Возвращенный рай. Репортаж из лагеря «Артек»
Такси, сворачивая с трассы, въезжает за железные ворота; решетка захлопывается — мы в «Артеке». В мифологической структуре СССР здесь располагался рай.
Описание рая, подобно мильтоновскому, уместилось бы в десяти книгах: девяносто лет истории, семь километров морского берега, двести двадцать гектар земли, отнятой у аристократов, — курорт Суук-Су предназначался богатым бездельникам, а стал лагерем тружеников, глянцевой стороной, «орлом» двуликой советской лагерной системы. 13 октября 1923 года был официально образован Соловецкий лагерь, будущий ГУЛАГ. Ровно через год, 5 ноября 1924 года, в Крыму заложили «Артек».
Пока в кремлевском Пандемониуме от когтей чекистских демонов погибают писатели старого мира, Гайдар с сыном Тимуром объедаются здесь виноградом и сочиняют оды новому миру.
Маяковский, любуясь Медведь-горой, пишет здесь сценарии детских фильмов — через два года он выстрелит себе в грудь.
Родители идут по этапу, дети маршируют строем: те и другие с разной степенью комфорта учатся стирать собственную индивидуальность.
В послевоенные годы сюда, вкусить райских яблок и виноградин, залетали боги разных пантеонов — Клементина Черчилль, Джавахарлал Неру, Хо Ши Мин. Был Гагарин — провожали в полет. Последним героем, пожелавшим пионерской зорьке доброго утра, стала хорошенькая Саманта Смит. Вообразившая себя королем Матиушем, девочка отправилась в гости к дикому королю Бум-Друму — тот не только не съел, но показал всему миру: в СССР не едят людей.
Здесь же, в «Артеке», падшему вместе с самолетом ангелу высекли монумент из гранита, но это уже были предсмертные великодержавные судороги: система вскоре и сама пала, рассыпавшись в пыль. Осиротевшему «Артеку» ничего не оставалось, как стряхнуть эту звездную пыль — и стать обычным детским лагерем без особенных претензий.
Следующие двадцать три года украинской независимости рай стоял потерянным.
Потерянно бродили по нему скромные украинские президенты, не понимая, что делать с громоздким советским наследством. Дедушка умер, оставив пуленепробиваемый шкап весом в центнер. Использовать — дорого и невыгодно, сжечь — жалко. Кучма приехал и подарил шарманку. Ющенко, как настоящий демократ, приехал и не подарил ничего. Янукович начал строить медицинский корпус, но тут по Феодосийскому шоссе в Симферополь заехали на танках вежливые люди и подарили «Артеку» главное — надежду на возвращение в СССР.
На струящиеся по крымскому серпантину змейки черных лимузинов. На хрустальные вазы с фруктами и шоколадом «Аленка». На красные дорожки и черные обелиски. На то, что все снова будет как прежде.
В Крыму — сумбур, будто профессор Воланд вчера выступал в варьете.
Одурманенные крымчане панически боятся журналистов — им везде мерещится насмешливость Азазелло и глумливость черных котов.
Только «Артек» не боится ничего, потому, что здесь новый директор. Молодой, инициативный, готовый к труду и неудобным вопросам. «Нужно вернуть "Артек" в информационное поле, — говорит Алексей Каспржак чуть ли не вместо "здрасте", — вернуть доверие. Донести, что здесь хорошее море и вкусно кормят».
— Такой кабинет достался, — говорит задумчиво, глядя на портрет Путина на стене, — никогда прежде не видел такого количества портретов на один квадратный километр.
Каспржак — уже третий по счету начальник «Артека» за год. Два предыдущих испарялись подобно Степе Лиходееву, хотя были, по заверениям персонала, людьми достойными. Каспржак — не перекованный крымчанин, а специально приехавший россиянин; а значит, есть шанс, что он здесь задержится. Хотя бы на некоторое время.
— В этом здании жил Ким Чен Ир, — со сноровкой бывалого гида новый директор ведет экскурсию. Говорит, что хочет повесить мемориальные доски. И поменять таблички: сейчас они только на украинском, а будут — на украинском, русском и английском.
Едем к лагерю «Лазурный», на бывшую дачу Брежнева. Справа остов медицинского корпуса, последний подарок Януковича.
— Планируем достроить, — говорит энергичный директор.
Выясняю, что лагерей в «Артеке» всего десять. Этим летом работает пять — тому, разумеется, есть причина: бдительность Роспотребнадзора и противопожарная безопасность. Это украинским детям лишь бы где попало шины поджечь; российские — за лагерную дисциплину, сильную власть и противопожарную безопасность.
«Тут много всего обнаружилось, — Каспржак подтверждает мое предположение об отсутствии энтузиазма украинских властей относительно "Артека". — Можно было даже увидеть продажу пива на территории. Мы это быстро пресекли. Незаконно сдавалось жилье. Многие уже прописались в "Артеке". Видите, — показывает на стройку, — этот жилой массив продавался. В рекламном объявлении сообщалось: "триста метров до пляжа" — эти триста метров нужно было пройти через территорию лагеря. Прошлым летом в "Артеке" работали девять лагерей, но с конца ноября он стоял: недофинансирование. Наша задача, чтобы "Артек" работал круглый год. Чтобы здесь было от 35 тысяч детей. В прошлом году приехало двенадцать тысяч. В этом, за оставшиеся полгода, мы планируем принять от шести до восьми тысяч. Перебьем цифру прошлого года. Поэтому мы всех зовем. Объясняем, что здесь безопасно, вкусно и интересно. Поэтому принимали здесь депутатов, чтобы они всем рассказали. Мизулина, вот, приезжала».
