Режиссер Наталия Мещанинова: Я снимала беременная и думала, что сдохну
Показ «Комбината Надежда» в Роттердаме приходится на начало фестиваля, но уже очевидно, что у этой выдающейся работы серьезные шансы на получение одного из трех призовых «Тигров». Молодежная драма с экзотическим не только для европейцев местом действия — Норильском, холодным городом страстных людей, — рассказывает истории двух девушек-соперниц, одержимых стремлением бросить «малую родину» ради «большой земли». И отчаянно, до боли пытающихся найти любовь. Жесткий и нежный одновременно, динамичный, напрочь лишенный часто привечаемой фестивалями монотонности фильм Мещаниновой, сорежиссера сериала «Школа» и автора документальных картин «Гербарий», «Охота за ворота», «Хуй Хуй» (последняя — о группировке «Ленинград» и ее фанатах), по всем признакам должен оказаться в лидерах Роттердама. Слово автору.
СПочему большую часть объектов пришлось снимать в Перми?
Нет, не большую. Примерно пополам. Когда мы начали договариваться о съемках в Норильске, стало понятно, что нас никуда не пустят. К тому же Норильск — дорогой город. Дороже, чем Москва, по всему, хотя бы по продуктам. Только квартиры разве что не такие дорогие. Поэтому мы решили, что квартиры снимем в другом городе — какая разница? Но к ним подвязалось еще несколько объектов, которые нам просто не дали снять в Норильске. Это завод, аэропорт, порт. Владельцам завода сценарий сразу не понравился. Но решение об отказе они очень долго принимали, а пока они думали, администрация города разрешила нам снимать на улицах. Но завод в городе стоит выше, чем администрация, по иерархии, и на своих объектах они нам снимать в итоге запретили. А им принадлежит при этом почти все. Поэтому нам пришлось даже в сценарии что-то перекраивать.
СТрубы же ты сняла— и фильм начинается с очень эффектной сцены, в которой Дмитрий Кубасов стоит на трубах под фонтаном из химических отходов.
Трубы там везде. И озеро, и берег, на которые они выходят, заводу не принадлежат. Завод сливает туда техническую воду, но территория эта не закрытая.
СКак эти трубы возникли в тексте? Герои постоянно возвращаются к ним. Это же такое особое место, как в «Сталкере» Тарковского или «Мишени» Зельдовича. Оно облучает, но оно притягивает к себе. Ты такой смысл вкладывала в это?
Они никакого вреда не приносят. И двойного дна в этом нет. Да, мы специально зациклили и сделали начало и конец в одном и том же месте. Но при этом это озеро — то место, где все проводят выходные. Если люди хотят по-быстрому сходить на шашлык, они идут туда, на эти трубы и на это озеро. Летом вообще мало людей в Норильске, все стараются уехать по возможности. А кто остается — находятся все время у воды, купаются. Просто мы приехали снимать тогда, когда хорошая погода кончилась и людей уже не было. А как только становится плюс пятнадцать, тут же появляются люди.
СА Кубасов правда стоял под фонтаном из отходов?
Да, ему пришлось. Было еще очень холодно к тому же. Съемочный период у нас выпал на август, который уже близок к местной зиме. В это время там такая погода, которая стоит в Москве в октябре. Из трубы, правда, лилась теплая вода. Вообще в сценарии фильм начинался по-другому. Там Света (одна из двух главных героинь. — Прим. ред.), вся такая крутая, расстреливала из пневматического ружья бутылки. Мы вместе с Любой Мульменко, драматургом, придумали. Потом мне это разонравилось, и я подумала, что фильм должен открываться с уезжающего из Норильска человека, стоящего на трубе и фотографирующегося на память. Кубасов согласился.
СБыла ли ты заворожена остатками сталинского ампира в Норильске?
На центральной улице города — сталинские дома. Выкрашенные при этом в яркие цвета, чтобы местным жителям не было грустно. Это единственная улица, где эти дома находятся. Если податься влево или вправо, там уже такого нет. Там просто страшно. В Норильске такой климат, что дома не держатся на фундаменте из-за вечной мерзлоты. Первые дома, которые были построены на фундаменте, разрушились после первой же зимы. Теперь используют только сваи. Но все равно они обрушаются, и дома строят заново. И людей постоянно переселяют.
СДля тебя это личная история — ты тоже хотела вырваться из родного Краснодара. Ассоциируешь себя с кем-то из истории?
Я шла от себя, конечно, от того, что со мной происходило. Прямым цитированием это не назовешь, но какие-то отсылки к себе я все время даю. Причем в обеих героинях: и в Наде, и в Свете. Мне Надя абсолютно понятна. У меня тоже был период в жизни отчаянного поиска любви через секс. Это было страшно. Все эти люди в фильме мне очень хорошо знакомы в реальности. Они существуют на экране не придуманные, а откуда-то списанные.
СВ фильме задействованы неизвестные актеры. Это был намеренный ход?
