Такие люди, как Филип Сеймур Хоффман, должны умирать иначе. В самой беспредельной комедии прошлого века, «Голом пистолете», лейтенант Фрэнк Дребин (в исполнении тоже уже покойного Лесли Нильсена) рассуждал о героической смерти — мол, упасть на рога лапландскому оленю, это да! Смерть от наркотического передоза не такая экзотическая, но тоже не без романтического ореола «жить быстро, умереть молодым». Так уходят рок-идолы. Обычные люди, как правило, нет. Вот и в новейшей, вполне мейнстримовой комедии «Этот неловкий момент» герой Зака Эфрона фантазирует, как прервет наступившую старость: сядет в отреставрированный «Ягуар», закинется кислотой и на полной скорости врежется в разделительный столб. И натыкается на трезвое возражение подружки: в маразме ты перепутаешь кислоту со слабительным, въедешь в столб, обмочишься и кончишь дни в доме престарелых.
Любая не склонная к шарлатанству гадалка напророчила бы Филипу Сеймуру Хоффману, успешному актеру, игравшему второплановые роли в голливудских и главные — в независимых фильмах, примерному семьянину и отцу троих детей, мирное и спокойное окончание дней в какой-нибудь комфортабельной богадельне. Однако вышло иначе — он умер от героиновой передозировки, немного не вписавшись в канон «fast live die young»: дотянул до сорока шести и не был рок-идолом. Напротив, он был одним из самых некрасивых, вопиюще антисексуальных актеров наших дней — одышливый и рыхлый, с похожим на опару телом, бледной веснушчатой кожей.
При этом любили его рок-идолам на зависть — фейсбучная лента моих товарищей со вчерашнего дня вся пестрит фотографиями Хоффмана. Потому что любить его было легко — за то, что не стеснялся быть естественным, а значит, уже не таким безобразным. За острый и живой взгляд из под белёсых ресниц. За выдающийся актерский дар, позволявший ему быть непохожим, оставаясь узнаваемым. За радикализм ролей. Среди них и порочный обладатель комичного фальцета, почти влюбившийся в убийцу-смертника Трумэн Капоте в принесшей Филипу Сеймуру «Оскар» кинобиографии «Капоте». И то ли основатель сайентологической церкви, то ли — по версии самых отпетых поклонников фильма — сам князь тьмы в «Мастере».
Кстати, для Пола Томаса Андерсона Хоффман был почти талисманом — он играл почти во всех (исключение — «Нефть») его фильмах. Этот внимательный к американским идолам режиссер чувствовал бурную энергию, скрывавшуюся под оболочкой самой заурядной внешности. Энергию, которой рок-звезды взрывают стадионы. Уже после смерти выйдут новые «Голодные игры», где у Хофмана вполне рок-н-ролльная роль — мастера-церемониймейстера революции, вплоть до самого финала второй части франшизы прикидывавшегося этаким луноликим собратом Константина Эрнста — телевизионным слугой кровавого режима. В следующей серии он покажет иную сторону своего героя Плутарха Хэвенсби: актер успел сняться в большинстве своих сцен, так что премьере «Голодных игр» ничего не угрожает.
Хоффман умер еще и удивительно несовременной смертью. В распускающиеся психоделическими цветами 1970-е никто бы не удивился, даже в 1990-е всё выглядело бы ОК — тогда в меню московского клуба «Рай» входили кокаиновые дорожки, ими же московские тусовщики расплачивались с таксистами («Путин все прекратил», — досадливо вспоминал на днях один ветеран частного извоза, проезжая мимо кислой «Солянки»), а маркером американского богемного десятилетия стала смерть Ривера Феникса на пороге бара «Гадюшник» (Viper Room). Сегодня, когда в Америке не найти ни единого бара, где можно выкурить обычную, никотиновую сигарету, а в России — ни одного магазина, торгующего алкоголем после одиннадцати вечера, овердоз — нонсенс; как говорил после выстрела Гедды Габлер типичный представитель «приличного общества», ибсеновский асессор Бракк, «ведь так не делают!». Хоффман сделал, не заботясь о мнении благонравных кликуш. Большой актер.
Больше всего меня удручает в этой истории та небрежность, с которой он обошелся со своим редким даром. Актеров подобной пластичности ведь буквально по пальцам пересчитать. Зачем наркота? Почему ему водку не пить или бы не выбрать другой, менее рискованнй род забытья, если уж так оно нужно? Большая потеря, в которой не хотелось бы видеть закономерность.
Эту реплику поддерживают: Мария Генкина, Андрей Шухов