Специально для Мизулиной прерываемся на анекдот. Президенты решили измерить уровень проституции и наркомании в своих странах. Летят над Францией, включают прибор — шестьдесят процентов. Летят над Америкой — пятьдесят процентов. Над СССР — всего сорок процентов. Победа. Пилот доверительно шепчет Горбачеву: «Думаете, легко было два часа над "Артеком" кружить?»
Спокойно — это всего лишь анекдот, и никаких умозаключений: в действительности «Артек» не был замечен в скандалах, но Елене Мизулиной еще предстоит покружить над «Артеком» с прибором, измеряющим нравственность.
Путевка в «Озерный» стоит сегодня 37 000 рублей. В «Морской», где условия лучше, — 60 000 рублей. «Оставили старую цену, просто перевели из гривен в рубли», — объясняет Каспржак. Шестьдесят тысяч — не копейки для родителя с любым достатком: хочется понимать, почему эти деньги стоит заплатить именно за «Артек».
Именно над этим сейчас ломают головы Каспржак и компания. Собираются осенью представлять Медведеву концепцию по развитию лагеря. С ответом на главный вопрос: зачем нам «Артек»?
«"Артек" силен местом, традициями и образовательной программой, — рассуждает вслух молодой менеджер, — надо сказать много доброго людям, которые здесь работали. Они сохраняли традиции, на которых основан "Артек": походы, инициации. Место все равно уникальное. Такой жизни, как здесь, и такой образовательной программы ребенок не найдет ни в одном другом месте».
Место действительно красивое. Размером с Монако. Монако при этом место тоже красивое: можно, например, отправить ребенка туда, в языковой лагерь — и он вернется домой говорящим по-французски.
Традиции — инициации, игры, кричалки, все эти нерушимые клятвы «артековец сегодня, артековец всегда» — кажутся мамонтовыми останками: сегодняшнее лабильное поколение настроено отнюдь не так задорно и романтично, как их гранитные предки семьдесят лет назад.
Образовательная программа — серьезный аргумент. Однако заявленный «высокий уровень» сегодня мало кому очевиден: теорема требует доказательств. Каспржак с упорством отличника решает задачки. Теперь в «Артеке», кроме туристического и, например, навигационного, есть телеотряд. Детям раздают камеры, учат снимать репортажи, публикуют снятое на странице «ВКонтакте».
Но — снова злая ирония: учиться журналистике в Крыму, когда за «неугодный» репортаж о Крыме российский закон предусматривает уголовное наказание сроком до пяти лет? Формула «из "Артека" на Соловки» в действии? Похоже на новый розыгрыш маэстро Воланда.
И, разумеется, главная потеря «Артека» — потеря международного статуса.
В прошлом году в «Артек» приезжали дети из пятидесяти стран. С тех пор как Крым стал островом, пришлось забыть об «интернациональной дружбе».
«Будут приезжать из Китая», — говорит Каспржак. Похоже на историю с газом: у китайских пионеров есть все шансы получить бесплатные путевки и еще мешочек золотых в придачу.
Никакую Саманту Смит сюда больше не пустят: нечего было ее правительству в Черном море натовские корабли расставлять. Не помоги вовремя человек на портрете, уже захватили бы «Артек» и кричали бы здесь свои американские кричалки.
«Я вам могу показать канадскую девочку! — и здесь не теряется Алексей. — Она живет в Дубае. Мама — русская, замужем за канадцем. Главное в билингвальной семье — сохранять язык. Этот ребенок сегодня здесь, в лагере "Хрустальный"».
Вместо русскоязычной канадской девочки из Дубая — у нее недоступен телефон — мне предъявляют трех ее товарищей по счастью. Шведского мальчика, должно быть, занесли в «Хрустальный» дикие гуси: он стесняется говорить по-русски и вскоре убегает. Девочки, живущие во Франции и Америке, говорят по-русски без акцента, однако заданный мной вопрос — как же родители отправили вас сюда, если против России введены санкции — стесняет уже взрослых.
«Нельзя задавать такие вопросы, — кричит представитель администрации лагеря, — дети, не отвечайте!» План Каспржака показать свободной прессе свободных иностранных детей в свободном «Артеке» проваливают его внутренне глубоко несвободные крымчане-подчиненные.
«Ну и пусть себе ползет, — слышу вопль из кустов, — может, он его жена». Мимо проносится отряд детей в клетчатых светло-серых рубашках.
«Еду на танке! Вижу корову! Здравствуй, корова!» Кричалка с упоминанием военной техники саднит напоминанием о сводках последних новостей. Возможно, я — будущий родитель-консерватор: в любой кричалке мне неизменно мерещится нечто первобытное, голдинговское. Кажется, что следом непременно вынесут Повелителя Мух на палке. Любой кричалке я, как родитель-консерватор, предпочла бы уроки французского.
В следующем году «Артек» празднует 90-летие. Осенью в лагеря войдут строители. Поставят туалеты в номерах, проведут вентиляцию.
Осенью правительство получит концепцию: в ней объяснят, зачем нам «Артек». Это бренд, символ эпохи. Как Гагарин. Как Мавзолей. Сегодняшняя российская ментальность никак не противится мысли о былом советском величии.
Парку Горького удалось догнать время велосипедными дорожками и вайфаем; здесь тоже непременно что-нибудь модернизируют.
И самый большой в мире Ленин-маяк воссияет лучом прожектора над гектарами детского счастья, озаряя возвращенному раю путь в неизменно светлое будущее.