Я честно полезла изучать, что думают про счастье великие умы, и в очередной раз пришла к неоригинальному выводу, что от ума, как заметил один из наших собственных великих, одно только горе.

Канонизированный знаток душ человеческих Зигмунд Фрейд, например, считал, что «задача сделать человека счастливым не входила в план сотворения мира». И это автор объемистого труда, разъяснившего миру, что именно надо сделать в первые три года жизни ребенка для его сбалансированного развития! 

Все остальные, почти по Фрейду, описывают либо то, чего им больше всего не хватает, либо то, что у них лучше всего получилось. 

Сразу двум великим — Альберту Швейцеру и Эрнесту Хемингуэю — разные источники приписывают высказывание: «Счастье — это хорошее здоровье и плохая память». И пошутили хорошо, и сразу все понятно — ну кто ж не согласится. И тут же закрадывается мыслишка: откуда такая меткость восприятия? Что, у них было с точностью до наоборот? Шутники-экзистенциалисты.

«Большинство людей счастливы настолько, насколько они решили быть счастливыми», — сказал Авраам Линкольн. Он-то преуспел в своих задумках, вот и описал все как есть. Реалист. Лев Николаевич тоже порадовал: «Счастлив тот, кто счастлив у себя дома». Сам он, правда, из дома сбежал, как известно.

Французский моралист Франсуа Ларошфуко угнетает своими пессимистическими взглядами: «Человек никогда не бывает так несчастлив, как ему кажется, или так счастлив, как ему хочется», «Нас мучит не столько жажда счастья, сколько желание прослыть счастливцами», «Человек, понимающий, какие несчастья могли бы обрушиться на него, тем самым уже до некоторой степени счастлив». А ведь все у этого красавца вельможи в жизни было. Меж тем от его фраз о счастье сразу хочется сесть на антидепрессанты.

С ним перекликается другой великий француз, Монтень: «Если бы человек хотел быть только счастливым, это было бы легко, но всякий хочет быть счастливее других, а это почти всегда очень трудно, ибо мы обыкновенно считаем других счастливее, чем они есть на самом деле».

Лучше уж почитать «Историю моей жизни» Хелен Келлер, слепоглухой женщины, умудрившейся стать писательницей и общественным деятелем. «Когда одна дверь счастья закрывается, открывается другая; но мы часто не замечаем ее, уставившись взглядом в закрытую дверь», — писала эта удивительная оптимистка. Ее пример подтверждает распространенную, в принципе, теорию о том, что счастье приходит прежде всего в борьбе. Правда, мысль о том, как она жила, все-таки ужасает.

Пифагор удивил близостью то ли к буддизму, то ли к нью-эйдж: «Не гоняйся за счастьем: оно всегда находится в тебе самом». Немецкий ученый Александр фон Гумбольдт предположил, что «наше счастье зависит в большей степени от того, как мы встречаем события нашей жизни, чем от природы самих событий». Тоже очень созвучно с тезисами тренингов по самосовершенствованию. Туда же ведет мысль проповедовавшего стоицизм вольноотпущенного римского раба Эпиктета: «Существует только один путь к счастью — перестать беспокоиться о вещах, которые не подвластны нашей воле». И Эразм Роттердамский туда же: «Счастье зависит от нашего мнения о вещах». Философы.

На фразу Канта «Мораль есть учение не о том, как мы должны сделать себя счастливыми, а о том, как мы должны стать достойными счастья» очень хочется ответить словами завтракавшего с «беспокойным стариком Иммануилом» Воланда: «Вы профессор, воля ваша... Оно, может, и умно, но больно непонятно».

Набор сентенций оказался бы неполон без восточной двойственности Лао-цзы: «О несчастье! Оно является опорой счастья. О счастье! В нем заключено несчастье. Кто знает их границы? Они не имеют постоянства». Загадочная китайская душа.

Мне лично из великих ближе всего оказался французский мыслитель Люк Вовенарг: «Человек счастлив, лишь когда он на своем месте». Правда, как найти свое место, он все равно не сказал.

Остается, похоже, только руководствоваться советом нашего мифического соотечественника: «Хочешь быть счастливым — будь им».