Все равно нам этого не удалось. Сергей Удовик, например, актер известный. Мы не могли найти среди актеров в возрасте 50 лет хорошего и незасвеченного. Они все испорчены сериалами. Расшатать их невозможно было, но Удовик оказался хорошим. Мы кастинг вообще год проводили. Имели такую возможность. Я могла долго выбирать, много раз вызывать актеров на пробы. Я прежде всего смотрела, насколько они умеют импровизировать, искала таких, которые не были бы закомплексованы. Мне нужно, чтобы они могли говорить и играть от себя. В случае Степы — моего мужа — роль я писала под него. Мне нравится мой муж как актер. В случае Нади я тоже сразу думала про дебютантку Полину Шанину. Про остальных я ничего не знала. Все остальные просто приходили на кастинг. Были и ошибки.
ССаундтрек в фильме играет важную роль. Он не заметен, состоит целиком из русских треков, но очень много говорит о персонажах, вообще работает на саму историю. Как он собирался?
Мы сразу отталкивались от того, какая музыка может звучать в кадре — ну, помимо финальной. От иностранных песен мы сразу решили отказаться из-за прав. Шнурова у нас все слушали и пели на съемочной площадке. То, что Шнуров в итоге у нас звучит на саундтреке — органичный переход. Момент, когда герои поют «Я так люблю, когда большой и толстый х*й во мне», снял на самом деле Кубасов на фотоаппарат, когда съемочная группа ехала из тундры со смены. Они действительно эту песню слушали и напевали. В кадре при этом мелькали спальные многоэтажки Норильска. То есть в машине сидели те же актеры, и как персонажи, пьяные, орали эту песню что есть силы. А когда у нас на монтаже, которым занимался все тот же Кубасов, не хватило перехода от шашлыков к сауне, этот эпизод очень пригодился. Кубасов этот кусок случайно нашел и вручил мне со словами: «Смотри, я тут наснимал всякого говна, может, что-нибудь пригодится». Таких случайно снятых моментов в фильме два.
СВ фильме звучит еще одна песня Шнурова, с которым, я так понимаю, ты вообще дружишь еще с того момента, когда ты сняла о его фанатах документальный фильм «Хуй Хуй». Звучит она в кульминационный момент картины.
У обеих героинь случается истерика. У одной, Светы, — что вместо нее на солнышко едет другая, да еще и п*здой торговать. У второй, Нади, — своя истерика по поводу отъезда ее мужчины, своя внутренняя черная дыра. По правилам драматургии кульминация, когда одна из героинь тонет в озере. Но пик в тундре под песню Шнурова мне был тоже важен. То, как они эту песню поют, было придумано во время съемок. В тексте сценария было более пошло: Надя просыпалась с надписью вокруг рта «Писькин домик», и все начинали над ней издеваться. Но понятно стало, что это плохо. Не мое кино. Что это кто-то другой снимал, такой жесткий.
СНадежда у тебя в фильме тонет в озере.
Метафоры я не люблю подобные. Надю зовут Надей, потому что была такая знакомая у меня — Надя 911. Я просто позаимствовала ее имя. Потом еще выяснилось, что в Норильске есть комбинат под названием «Надежда». Мы даже написали такую сцену, в которой отец Наде говорит, что назвал ее в честь этого комбината. Она потом в фильм не вошла. Но вот утопили надежду — я бы не стала такими метафорами рассуждать.
СВопрос уехать — насколько он вообще связан с социальной стороной жизни? Из провинции люди хотят в столицу. Из столицы — за границу. Весь мир постоянно находится в движении.
Ну, это был не просто каприз. Я, например, хотела уехать из Краснодара. Меня там страшно за*бали все. Я не могла никого там выносить. Среда ужасно бесила. При этом это город, отлично созданный для жизни, в отличие от Норильска. У меня была прекрасная работа и благополучная со всех позиций жизнь. Мне не хватало одного — мне там было тесно и неприятно. Я хотела большего и уехала. Тут история другая. В Норильске правда жить нельзя. Он губит все живое. Там деревья не растут. Люди живут, детей рожают, а там каждые 20 минут на город идет газ. Я там снимала беременная и думала, что сдохну. От газа этого спасает только противогаз. И ты всем этим каждый день дышишь. Такой климат делает с твоей физической оболочкой необратимые изменения. Там люди долго не живут, там даже стариков нет. Это реально страшная вещь, о которой все умалчивают. При этом жизнь людей там принадлежит заводу. Завод людьми управляет. Дает соцпакет, платит 30 тысяч рублей в месяц, помогает в покупке квартиры, возит на море раз в два года. Завод специально якорит людей в городе. Поэтому люди себе кажутся настолько ничтожно маленькими, что даже не могут осмелиться поехать куда-нибудь и начать новую жизнь. У них ощущение, что они рождены для завода. На объективный анализ я, конечно, не претендую, это чисто мои ощущения от города.
СПри этом обо всем этом в фильме не говорится. Это все идет фоном. Не хотела превращать кино в агитку?
Мне хотелось от этого удержаться, да. Не педалировать все эти темы. Мы остались в рамках кино про человека и его экзистенциальную драму. А про город говорить не стали. Хотя для чувствительного человека, который не только очевидные вещи считывает, но и ощущает пространство внутри фильма — это все должно быть понятно. Потому что мы показываем влияние города на героев через построение кадра. Я вообще не хотела, чтобы возникало ощущение: все объяснили и все показали. Это не должно было быть похоже на заметку. Я хотела, чтобы зритель сам что-то свое еще додумал. Или, например, забил слово «Норильск» в гугле и увидел, какой там пи*ц.
