Юрист инвестиционного фонда Hermitage умер в СИЗО
В изоляторе «Матросская тишина» скончался юрист фонда Hermitage Capital Management Сергей Магнитский, обвиняемый в махинациях с налогами инвестиционной компании
37-летний управляющий партнер аудиторской компании Firestone Duncan Магнитский был арестован в ноябре прошлого года. Его обвинили в содействии главе Hermitage Уильяму Браудеру при уклонении от уплаты налогов. В случае вынесения обвинительного приговора Магнитскому грозило до шести лет заключения.
Магнитский был помещен в Бутырскую тюрьму, откуда в минувший вторник его доставили в больницу СИЗО «Матросская тишина» с жалобами на острую боль в животе. Но врачи не смогли спасти его.
По данным Следственного комитета при прокуратуре, причиной смерти стала острая сердечно-сосудистая недостаточность. Адвокат Магнитского Дмитрий Харитонов утверждает, что его подзащитный умер от панкреонекроза: если это заболевание срочно не лечить, может произойти абсцесс поджелудочной железы.
В течение всего срока заключения юрист много раз официально жаловался на отсутствие медицинской помощи и на нечеловеческие условия содержания в Бутырской тюрьме, вплоть до отсутствия туалета, горячей воды и окон.
«Они держали его 11 месяцев, заставляя сфабриковать признание против Hermitage. Чем больше он отказывался, тем хуже становились условия содержания», — цитируют «Ведомости» слова управляющего партнера Firestone Duncan Джеймсона Файерстоуна.
Харитонов заявил «Коммерсанту», что смерть Магнитского стала следствием «абсолютного безразличия к судьбе больного человека». По его словам, отказывая Магнитскому в лечении, следствие выбивало из него показания на Уильяма Браудера. При этом пытавшие заключенного, говорит адвокат, знали о том, что Магнитский должен находиться под постоянным врачебным наблюдением, о чем свидетельствовали многочисленные жалобы самого больного и заключение врачей «Матросской тишины».
Адвокат уже подал заявление в Следственный комитет с просьбой возбудить уголовное дело в отношении начальника СИЗО «Матросская тишина» и персонала изолятора. По его мнению, они виновны в нарушении целого ряда статей Уголовного кодекса, таких как «халатность», «оставление в опасности» и «неоказание медицинской помощи».
Все это ужасно и говорит только о том, что у нас чудовищный провис в законодательстве и нам надо срочно его корректировать. Не должно быть никаких двояких или неоднозначных трактовок действительности. Это касается, в том числе, списка болезней и других причин для смягчения условий содержания заключенного. Я считаю, что и родственники, и компания Hermitage должны теперь судиться до конца: бездействие органов власти привело к смерти человека, и это не соотносится даже с предполагаемой мерой наказания. Совершенно ненормально, когда человека, совершившего ненасильственное преступление, могут содержать в камере предварительного заключения годами. Я понимаю, что есть аргументы в пользу этой меры: дескать, у преступника есть шансы уйти от правосудия, скрыться, уехать из страны и так далее. Но я считаю, что подобное заключение должно быть обусловлено крайними обстоятельствами: и эти обстоятельства должны, просто обязаны быть прописаны в законе. В данной истории я вижу прямые параллели с делом Сторчака, когда даже ходатайство вице-премьера никак не влияло на решение суда. Люди, как будто бы исполняющие волю правосудия, себя скомпрометировали. Нет никакого ощущения, что правосудие справедливо, и жить с этим чувством невозможно.
Все это ужасно и говорит только о том, что у нас чудовищный провис в законодательстве и нам надо срочно его корректировать. Не должно быть никаких двояких или неоднозначных трактовок действительности. Это касается, в том числе, списка болезней и других причин для смягчения условий содержания заключенного. Я считаю, что и родственники, и компания Hermitage должны теперь судиться до конца: бездействие органов власти привело к смерти человека, и это не соотносится даже с предполагаемой мерой наказания. Совершенно ненормально, когда человека, совершившего ненасильственное преступление, могут содержать в камере предварительного заключения годами. Я понимаю, что есть аргументы в пользу этой меры: дескать, у преступника есть шансы уйти от правосудия, скрыться, уехать из страны и так далее. Но я считаю, что подобное заключение должно быть обусловлено крайними обстоятельствами: и эти обстоятельства должны, просто обязаны быть прописаны в законе. В данной истории я вижу прямые параллели с делом Сторчака, когда даже ходатайство вице-премьера никак не влияло на решение суда. Люди, как будто бы исполняющие волю правосудия, себя скомпрометировали. Нет никакого ощущения, что правосудие справедливо, и жить с этим чувством невозможно.
Эту реплику поддерживают: