Как стать идеальными родителями
В прошлый раз я спрашивала, как выходить из состояния клинча с ребенком, и практически все единогласно предложили «переключаться» — некоторые предлагали переключать на отца, но он, к сожалению, не всегда под рукой, а иногда и всегда не под рукой. Если дело не касается укладывания спать, то переключение темы разговора на птичек, машинки и другие темы, действительно, работает на ура, особенно если быстро среагировать. Так можно и обед скормить, и от конфет увести. А вот когда дело касается укладки спать — ничто не помогает. Но об этом в другой раз. А пока у меня назрела другая важная для меня проблема. Я хочу стать идеальной матерью.
Ну, какая мать не хочет быть идеальной? Может, не может — другой вопрос, но хочет ведь. А что такое идеальная мать? И еще сложнее — что такое идеальный отец?
Какие вообще мы знаем модели идеальных родителей? И для девочек и мальчиков это ведь совершенно разные модели должны быть. И для разного возраста тоже.
Если с супружескими отношениями идет живая дискуссия — от религиозного закрытого смиренного брака с переходным обреченным зависимым советским к новой волне равноправных браков, где все самостоятельны, независимы, эмансипированы, свободны и ходят к психологу, то про модель «дети — родители» ничего не понятно. Когда-то были «маменька», «папенька», родительская воля, благословение, послушание — в общем, как с религиозным браком: кому повезет, кому нет, но хотя бы модель понятна. А теперь что?
Понятно только, что у любых детей рано или поздно появляется довольно много претензий к собственным родителям. Более открытые и живые — к матери: кто тебя просил меня рожать, кто тебя просил сидеть со мной, лучше б работала, зачем ты всю жизнь работала, не пытайся дружить с моими друзьями, вот та мама всегда с нами дружила, а ты только суп готовишь. С отцами все как-то запутанней: считается, что у отцов с сыновьями часто конкуренция, сын пытается оправдать какие-то надежды, доказать что-то, отец пытается что-то через сына компенсировать. В общем, сыновей все хотят иметь, но никто не знает, что с ними делать.
Возможно, потому что у меня два мальчика, мне кажется, что с девочками все проще. Есть все-таки какое-никакое представление. Девочка — она всегда остается в семье, ее дети тоже более-менее всегда остаются в семье, даже если ее муж бросит. У девочки могут быть с матерью самые близкие отношения или просто хорошие — степень их откровенности может быть какой угодно. А отец, например, просто должен считать ее самой красивой, умной и достойной лучшего, отпугивать всех ее ухажеров, чтобы в итоге рыдать на свадьбе, что она выросла, а потом тихонько выпивать с ее мужем.
А с мальчиками-то как? Я, конечно, хочу, чтобы мы были очень-очень близки и они все-все мне рассказывали, чтобы они знали, что никакая жена не полюбит эту гигантскую попу так, как когда-то любила ее я, никогда она не прижмется к ней так ласково щекой, я уж не говорю о других частях тела. Но я понимаю некую болезненность этого моего желания. Что-то из «Обещания на рассвете» Ромена Гари и анекдотов про аидише маму: «А что я? Я сейчас лягу и умру». Но я не понимаю, на какую адекватную модель поменять это свое желание. Есть только картинка: сын ведет маму под руку, и все умиляются. Но из этой картинки же ничего не ясно!
Хочу ли я, чтоб они мне рассказывали о своих личных проблемах? Конечно! Хочу ли я, чтобы мой муж рассказывал о своих своей маме — господи, нет! Хочу ли я, чтобы, если они попробовали наркотики, они бы мне об этом рассказали? Конечно, тогда я смогу нарассказать им ужасов и запретить, и запереть дома, перевести в другую школу и отправить к врачу. Но ведь они мне расскажут, только если будут знать, что я не запру их дома. Хочу ли я быть клевой мамой, с которой дружат все их друзья? Конечно. Но тогда в каком-то возрасте они станут меня стесняться, потому что я буду дружить с их друзьями и подружками, а они захотят запереться с ними в комнате и прыщаво шутить. Хочу ли я, чтобы они приводили ко мне своих подружек? Конечно. Чтобы смочь проманипулировать ими таким образом, чтобы противные дуры больше не приходили; но будут ли они тогда приводить следующих? Хочу ли я, чтобы они меня берегли? Конечно, но это же означает, что придется скрывать от меня большую часть их приключений, иначе я с ума сойду. И «маменькин сынок» — это ведь плохо. Но так приятно.
А как быть с отцом? У него вообще какая роль в идеальной модели? Молчаливо поддерживать, раз в год потрепать по плечу, когда бросила жена, в знак бесконечной поддержки и сочувствия? Треснуть по уху, когда он скажет матери грубое слово? Или они должны обсуждать женщин вместе? Играть в приставку? Плевать на режим, когда их оставляют одних? Он должен научить его драться? Не драться, а решать проблемы словами? Они должны быть друганами? Папа должен быть непререкаемым авторитетом? По выходным брать его на рыбалку и там произносить какую-нибудь философскую бессмыслицу раз в час, начинающуюся со слов «запомни, сынок»? А если папа не любит рыбалку и не дерется?
Где вообще хоть какой-то намек на модель идеальных отношений с сыновьями, когда и родители получают удовольствие, и дети не травмированы? И чтобы дети всегда думали, что им повезло с родителями? Ну хорошо, я готова дать полгода пубертатного периода на отрицание родителей, но чтобы аккуратно и без оскорблений, наркотиков, опасных увлечений, скорости, крыш и всего, что может меня расстроить или напугать. Ну, и чтобы все равно слушались немножко, хотя бы прислушивались.
Теперь о проблеме, которая навела меня на все эти вопросы.
Неделю назад я точно знала, что я идеальная мать. Мы играем с детьми, валяемся, вместе смотрим мультфильмы, вместе гуляем, читаем, сидим в кафе, учимся разговаривать, много шутим. Да-да, мой старший двухлетний сын уже имеет неплохое чувство юмора. Шутки у него довольно простые пока: надеть трусы на голову, сказать, что Яше мы персика не дадим, что к папе полетят только они с Яшей, а я останусь, что его грязная левая нога — это папа и я должна его обязательно поцеловать, что вообще-то он сам мама и поэтому я ложусь спать, а он накрывает меня, уходит и садится работать за компьютер. И все очень весело, пока не доходит до дела — тут-то я понимаю, что я мать, конечно, идеальная, только авторитет мой постепенно куда-то исчезает. Он запросто говорит мне «нет» про надеть штаны, про убрать за собой посуду, про лечь спать, про не бить брата, да про все он запросто говорит «нет», не скандальное такое «нет», с капризным отстаиванием, а такое спокойное равноправное твердое «нет», как я ему говорю.
Я-то всю жизнь считала, что воспитание только и держится на необоснованном, но заложенном авторитете родителей, когда их «нет» носит некий мистический законодательный характер. Можно, конечно, и нужно на него иногда плевать, нарушать, но ты в такой ситуации всегда и чувствовал себя соответственно — правонарушителем. А тут никакого стыда, неуверенности, страха. Для него мое «нет» такое же мнение, как и его. Он, конечно, мальчик воспитанный и хороший, но мне бы хотелось еще немного его повоспитывать, в школу отдать, научить место взрослым уступать в метро. Так вот как, скажите, восстанавливается авторитет? И обязателен ли он?