Последний всплеск
*
Шреддеры появились 15-го. Приветливого вида грузовички, на бортах которых виднелись логотипы компаний вроде Code Shred и ShredNations, запрудили нижний Манхэттен вокруг Уолл-стрит, наглухо закупоривая узкие улочки финансового района. Мобильный измельчитель документов – уникальный и, кажется, сугубо местный гибрид скорой помощи, грифа-стервятника и мистера Вульфа («Я решаю проблемы») из «Криминального чтива». Массовое появление этих жвал на колесах одновременно сеет панику и является, в отсутствие маклерских суицидов (окна небоскребов давно изнутри не открываются), ее последним аккордом. Оно означает, что финансовые фирмы прекратили надеяться на лучшее и перешли в режим заметания следов. Самый памятный грузовичок обещал, помимо прочего, witness destruction. Авторы имели в виду «свидетельство уничтожения», то бишь право подозрительного заказчика лично наблюдать, как компрометирующий его материал (или просто макулатура) превращается в спагетти и конфетти, но благодаря эластичности английского языка получилось «уничтожение свидетелей». Тоже полезная услуга.
**
Нью-Йорк провел первые дни сентября в напряженном ожидании чего-то дурного, и дурное не заставило ждать себя долго: сентябрь для нас вообще паршивый месяц. В среду, 17-го, Dow Jones упал на пять процентов. Остаток месяца метрополис, живущий в нездоровом симбиозе с банковским делом (финансовый сектор обеспечивает одну пятую городского дохода), следил за лихорадящим Dow Jones, как следят за вышедшей из-под контроля частью собственного тела – онемевшей кистью или неудержимо пляшущей ногой. Пошатнувшихся финансовых колоссов расхватывали по бросовым ценам более удачливые коллеги, сжалившиеся британцы и, наконец, федеральное правительство. В субботу, 20-го, Белый дом предложил выделить семьсот миллиардов из государственной казны на скупку «ядовитых» ипотечных долгов у проштрафившихся банков. Независимым по природе своей ньюйоркцам идея спасательного круга из Вашингтона понравилась так же, как де-факто национализация банковского дела. Пессимистам положение стало напоминать Советский Союз – или, по крайней мере, их представление о Советском Союзе. Некоторые впали по этому поводу в полнейшую депрессию. «Автор этих строк стоял в аэропорту в ожидании багажа, – написал в сердцах политобозреватель Кен Лэйн, – когда у него появилось ощущение, что он в Восточной Европе начала 90-х годов прошлого века – скажем, на украинском вокзале или в сербском универмаге. Все вокруг было грязно и сломано, скучные люди скученно скучали, везде слонялись вооруженные до зубов полицейские, и лампы дневного света болезненно моргали и гудели, освещая комнату без окон. Так все больше и больше выглядит Америка».
Пока ньюйоркцы отбивались от бродящего по Уолл-стрит призрака коммунизма, самым привередливым капиталистом в городе оказался россиянин. Российский сенатор Андрей Вавилов подал в суд на владельцев роскошного здания «Плаза», что на углу Пятой авеню и Центрального парка, за невыполнение обязательств. Вавилов, открывший в прошлом году в Нью-Йорке хедж-фонд, собирался потратить пятьдесят три миллиона долларов на два пентхауса в «Плазе» и объединить их в одну трехэтажную мегаквартиру. В течение года владельцы «Плазы» не пускали представителей Вавилова в квартиры, ссылаясь на ремонт. Осмотрев наконец покупку, миллиардер, согласно невероятно забавному тексту иска, обнаружил «помещение, похожее на чердак», с «потолками гораздо ниже обещанного» и «малюсенькими окнами», за которыми располагались «огромные уродливые водостоки». Из иска также следует, что Вавилов оставался доволен квартирами, пока его жена, актриса Марьяна Цареградская, не заявила, что они «недостаточно велики, на ее вкус». Россиянe, недовольные пентхаусом «Плазы», повергли Верхний Ист-Сайд в онемение, но страшно понравились прессе. «Если честно, по прочтении этого иска мы влюбились в Вавилова еще сильнее», – признался Daily Intelligencer. История так всех развеселила, что «Эль-Ад», владелец здания, выдвинул ответный иск за очернение репутации. Впрочем, «Плаза» всегда была неким барометром манхэттенской гегемонии. «Эль-Ад», саудовские арабы, сами купили ее во время предыдущей рецессии, вызвав не меньше обмороков вдоль Пятой авеню.
