательно сложилось, он с пяти лет энциклопедии читал, много всего знал, интересно рассказывал (занятия с логопедом помогли, к семи годам все уже было понятно). Если где-то взбрыкивал, учительница ему все прощала, говорила: «Нрав у него такой». Учился он хорошо, но с детьми по-прежнему никаких контактов. Но так же, отдельно от всех, жить нельзя. Ребята, разумеется, его уже подтравливать начали. А он их — тихо ненавидеть. И вот в третьем классе эта учительница мне и говорит: он же у вас умный, развитый, книги читает, рассуждает кучеряво, ему с этими просто не интересно. Отдайте его туда, где ему ровня будет. Я подумала: может, и правда? И вот поступили мы в гимназию…

— И что же, Вова и там не захотел общаться с одноклассниками?

— Захотел, в том-то и дело! Детки там собрались интересные, умные, развитые. Первое время наш прибегал весь в радостном возбуждении и рассказывал: мама, представляешь, я с тем-то познакомился, я ему завтра свою энциклопедию танков покажу…

— Дурак был, надо честно признать… — самокритично откликнулся Вова со своего места.

— А еще через какое-то время стало понятно, что одноклассники его просто избегают… Там в классе образовались какие-то дружбы, группировки, но Вова всегда оставался один. Ему никто не звонил, никто не приглашал на день рождения, на общеклассных мероприятиях он сначала держался в стороне, а теперь и вовсе отказывается участвовать. Классная руководительница честно пыталась разобраться, спрашивала, в чем дело, они отвечали: да ну его, надоел… В конце концов он, конечно, тоже перестал к ним обращаться. Стал злой, раздражительный, на руках появилась какая-то сыпь. Стал дома огрызаться, несколько раз плакал, в ванной запершись. И теперь ему, разумеется, по возрасту с ребятами хочется, но…

— Ничего мне не хочется! Очень они мне нужны, придурки!

— Вот! И ведь вроде не дурак, учится хорошо, читает много. Я пытаюсь ему доказать, что не может весь взвод идти не в ногу, что если хочешь быть с другими, нужно самому меняться, но он как будто не понимает…

— Не понимает, — кивнула я.

— Это что, аутизм? — спросила мать. — Я тут за последние годы много чего начитала…

— Да нет, конечно, какой аутизм! Эмоциональные нарушения, последствия ПЭПа. Видит, слышит, осознает только себя, других — не умеет категорически. Говорит фактически сам с собой или с материалом. Кому это надо, кроме родных и преподавателей? Вас-то он хоть чувствует?

— Если что-нибудь надо, лисой проползет.

— А когда не надо?

— Помирать буду, не заметит, если напрямую не скажу. Притом что вообще-то он совсем не злой и всех родных любит.

— Вот именно это, — кивнула я и обратилась к мальчику: — Вова, представь: в класс пришел новый ученик. Он тебе понравился, ты хочешь с ним подружиться. Что ты будешь делать, говорить? Расскажи как можно подробнее.

— Ну, я спрошу его, смотрит ли он канал «Дискавери», — подумав, сказал Вова. — Если смотрит, предложу обсудить что-нибудь из последних выпусков. Еще спрошу, что он думает о теории струн, и, если он еще не читал, расскажу про книжку Стивена Хокинга… Еще я ему покажу, как я опыт по химии ставил, и у нас теперь в стене дыра, а потом…

— Ага. Поняла, — сказала я. — Ты любишь опыты, эксперименты? Книги про исследователей?

— Очень! — воскликнул Вова. — Вот недавно я прочел книгу Поля де Крюи, так там…

— Какой, по-твоему, самый интересный и сложный объект для исследования?

— Э-э-э… Может быть, сверхновые звезды?

— Не-а. Человек. Он ближе и сложнее. Как насчет экспериментов на людях? Все вокруг придурки? Ты самый умный? ОК. Усилим ситуацию. Пусть это будут даже не придурки, а враги. А ты — шпион, разведчик в тылу врага. Что делает разведчик?

— Передает важную информацию о врагах для своего командования. Расположение войск, всякие чертежи там, научные разработки…

— Правильно. Но что нужно сделать заброшенному к врагам разведчику в первую очередь, до того, как он начнет передавать информацию?

— Внедриться, втереться в доверие к врагу.

— Замечательно! Ты ужасно сообразительный! — искренне восхитилась я. — Но как он втирается?

— Сначала собирает информацию о врагах, потом вербует тех, кто...

— Стоп! Первый этап пошел. Через месяц принесешь мне подробные досье на ВСЕХ одноклассников и ВСЕХ учителей. И помни — для разведчика нет мелочей: не просто сильные и слабые стороны, качества личности, но и что любит покушать, какие цвета в одежде предпочитает, любит ли кошек, чем увлекается, на какие темы любит поболтать с друзьями…

— Но как же я узнаю, они же меня…

— А когда это и где разведчикам в тылу врага было легко?

— Тоже верно, — вздохнул Вова.

— Только помни: напрямую нельзя, раскроют, нужно аккуратно, окольными путями…

                                ***

Через месяц мать зашла в мой кабинет, оставив сына в коридоре и улыбаясь во весь рот:

— Не знаю, что это у вас за метод (я такого в интернете не встречала), но в нашем случае уже сработало великолепно! Он, пока собирал информацию, узнал про одного мальчика, что тот ходит в Планетарий в научный кружок, и попросился с ним, чтобы лучше «внедриться», и теперь они с ним не разлей вода… И еще с ними две девочки — они его «агенты» среди девчонок, он им по секрету рассказал, что собирает информацию, потому что это его психолог так лечит от аутизма, и они теперь вовсю стараются и все сплетни собирают «для дела»…

Я рассмеялась.

— Рано смеетесь, — улыбнулась мать. — Он там уже в коридоре землю роет от нетерпения. Сейчас сюда придет, и вам все это слушать придется…

— Ну что ж, такая у нас работа, — лицемерно вздохнула я. — Зовите Вову…