Сергей Николаевич: Двенадцать месяцев
– А вы знаете, когда было принято постановление о возобновлении работы ГУМа? – спросил меня Михаил Куснирович с интонацией строгого экзаменатора.
Я неуверенно мотнул головой.
– 23 марта 1953-го, – торжествующе объявил он.
– То есть уже через восемнадцать дней после…
– Ну да!
– Почти как у Шекспира, «и башмаков еще не износив, в которых шла за гробом мужа…», Политбюро бросилось открывать Главный универмаг Москвы.
– Получается, что так.
Вообще в воздухе ГУМа, несмотря на обилие разных приятных ароматов, несущихся из Articoli и «Гастронома № 1», есть что-то необъяснимо шекспировское. Здесь как-то по-особенному ощущаешь масштаб истории, страны и тех перемен, свидетелями и даже участниками которых мы были. Из окон директорского кабинета все видно как на ладони: и Мавзолей, и «звезды алые Кремля», и только что залитый, новенький, с иголочки, каток, и новогодние гирлянды, и российский триколор, плещущий на ветру. Все это можно разглядывать, примостившись на подоконнике, бесконечно, как один захватывающий спектакль, где герои сменяют друг друга – кто на коне, кто в карете, кто в правительственном ЗИЛе. Здесь кочуют толпы миманса, состоящие на девяносто процентов из «гостей столицы», а основные декорации остаются неизменными на протяжении уже ста двадцати лет. При этом каждая новая эпоха придумывает для них свой дизайн и устраивает свою иллюминацию.
Нынешнее время, руками Михаила Куснировича и его команды Bosco di Ciliegi, любовно насаждает ретро-стиль в духе 1960–1970-х годов. И в этом нет ничего удивительного. Ностальгия – самый устойчивый тренд нынешнего десятилетия. Мы перебираем былые моды, роемся в подшивках старых журналов, узнаем неизвестные подробности из жизни кумиров детства и юности, переиначиваем на новый лад старые песни. В этом контексте двойной юбилей ГУМа – сто двадцать лет со дня основания и шестьдесят лет с нового открытия – едва ли не ключевое событие уходящего года, которому мы посвящаем нашу традиционную рубрику «Сделано в России».
Кроме этого, мы рискнули выбрать двенадцать самых ярких, на наш взгляд, открытий и явлений, благодаря которым нам всем запомнится 2013 год. Сверьте свои впечатления с оценками экспертов «Сноба», и если они совпадут, то считайте, что вы уже и есть участник нашего проекта, а если нет, то тем более нам будет интересно узнать вашу точку зрения. Сделать это совсем несложно, достаточно подписаться на «Сноб».
Ну и, конечно, какой декабрьский номер без литературы? На этот раз тема звучит так же сказочно-простодушно, как и название знаменитой зимней сказки – «Двенадцать месяцев». Каждый из приглашенных писателей выбрал свой месяц и написал про него все, что думает. Или просто вспомнил случай, который с ним когда-то приключился и застрял в памяти лишь по названию месяца. Так детская сказка в интерпретации авторов «Сноба» обернулась собранием серьезных, грустных, трогательных, страшных, а иногда очень смешных историй, которые, надеюсь, привнесут некоторое разнообразие в ваше расписание грядущих праздников и зимних каникул.
С Новым годом!
С. Н.
Авторы «Сноба» отвечают на вопросы: Ваш любимый месяц? И почему?
«Люблю сентябрь за золото опустевших парков, где в полной тишине можно услышать, как отрывается листок от черенка… Крохотный щелчок – и кончилась его жизнь там, наверху. А ты идешь по золоту листвы и видишь, как то самое солнце, которое все лето шпарило, оказалось на земле. И золотой свет от листьев идет уже не сверху, а снизу».
«Мой любимый месяц в году июль – расцвет и середина года, солнечный восторг и жар, мой день рождения, любимые и родные вокруг».
«Я люблю август. Во-первых, за звучание. Во-вторых, за стихотворение Пастернака. В-третьих, за грусть. Детскую грусть от того, что лето проходит. Взрослую грусть от того, что проходит всё. Грусть по теплу в тепле. И потом, если бы не август, осень наступала бы на месяц раньше».
«Люблю сентябрь. Из-за бабьего лета – это как будто бонус, а бонусы все больше любят, чем основные приобретения. И из-за света: петербургские сентябрьские сумерки завораживают».
«Очень люблю весну в Москве, такую короткую. Она начинается с двадцатых чисел апреля (девочки надевают носочки, у ветвей раскрываются почки) и завершается в двадцатых числах мая, когда зелень становится летней...»
«Самым драматическим месяцем для моей семьи всегда был март. Мой отец родился в марте, и с матерью они познакомились в марте, и оба умерли в марте, с дистанцией в четыре года. Когда умерла мать – последней, – гравер ошибся и высек на памятной стеле, где покоятся их урны с прахом, одну и ту же дату смерти: 13 марта 2008 года. Получилось, что они умерли в один день. Я не стал заставлять его переделывать надпись. Кстати, и две из моих жен родились в марте».
«Наверное, все-таки мой самый любимый месяц – это апрель. Я в свое время посвятил апрелю кульминационный эпизод своей повести «Дуэль в табакерке». Апрель в Петербурге промозглый, холодный, с растаявшей под ногами грязью и ледяными ладожскими порывами ветра, одновременно и месяц странных будоражащих предчувствий и ожиданий. Это момент мучительного, медленного возвращения к жизни, к ее удовольствиям, который хочется растянуть до бесконечности».
«Любимый месяц – февраль. Потому что короткий, потому что метельный, потому что после него, так или иначе, пусть и не сразу – весна».
«Когда я была студенткой, жила у бабушки в Нахабине. Из той жизни я не помню ничего, кроме снега. Мне нравилась музыка под ногами, про которую несправедливо говорят, что это скрип. Мне кажется, что снег не скрипит, а играет на гобое. Именно так звучит музыка февраля. Света в конце туннеля не бывает. Там мир без снега, в котором я теперь живу. В России принято радоваться оттепели. Даже улучшение обстановки в стране называют этим метеотермином. Поэтому, наверное, меня не поймут. Я рою туннели и хочу добраться до вечной мерзлоты. Там живут те, кто меня любил».
«Апрель во всех смыслах мой месяц, и я думаю, что неслучайно родился именно в апреле. Я не люблю жары и от снега хандрю и тоскую, а между тем и этим жить, в общем, можно».
«Люблю январь за то, что выходишь в холод, как в открытый космос. Январь пахнет чистотой и сибирским детством. Предки-славяне в январе почитали повитух – сам воздух возвращает к истокам. Январь – лыжный месяц, что само по себе лучше всякого лета. Самый снежный – а снег чудо как свеж. Начало года, решаешь: «Вот теперь все пойдет по-другому, новый год – новая жизнь». И начинаешь честно трудиться, пишешь с утра, до завтрака, две страницы, и после завтрака – еще две, играешь на фортепиано, ведешь дневник, к любимым внимателен, к незнакомым отзывчив. Изо дня в день контролируешь себя, потому что так решил еще в декабре. И ничего, что уже в феврале весь твой энтузиазм снова развалится, – в январе ты в себя свято веришь».
«Май – самое подходящее для меня время, чтобы отправиться, скажем, в Париж. В городе идут матчи турнира «Ролан Гаррос», а если отъехать на пару часов в Нормандию, то можно побродить в саду Клода Моне в Живерни, где в мае цветут его любимые ирисы».С