Шестьюдесятью улицами южнее, на богемной Нижней Ист-Сайд, веселье принимало несколько истерический характер. Евгений Гудзь, лидер панславянской дэнс-панк-группы Gogol Bordello, между гастролями героически продолжал диджействовать в болгарском баре на Ладлоу-стрит в атмосфере заученной вакханалии (объявление, пришпиленное над баром: «Раздевшимся бесплатные сто грамм. Оттраханным бесплатная бутылка»). По другую сторону Вильямсбургского моста, в бывшем польском квартале, обросшем галереями и коктейльными барами, толпа юных «биллибуржцев» прошлась по улицам, одевшись пандами. Поскольку действо приравнивалось к несанкционированной демонстрации, вмешалась полиция – и в анналах YouTube появились бесценные кадры стражей порядка, дубасящих панд. При виде этой галлюцинации наяву литературно настроенная публика, впервые за некоторое время, вспомнила Ивлина Во. Не романтика Во, автора «Возвращения в Брайдсхед», жеманная экранизация которого провалилась в кинотеатрах в первую же неделю августа, а сатирика Во, автора «Мерзкой плоти» – романа об обезумевшей элите и ненасытной прессе, фарса, который врезается, как «Феррари» в помойку, в одну из самых безысходных концовок в мировой литературе.
Современный наследник «Дэйли эксцесс», таблоида, где подвизается герой «Мерзкой плоти», – влиятельнейший культурно-светский блог Gawker во многом задал тон культуре ушедшего бума: тон обреченного сарказма. В пятницу, 19-го, «Ротозеи» (так переводится название сайта) закатили вечеринку на крыше своей штаб-квартиры на Элизабет-стрит в Сохо. Тема вечера была проста: «Последний всплеск». «Перед тем как мировая экономика развалится, позволим себе еще одно излишество», – написал в приглашении владелец сайта Ник Дентон (единственный человек в моем поле зрения, к которому идеально подходит эпитет «эксцентричный миллионер»). «Возможно, удовольствия этого вечера вскоре вспомнятся вам как поворотный момент – апофеоз блоггерского чванства на фоне всеобщего коллапса. В меню – шампанское и самые дешевые булочки из Чайна-тауна, которые мы смогли найти». Цвет массмедиа, собравшийся на крыше, мрачно тянул пресловутое шампанское и выкусывал мясо из булочек, выбрасывая тесто. К полуночи сильно и резко похолодало, и гости слетелись, как насекомые, к двум обогревательным лампам. Сам высоченный Дентон бродил по крыше в превосходном расположении духа, возвышаясь над толпой, знакомил обреченных профессионалов друг с другом и явно что-то затевал. Впрочем, ему легче. У него британский паспорт.
Тремя днями раньше мой коллега по журналу «Нью-Йорк» (и выходец из России) Борис Качка опубликовал главную нью-йоркскую статью сентября: печальный диагноз второму (наряду с финансовой индустрией) киту, на котором покоится Манхэттен, – издательскому делу. «Хочешь посмотреть, что становится с книгами, ушедшими в книжный рай?» – спрашивает в статье Дебби Стир, издатель из «Харпер Коллинз». «На экране ее "Макбука", – пишет Качка, – огромный стальной шреддер вываливает неряшливый ком бумаги и картона на ленту конвейера. Это судьба двадцати пяти процентов продукта, выпускаемого нью-йоркским издательским аппаратом». Статья называлась просто: «The End». В течение недели она обсуждалась на каждом литературном углу, парадоксальным образом мутируя в опровержение собственного тезиса об угасании народного интереса к чтению. Нью-Йорк, как коренной его житель – таракан, переварит любой яд и выйдет невредимым из любого измельчителя: в следующий понедельник автору статьи позвонил агент и предложил превратить эссе о неминуемой гибели книжной индустрии в книгу. С