Вадим Рутковский: Секса в России снова нет — как и «Любви». Минкульт продолжает упражнения в цензуре

Стоит только подивиться (и посочувствовать) наивности компании Premium Film, рассчитывавшей выпустить в России «Любовь». Вспомнили бы судьбу «Клипа» или бедной собачки, которую сами прокатчики убрали из детской комедии, чтобы не смущать минкультовских чиновников. Посмотрели бы на этих чиновников: какой секс? Их же передергивает от всего живого, будь то первая жертва антиконституционной цензуры — мат, или некоторые анатомические органы (куда более, кстати, привлекательные, чем постные физиономии минкультовцев).

Я дал себе зарок по возможности не упоминать ставшее уже почти нарицательным имя нынешнего министра культуры, чей непрофессионализм и тотальное непонимание какой-бы то ни было культуры, кроме бюрократической, как минимум, утомителен. Мне у него, в конце концов, денег не клянчить и детей с ним не крестить, а то, что его терпят — матерятся, но терпят, наши часто вполне уважаемые деятели культуры, — их проблема (я тут минувшей весной черкнул текст о конфликте одного действительно прекрасного издания с Минкультом — тут же пошли звонки с просьбой текст убрать, и звонки эти были вовсе не из одиозного ведомства, а от людей, которых я так наивно хотел поддержать).

Народ тоже безмолствует; я понимаю, что народ — понятие абстрактное, но что-то я не слышал ни об одном случае возмущения фактом запрета. А ведь, казалось бы, взрослые люди (в России, напомню, самые абсурдные и непостижимые критерии возрастных ограничений, когда плашка «18+» лепится на каждой второй афише), должны сами выбирать, что смотреть и слушать, однако же мирятся с тем, что власть, избавившаяся даже от лицемерной советской маски «слуг народа», относится к гражданам как к глупым малым детям (пусть им хоть 18, хоть 60), и решает, что, вот, фильм Ноэ — ни-ни, не доросли, там сиськи-письки, которые еще хуже запрещенного в России «Правого сектора» и бранных слов, не приведи боже увидеть.

А фильм — изумительный и, кстати, по настроению трогательно старомодный, ни намека на подрывные или провокационные действия, только грусть и красота. Теперь остается только грусть. Любовь под запретом.